Тайны затерянных звезд. Том 4 (СИ) - Кун Антон - Страница 39

Поэтому даже если Кори прямо сейчас, прямо на ходу, развернёт корабль и попытается влупить по торпеде из главного калибра — ничего не выйдет. На глаз, без системы наведения даже примерно понять, куда полетят заряды, не получится до тех пор, пока они не полетят. Да и после этого — тоже, слишком уж быстро они канут во тьму космоса. Поэтому даже чисто статистически сбить торпеду, пока она не подойдёт на опасное расстояние — что-то из разряда сказок. Впрочем, и после этого — тоже.

Торпеду невозможно обмануть, потому что она программируется прямо на корабле-носителе и в неё вносится не просто радарная сигнатура корабля, не просто его регистрационные знаки, на которые она ориентируется в том числе, но и изображение корабля, с которым торпеда обязательно будет сравнивать свою цель при помощи механизмов машинного зрения.

Защитные поля кораблей торпеде не страшны тоже, потому что ей, по сути, нет никакой разницы — рванёт она прямо на обшивке или метром в стороне от неё. Энергии всё равно выделится столько, что пополам порвёт даже крейсер.

Мы могли бы попробовать сбросить контрмеру, рассчитав её активацию так, чтобы торпеда влетела в получившееся облако уже в боеготовом состоянии и сдетонировала об него… Но у нас больше не было контрмер.

Ещё мы могли бы активировать форсаж и дать максимальное ускорение, рискуя поджарить дюзы и перегрузить двигатели, но получая хотя бы шанс того, что запас топлива в торпеде закончится раньше, чем она достигнет нас… Но наш двигательный блок лишён форсажной камеры.

Мозг лихорадочно искал новые способы противодействия, но не находил их. Любая система корабля, о какой бы я только ни подумал, никак не могла помочь в сложившейся ситуации. По крайней мере, не быстро. Не за то время, что торпеда успеет до нас добраться.

— Контакт… Пятьдесят секунд… — упавшим голосом произнёс Магнус, и в тишине кокпита это прозвучало как удар колокола на похоронах.

Пятьдесят секунд. Вот сколько нам осталось жить. Да, антиматериальная торпеда — это не самое быстрое оружие, тем более что мы со всех двигателей улетаем от неё, а она пытается нас догнать… С этой точки зрения пятьдесят секунд это даже будто бы много.

Но с точки зрения всей прожитой жизни — это исчезающе мало.

Вот же глупо получится, если мы все сейчас сгинем тут вместе с кораблём, который ничего не может противопоставить торпеде просто потому, что никто никогда всерьёз не рассматривал вариант, что эту самую торпеду на него не пожалеют! Тем более две!

Наверное, про мамашу капитан сказал зря…

Сорок пять секунд…

— Контакт с антиматериальной торпедой вызовет разрушения такой мощности, что функционирование всего корабля, а также членов экипажа моментально прекратится. — хладнокровно заметил Жи. — Предполагаю, что вы спросите, есть у меня какой-то план, поэтому сразу же отвечу — нет. Вероятность выживания во всех возможных вариантах развития событий не превышает два процента. Мы ничего не можем сделать.

Мы ничего не можем сделать…

Даже робот это признает.

— Два — это больше, чем ноль! — зло скривилась Кори. — Выкладывай!

Сорок секунд.

Мы ничего не можем сделать…

Примерно то же самое я говорил своим ребятам, когда мы обсуждали план разбежаться и притаиться до лучших времён. «Мы ничего не можем сделать», и мы ничего и не делали. Просто существовали в обществе, пытаясь заново вписаться в него, найти своё место или… Хоть какое-то место.

Просто умирали один за другим, пока не остался лишь только я.

Тридцать пять секунд.

Нет уж. Второй раз это не случится. Второй раз я не пойду на поводу у этого противного тянущего чувства беспомощности. «Мы ничего не можем сделать» — вот вы и не могите.

А я попробую.

Тридцать секунд.

Я развернулся и вышел с мостика даже раньше, чем Жи начал говорить. Вышел тихо, чтобы никто не заметил, но, как только оказался за дверью — побежал к своей каюте со всех ног. Так быстро, как только позволяло сцепление подошв с металлическим полом!

Двадцать пять секунд.

