Царь нигилистов 6 (СИ) - Волховский Олег - Страница 9

— Бывает, что умирают все дети в одной семье и мать вместе с ними.

— Даже корь смертельна? — удивился Саша.

— Да, и часто. Свинка не так опасна, Краснуха — тоже. В основном для дитя в утробе. Скарлатина гораздо хуже, умирает примерно каждый пятый.

Саша записал.

— Дифтерия, наверное, ещё смертоноснее, — предположил Саша.

— Умирает больше половины заболевших. От коклюша — четвёртая часть.

— Николай Иванович, если я чем-то таким заболею, сразу ставьте в подвале Зимнего сотню плошек с плесенью, — попросил Саша.

— От всего поможет?

— Нет. От скарлатины и коклюша должно помочь.

— Проверим, — улыбнулся Пирогов.

— На сколько доз у нас осталось киевского пенициллина? — поинтересовался Саша.

— Примерно на две.

— Понятно, — вздохнул Саша. — Придётся залезать в Петергофский запас, подвал Первого кадетского корпуса и коллекцию дяди Кости.

— Ростовцеву лучше.

— Надо довести до конца. Иначе болезнь вернётся, а мы останемся на бобах. Я за Николу-то волнуюсь.

— Там всё хорошо, — возразил Пирогов. — Ваш кузен выздоравливает.

— Значит, юный здоровый организм. Николе девять, а Ростовцеву под шестьдесят. Я бы ни рисковал. Думаю, мы всё изведём. Главное, чтобы хватило.

— Можно поставить плесень в клинике Первого сухопутоного госпиталя, — предложил профессор.

— В подвалах всех клиник. Я попытаюсь получить поддержку от папа́.

В среду Пирогов сказал, что Ростовцеву ещё немного лучше. И вечером прочитал Саше лекцию про тиф.

— Заболеваемость растет во время войн, — заметил Пирогов, описав симптомы и тот факт, что «тифус» бывает сыпной, брюшной и возвратный. — И часто является решающим фактором в победе: число жертв может превысить потери в сражениях. Так было в Тридцатилетней войне, Отечественной войне 1812 года, и в Крымской.

— Я знаю, — кивнул Саша, — тифозная вошь — известный ветеран всех войн на свете.

— Вошь? — переспросил Пирогов. — При чём тут вши?

— То есть тот факт, что тиф переносят вши, медицине неизвестен?

— Не-ет, — протянул академик.

И записал про вши в блокнот.

— И каковы современные представления о причине болезни? — спросил Саша.

— Миазмы. Тем более, что тиф возникает не только в периоды войн, но и среди беднейшего населения и рабочих бараках.

— Понятно, — хмыкнул Саша.

— Я употребил запрещённое вами слово «миазмы», — признался Пирогов. — Но вы спросили о современных представлениях.

— Всё абсолютно правильно. Я и хочу знать степень современного идиотизма.

Академик усмехнулся.

— Какая от него смертность? — спросил Саша.

— Примерно каждый пятый. Но были эпидемии. Примерно десять лет назад в Ирландии был неурожай картошки, что привело к голоду и эпидемии тифа. Ирландцы бежали в эмиграцию и везли с собой тиф. Первой жертвой стала Англия, где его стали называть «ирландской лихорадкой». Оттуда болезнь распространилась на Северную Америку, где унесла множество жизней. В Канаде тогда умерло около 20 тысяч человек.

Саша записал.

— Это не очень тяжело для вас, Ваше Высочество? — спросил лектор.

— Нисколько улыбнулся Саша. От тифа плесень тоже должна помочь.

В четверг Ростовцеву сделали последний укол из Киевской партии. Пирогов отчитался, что рана, оставшаяся от карбункула выглядит гораздо лучше, а пациента больше не тошнит и не лихорадит.

И прочитал лекцию о холере. Не забыв, конечно, про знаменитое исследование Джона Сноу.

Да, пожалуй, лекционный материал был тяжеловат. Саша начал понимать, в какой страшный мир попал. Риск умереть от банальной простуды он осознавал и раньше, но изложение академика добавляло красок и подробностей.

В тот же вечер Сашу позвали на семейный обед. Как выяснилось в Совете министров утром обсуждали статью Безобразова про аристократию и дворянство.

