Прицельная дальность - Валетов Ян - Страница 18
- Предыдущая
- 18/24
- Следующая
— … она не приедет, и тебе не в кого будет стрелять.
— Ксюша, — повторил Савенко мягко. — Она приедет. Ты просто послушай меня, хорошо? Просто меня послушай, и сделай так, как я тебе скажу. В точности так, не иначе. От того, насколько внимательно ты меня послушаешь, очень многое зависит.
— Ты только не волнуйся, Сережа. Она пообещала, что все будет…
— Ксюша, — сказал Савенко, — не имеет ровным счетом никакого значения, что она тебе сказала. Слушай меня. Возьми охрану из офиса, там, у Петровича, есть пара ружей с разрешением, пусть прихватит. Он с людьми должен быть в машине, когда я перезвоню. Я постараюсь управиться быстро. Потом вы поедете туда, куда я скажу, и заберете детей. Ты будешь сидеть в машине. Там есть, кому работать. Все.
— Сережа…
— Прости, милая, — произнес Савенко, уже вдыхая пересохшими ноздрями горячий воздух Кандагара. — Я тебя очень люблю. Ты веришь мне? Да? Тогда просто сделай, то, что я сказал. Мне пора. Очень мало времени. Нам надо успеть.
Разговор закончился. Он сидел в темном коридоре пустующей квартиры, на грязном полу, прислонившись к стене. «Винторез» лежал у него на коленях, и Савенко поймал себя на том, что гладит оружие, как гладил бы кота, пригревшегося в ногах. Пора было подниматься и идти, тем более что для себя он все решил.
Он знал, что там, на площади, под все ещё жарким, вечерним солнцем, уже гудит и плещется между двумя подковами Площади Независимости человеческое море, щедро раскрашенное мазками оранжевого цвета.
И стоит посреди этого моря собранная из металлических конструкций и деревянных щитов огромная, раза в два больше, чем была осенью 2004 года, сцена, украшенная стилизованной подковой и надписью «ТАК!».
Мелькают красками огромные панорамные экраны—крылья, установленные возле сцены, гремят пронзительно музыкой черные кубы мощных колонок. И стекаются со всех сторон, заполняя Крещатик, и прилегающие улочки, как прорвавшая плотины вода, тысячи и тысячи людей. Люди стекаются слева, справа, сверху, заливая чашу Майдана, закипая водоворотами, там, где потоки скапливаются.
Толпа потеет, раскачивается в такт музыке, пьет воду и пиво, толпа ждет. На ее берегах, далеко от центра событий, выкипает на солнце бело-голубая и красная пена тех, которые даже сегодня, в этот светлый праздничный день были против. Они, конечно, не в чести. Бить их, по старой привычке к мирному разрешению конфликтов, не будут, но и ближе не подпустят, обозначив лояльность к инакомыслию.
Сцена огромна, как мавзолей. Она призвана вместить всех героев революции, которых с каждым днем становится все больше и больше: так же в свое время множились те, кто вместе с Лениным нес бревно на субботнике. У этого помоста есть перспективы роста — вплоть до бесконечности. Потому, что в этой стране может не хватать всего, и никогда нет недостатка только в одном — в героях.
А через полтора с лишним часа на эту сцену поднимутся главные действующие лица спектакля, характерные персонажи, персонажи второго плана, статисты и хор.
Здесь будет стремительно становящийся прижизненным памятником самому себе президент Плющенко.
Опьяненная абсолютной властью и местью до полной потери ориентации Регина Сергиенко.
Иезуитствующий Хоменко, внимательно, с прищуром оглядывающийся по сторонам.
Озлобленный, мрачный, но еще недобитый соратниками Хорошенко, так и не переставший бороться за пальму первенства, и не сменивший золото на фарфор.
Смотрящий на хозяйку по-собачьи преданным взором, вечный Санчо-Панса Пурчинов.
Беспощадный борец за доходы МПС и связи, главный физик и гонщик Красненко.
Но рядом с ними уже вряд ли будут стоять другие лидеры «оранжевых» событий — выброшенные за пределы властной когорты в никуда или ушедшие в игрушечную оппозицию, для которой мудрецы из СДПУ(о) так и не придумали лучшего лидера, чем уголовно наказанный Януковский.
