Прятки для взрослых - Тамоников Александр Александрович - Страница 9

– Тебя, – спокойно произнес один из мужчин.

Ответ был неожиданным, и он заставил Штольца напрячься. Как это так – его? Почему – его? Кто они вообще такие, эти двое? Может, они какие-нибудь преступники? Или вражеские диверсанты? На дороге все может быть. Но, опять же, почему один из них сказал, что они ждут именно его, Штольца? Откуда они могут его знать? Или эти слова незнакомец сказал просто так, наобум? А может, он сказал их с другой целью? Допустим, чтобы напугать Штольца, вывести его из душевного равновесия? Но зачем? Штольц пошарил по кабине, и его рука сама собой нащупала увесистый гаечный ключ.

Тем временем мужчины подошли совсем близко – так близко, что при желании могли забраться в кабину или в кузов.

– Да ты не бойся, – ухмыляясь, сказал один из мужчин. – Ничего плохого мы тебе не сделаем. Просто у нас имеется к тебе разговор…

– Ко мне? – удивился Штольц.

– Ну, ты же Уве Штольц, не так ли? – по-прежнему ухмыляясь, ответил мужчина. – Работаешь на советской военной базе. Все правильно?

Штольц ничего не ответил, он растерянно молчал.

– Вот видишь, мы не ошиблись, – сказал мужчина. – Именно тебя мы и поджидали на дороге.

– Да, но… – начал было Штольц и в смятении умолк.

Да и в самом деле – как тут не растеряться? Эти двое ждали его? Допустим. Но как они могли знать, что он будет проезжать именно по этой дороге и именно в это время? Рейс-то его не то чтобы секретный, но ведь и разглашению он не подлежит. Потому что ездил Штольц по военным надобностям, а о таких рейсах на весь белый свет не трубят… А главное, что от Штольца нужно этим двоим?

– Мыслишь в правильном направлении, – сказал ухмыляющийся мужчина. – Те вопросы, которые ты задаешь сейчас сам себе, правильные. Что ж, мы готовы дать на них ответ. Но вот что… Скучно объясняться, когда ты в кабине, а мы стоим посреди дороги. А вот если мы все трое будем в кабине, тогда – другое дело. Тогда разговор пойдет веселее.

И, не дожидаясь позволения, мужчины уселись в кабину.

– Прими в сторонку, – сказал ухмыляющийся мужчина. – Чтобы не привлекать лишнего внимания.

– Мне надо спешить! – нервно ответил Штольц. – У меня график!

– Это нам известно, – сказал мужчина. – Но скажешь, что забарахлил мотор. Обычное дело, не так ли? Ну а если обычное, то тебе поверят.

– Что вам нужно? – скривился Штольц.

– Поговорить по душам, – ответил мужчина. Почему-то общался со Штольцем он один, тогда как его спутник молчал и лишь смотрел на Штольца пристальным немигающим взглядом.

– О чем? – Штольц скривился еще больше. – На какую тему?

– Положим, тема найдется, – ответил мужчина. – И это очень интересная тема. Перспективная. А главное, очень для тебя важная.

Штольц ничего не ответил, он ждал, что дальше скажет мужчина. И отчего-то у него на душе было муторно. Он боялся, но уже не этих двух незнакомцев, а предстоящего разговора. Отчего-то ему казалось, что этот разговор и впрямь будет для него жизненно важным. Это будет такой разговор, после которого ему придется сделать некий вывод или, может, принять некое решение… Жизненно важное решение, как и сам предстоящий разговор. И точно так и случилось, предчувствия Штольца не обманули.

– Привет тебе от твоих однополчан, – сказал мужчина.

– От каких однополчан? – похолодел Штольц.

– Известно, от каких, – ответил мужчина. – С которыми ты когда-то служил Гитлеру. Служил верно и преданно. Вот они-то и шлют тебе привет. Хотят знать, как ты устроился в новой жизни.

Штольц молчал, не зная, что ему ответить.

– А еще – привет тебе от родного деда, – сказал мужчина. – Да-да, того самого, который служил в Абвере. Переживает, понимаешь ли, за тебя дедушка. Все интересуется – как там мой любимый внук? Жив ли, служит ли новой власти так же преданно, как когда-то служил Адольфу? Ну, так что же передать дедушке? Говори, мы запомним твои слова.

– Вы ошибаетесь, – хрипло вымолвил Штольц. – Принимаете меня за кого-то другого. И деда у меня никакого нет…

– Ну, это не разговор! – Мужчина снова ухмыльнулся. – Эти слова ты будешь говорить Штази. Знаешь, что такое Штази? О, лучше с этой конторой не знакомиться!