Бластер, который стал мне уже как родной, висел на стене. Я схватил его, смахнул со стола в карман запасную батарею, накинул на шею ремень и тут же выбежал обратно в коридор.

Но не для того, чтобы вернуться на мостик, нет. Теперь мой путь лежал к переходному шлюзу.

Пятнадцать секунд.

Я забежал в переходной шлюз как есть. Не было времени ни искать дыхательную маску, ни тем более надевать скафандр. Да и не нужны они были, по большому счету. Уж дыхания-то мне хватит, а всё остальное не так уж и важно. За оставшееся время негативные факторы космоса меня не убьют.

Десять секунд.

— Жи! — я обратился к роботу по комлинку. — Как только зафиксируешь закрытие внешней шлюзовой двери, отключи корабль! Полностью! Весь!

— Причина? — осведомился робот.

— Жи, выполняй! — буквально заорал мне в ухо капитан. — Без вопросов!

— Есть выполнять, — бесстрастно ответил робот.

— Кар, ты вообще где⁈ — обеспокоенно спросила Кори, но я не стал отвечать.

Незачем ей знать.

Я на мгновение прикрыл глаза, успокаивая разум и медленно выдохнул, удаляя из лёгких воздух, чтобы его мгновенное расширение при падении давления не разорвало лёгкие.

Пять секунд.

Внутренняя дверь с грохотом закрылась, и загудели насосы, выкачивающие из помещения воздух, и внешняя дверь открылась, являя моему взору черный бархат открытого космоса.

В теле моментально появилось уже знакомое ощущение, как будто меня распирает изнутри. Словно во мне больше газа, чем положено нормальному человеческому организму. В общем-то, так оно и было, ведь весь растворенный в клетках моего тела газ сейчас высвобождался в свободную форму из-за разницы давлений. Даже слюна на языке моментально начала шипеть и пузыриться. Кроме этого, придавило на уши, да так сильно, что аж до боли, но я изо всех сил старался не обращать на это внимания. У меня оставалось всего три секунды, и эти три секунды решали, умрут ли все на корабле или будут жить.

Но уже не факт, что все.

Я благоразумно стоял возле внешней двери, поэтому, когда она открылась, всё, что мне осталось сделать — это схватить плавающий рядом бластер, перевести его на режим стрельбы очередями, высунуть наружу и поплотнее прижать к покрытой выбоинами и царапинами обшивке корабля, направляя его в сторону двигателей. Обеими руками прижать, чтобы наверняка.

Две секунды.

Я щёлкнул кнопкой на прицеле бластера, и он переключился на пятикратное увеличение. Это было практически незаметно, ведь пейзажи космоса от этого никак не изменились, лишь в уголке прицела появилась красная точка, сообщающая о режиме увеличения.

Но самая главная разница заключалась в том, что я разглядел наконец приближающуюся к нам торпеду. Выкрашенная в цвета Администрации, она была единственной белой точкой на черноте космоса. Не светлой, не сияющей, как звезды, а именно белой, лишь отражающей чужой свет.

Одна секунда.

Точка торпеды увеличилась уже настолько, что начала вылезать за пределы прицельной марки. Ещё чуть-чуть, ещё пара мгновений — и она отбросит лепестки защитного кожуха, обнажая свою единственную уязвимую и при этом — парадоксально-смертоносную часть.

Но я этого не увижу. Банально слишком далеко для того, чтобы я смог даже с пятикратным увеличением разглядеть отлетающие прочь куски обшивки размером всего-то в локоть.

Поэтому я начал стрелять заранее. Зажал спуск и не отпускал его до тех пор, пока батарея не опустела. И всё это время благодарил законы физики за то, что благодаря им бластеры стреляют именно так, а никак иначе.

Не было никакого смысла пытаться прицельно попасть в торпеду — стандартный прицел бластера не предназначался для точной стрельбы на такие дистанции, и в режиме увеличения давал слишком много оптических погрешностей. К тому же, моё собственное состояние было далеко от идеального в таких-то условиях.

Поэтому всё, что я мог — это высадить батарею в сторону приближающейся смерти и надеяться, что такая плотность огня заставит хотя бы один заряд если не попасть в антиматериальное ядро, то хотя бы пролететь достаточно близко к нему для того, чтобы одна, всего одна молекула плазмы тоже была захвачена магнитной ловушкой торпеды.