И не будет там единственного порядочного человека во всей парламентской компании Холода, и юмориста-социалиста, ставшего смешным милиционером, громогласного Куценко. И миротворец поневоле, взвешенный и хитрый Житвин, давно уже озабочен своим электоратом, а не публичными выступлениями в обществе Плющенко.
Зато в заднем ряду, за спинами забронзовевших лидеров, станут те, кто хочет засветиться своей причастностью к власти, а их будет много: и членов Кабмина, и депутатов, и губернаторов, и партийных бонз с мест и местечек, заслуживших благословение за тяжкий и неустанный труд.
И совсем потерянным, с тоскливыми больными глазами, будет стоять в этой толпе украинский Орфей Славко Захарчук, до сих пор числящийся у Президента в помощниках.
И золотой голос Коноваленко будет разноситься над площадью и над всей страной по теле и радиоволнам: «Ще не вмерла…».
Толпа будет подпевать, размахивать флагами, привязанными к удилищам и скандировать: «Ре—ги—на! Ре—ги—на!» через каждые пять минут. И чуть реже, по старинке: «Плю-щен-ко! Плю-щен-ко!» Пиво будет холодным, вечер теплым, после митинга ожидается концерт, а это значит — праздник продолжается! А что еще надо народу, кроме продолжения праздника?
Савенко встал, ощущая, как болят закостеневшие суставы, спрятал телефон в нагрудный карман куртки, и аккуратно застегнул клапан на молнию.
Возле прикрытого потайного хода стали слышны голоса. Он скользнул в узкий лаз, подняв ствол винтовки вертикально, так, чтобы ненароком ничего не зацепить. Тяжелая потайная дверь провернулась вокруг оси, как старый турникет-вертушка в метро, только легко и беззвучно.
Они сидели в комнате слева. Там жужжали вентиляторы мониторов, окна были плотно зашторены, и работал кондиционер, отчего сигаретный дым выносило в коридор клубами.
Сергей замер слева от двери, ведущей в комнату, и на мгновение закрыл глаза, еще раз мысленно прокрутив свои действия перед внутренним взором. «Винторез» был худшим вариантом штурмового оружия из всех возможных, но другого варианта не было.
— Прости меня, Господи! — подумал Савенко, и плавно, с разворотом через левое плечо, скользнул вовнутрь, выставляя толстый ствол винтовки впереди себя.
Алекс сидел справа, полубоком и, почти сразу повернув голову в сторону Савенко, правильно оценил ситуацию, за пушку не схватился, и дергаться не стал. Лже-сантехник сидел в высоком кресле, спиной к Савенко и сам момент вторжения не видел.
В комнате работали несколько компьютеров, штук семь мониторов слежения, явно подключенных к кабельным сетям и любимый лэптоп Алекса, с которым тот никогда не расставался.
— Всем сидеть! — приказал Савенко тихонько.
Алекс осклабился, словно цепной пес учуявший вора, но устраивать цирк не стал, а вот напарник его, быстро глянув через плечо, попытался выстрелить из невесть откуда возникшего револьвера, но закончить разворот эффектным падением на пол, и стрельбой из положения лежа — не успел.
Промахнуться с такого расстояния было трудно даже полуслепому человеку, а Савенко на зрение не жаловался. «Винторез» чихнул еле слышно, и из кресла полетела набивка. Со звоном разлетелась дешевая фарфоровая чашка, стоявшая на столе. Сергей попал, куда целил, в правое плечо, но представить себе, что удар пули будет настолько силен, не мог. Лже-сантехника швырнуло на стол, словно от удара Леннокса Льюиса, кровь из простреленной руки обдала мелкими каплями мониторы, Савенко показалось, что от удара о край столешницы у напарника Алекса треснули ребра и, запрокидывая голову, как контуженый жеребец, он рухнул на пол. Зазвенела отстрелянная гильза. С грохотом проехал по паркетному полу выпавший из руки раненого револьвер.
— Ну, почему вы, Сергей Савельевич, — сказал Алекс, тоскливо глядя на упавшего лже-сантехника, — ничего не можете сделать так, как вам сказали? Обязательно надо все делать через жопу? Вбежали, выстрелили… Дальше-то что?
— Рот закрой, — попросил Савенко, кривя губы в нехорошей усмешке, — еще наговоришься!
Алекс опять посмотрел на лежащего без движения напарника и пожал плечами.
- Предыдущая
- 18/24
- Следующая