Конечно, Штольц знал, что такое Штази. Так называлась служба безопасности ГДР – той самой страны, в которой он жил. Но почему этот мужчина заговорил о Штази? Причем тут Штази?

– Ты, конечно, сейчас думаешь, причем тут Штази, – проницательно заметил мужчина. – Ну как же… Если у нас с тобой не состоится разговор, то о том, кто ты на самом деле такой, узнают в Штази. Мы им об этом и расскажем. И не хотелось бы, а придется! – Мужчина театрально развел руками. – И попробуй там кого-то убедить в том, что ты – не тот самый Уве Штольц, а какой-то другой. Как ты думаешь, тебе поверят? Могу сразу сказать, что не поверят. И знаешь почему? Потому что мы предоставим Штази убедительные доказательства, что ты и есть тот самый Уве Штольц. Бывший фашист, у которого дед, к тому же, был высокопоставленным сотрудником Абвера. И который, между прочим, интересуется, жив ли ты и как поживаешь. То есть пытается наладить с тобой связь. Преступную связь по законам того государства, в котором ты живешь. Ну а что будет с тобой дальше – это ты можешь представить и без нашей подсказки.

Мужчина умолк, рассеянно глянул в окно, затем переглянулся со своим напарником и спросил:

– Так как же, состоится наш разговор по душам?

– Что вам нужно? – спросил Штольц. – Кто вы такие?

– Вторую часть вопроса отбросим как несущественную, – ответил мужчина. – Сосредоточимся на первой части. Итак, что нам нужно? А вот что нам нужно…

По сути, это была вербовка, и Штольц это понял почти сразу. Да и как не понять, когда мужчина говорил обо всем практически открытым текстом? Штольцу предлагали стать агентом иностранной разведки. Какой именно разведки? Американской – об этом ухмыляющийся мужчина намекнул довольно-таки прозрачно.

– Опасаться тебе нечего, – сказал мужчина Штольцу. – Потому что ничего этакого от тебя не потребуется. Тебе не нужно будет кого-то подслушивать, за кем-то подсматривать, вскрывать сейфы и фотографировать секретные документы, как это показывают в кино. Все это глупости, которые нам неинтересны. Ты будешь жить так же, как жил раньше. И ждать нашей команды.

– Какой команды? – не понял Штольц.

– Когда будет нужно, ты обо всем узнаешь. – Мужчина на миг перестал ухмыляться, и от этого его лицо изменилось до неузнаваемости – стало жестким, а может быть, даже жестоким. – Всему свое время. Сейчас главное в другом – чтобы ты согласился. Ну, так ты согласен? Вижу, что согласен. – Дурашливая ухмылка вновь возникла на лице мужчины. – Вот и молодец. К изменениям в жизни нужно относиться с легкостью. Тем более что и деваться тебе некуда. В конце концов, что такое наша жизнь? Игра, как поется в одной оперетке. Мы предлагаем тебе увлекательную игру. Будет, о чем вспомнить на старости лет.

Мужчина умолк и какое-то время испытующе смотрел на Штольца. Его напарник делал то же самое – наблюдал за поведением Штольца. Только разница была в том, что первый мужчина почти безостановочно говорил и при этом ухмылялся, а второй – смотрел молча и без всякой улыбки. Обычное, казалось бы, дело: один – говорит и ухмыляется, другой – молчит и хмурится, но отчего-то этот контраст действовал на Штольца угнетающе. Он никак не мог из-за этого обрести душевное равновесие и определиться, как ему себя вести. Он ощущал, что таким способом эти двое мужчин тянут его каждый в свою сторону и одновременно – подводят к какому-то общему, нужному им результату.

– Да, игра, – сказал наконец улыбающийся мужчина, в упор глядя на Штольца. – Забавная игра, и ничего больше… Так что – отчего бы и не поиграть? Тем более что для тебя это будет очень даже выгодная игра. Вот послушай, в чем твоя выгода…

И мужчина поведал Штольцу о выгодах: и о том, что ему ежемесячно на банковский счет в ФРГ будет ложиться круглая сумма, и о том, что после окончания этой самой игры он при желании вместе с семьей сможет переселиться в Западную Германию, где заживет замечательно. Там у него будут и деньги, и собственное жилье, а вот Штази там не будет, а значит, не будет и постоянного страха быть разоблаченным. И к тому же там он сможет встретиться и обняться с любимым дедом, которого не видел много лет.