Это было даже обидно. Саша целую конституцию написал, и до неё не снизошёл ни Госсовет, ни Совет министров. Не воспринимают, гады, всерьёз!

Потом на Крестьянском комитете обсуждали запрещение обсуждать крестьянский вопрос на дворянских съездах, точнее адреса дворянства, просившего запрещение отменить.

Никто не отменил, конечно.

Саша и хотел бы возразить, но только вздохнул. Сколько можно говорить одно и то же!

— Я их не тронул, — сказал папа́. — Ни Безобразова, ни Унковского. В первом случае только уволили цензора, который это пропустил. Костя очень просил за сего сторонника гражданских свобод. Но твой дядя хоть понимает всю глупость статьи. В отличие от тебя. А Унковского только отрешили от должности Предводителя тверского дворянства.

— Отлично! — усмехнулся Саша. — У нас был один радикальный оппозиционер, а теперь вся Тверская губерния.

— Преувеличиваешь, — заметил папа́.

— Нисколько. Он же выборный был. Посмотрим, согласятся ли они его сменить.

— Ты в этом ничего не понимаешь!

— Возможно, — пожал плечами Саша. — Как дела у Якова Ивановича?

— Он сегодня впервые встал с постели.

— Второй Никола! — возмутился Саша. — Пусть лежит! Мог бы быть посерьёзнее в его возрасте! Впрочем, я же ничего не понимаю в медицине…

Царь вздохнул и, видимо, посчитал про себя до десяти.

— Ты просил прочитать тебе обзорные лекции, — сказал царь. — Я не возражаю.

— Хорошо, — кивнул Саша. — Только есть одна проблема.

— Да? — спросил царь.

— Пирогов отказывается брать с меня деньги.

— Ты с ним уже договорился?

— Предварительно. Если Ростовцев выздоровеет я бы хотел для Николая Ивановича какой-нибудь серьезной награды, а то меня совесть зажрёт.

— Да, конечно, — кивнул папа́. — Я же обещал!

Ростовцева Саша навестил в пятницу вечером. К этому времени выросла плесень в Петергофской лаборатории, из неё сделали одну дозу и осталось ещё на две.

Яков Иванович уже сидел в кресле за чайным столиком и выглядел вполне живым.

— Не хотите ли чаю, Ваше Императорское Высочество?

— Да, с удовольствием.

Было 18 декабря. Солнце село, и небо отливало красным, окрашивая розовым снег на Неве.

Слуга не без труда водрузил на стол медный самовар и поставил наверх заварочный чайник с пейзанками на боку. Разлил чай. Расставил вазочки с малиновым вареньем.

Аромат крепкого чая смешался с запахом малины и горящих углей.

— Я не знаю, как вас благодарить, Ваше Императорское Высочество! — сказал Ростовцев. — Вы спасли мне жизнь.

— Ещё не совсем, — сказал Саша. — Будьте осторожнее. Не простудитесь. И не я один. Я бы ничего не сделал без моей команды.

— Николай Иванович говорит, что пенициллин придумали вы.

— Да, идея моя, — кивнул Саша. — А отблагодарить меня просто. Яков Иванович, вы, когда собираетесь вернуться к работе в Редакционных комиссиях?

— Когда Николай Иванович позволит, но, видимо, уже после Рождества.

Да, до Рождества осталась неделя. Саша мысленно упрекнул себя за то, что не поставил производство стеклянных ёлочных шаров. Рождественские открытки от Крамского были готовы. Производство конфетти, серпантина, хлопушек и китайских фонариков начали ещё с начала декабря. И Солдатенков подключился в Москве. Так что Саша ожидал неплохой доход, несмотря на «банковый» кризис.

— Нужно отстоять там несколько положений, — сказал Саша. — Во-первых, крестьяне должны получить всю землю, которой пользовались до реформы. Никаких отрезков и отселения на худшие участки!

— Я тоже за это, — сказал Яков Иванович и отпил чаю. — Но отстоять будет трудно.

— Что поделаешь! Второе: свободный выход из общины с землёй. Просто по заявлению. Устному! Они же неграмотны все.

— Будет большое сопротивление. И мало поддержки. Большинство за сохранение общины.

— Я не обещал, что будет легко, — сказал Саша. — Пенициллин — это тоже непросто. В медицине большинство за миазмы. И значительная часть — за гомеопатию.