Царь нигилистов 6 (СИ) - Волховский Олег - Страница 11

— Более того! — усмехнулся Саша. — И бактерий тоже.

— И получается, — продолжил Никса, — что виды животных сотворил не Бог, а условия жизни. Точнее естественный отбор.

— Почему бы Творению не осуществляться в этом мире с помощью эволюции? — поинтересовался Саша.

— Не знаю, — засомневался Никса. — У Рождественского спрошу. В будущем эта книга популярна, да?

— Не то, чтобы популярна, но саму теорию проходят в школе. Хотя по-прежнему пытаются запретить. Но это смотрится вроде отрицания вращения Земли. Люди, сколько-нибудь образованные, крутят пальцем у виска.

24 декабря в Зимнем дворце была Рождественская ёлка. Точнее ёлки. По дереву на каждого великого князя и княжну Машеньку. Только бабинька на этот раз не командовала исконно немецким мероприятием, поскольку уехала на лечение в Европу. Так что справлялись отечественными силами.

Под Сашиной елью ожидаемо оказалась коллекция оружия: и холодного, и огнестрельного. Среди первого, кроме многочисленной кавказской продукции, катана от Никсы (за что отдельное спасибо). Среди второго: охотничье ружьё от Рихтера.

А также модель пароходофрегата и офицерский кортик от дяди Кости.

И куча всяких картин классического стиля.

Саша, было принялся, рассматривать оружие, но под ёлкой имелась отдельная коробка от папа́. Царь стоял рядом и наблюдал за процессом. Так что не ознакомиться с содержимым было совершенно невозможно.

Саша развязал синюю ленточку, развернул упаковку и открыл коробку. Она была заполнена бумагами. А поверх них лежала сафьяновая коробочка, шириной в ладонь. Саша нажал на замочек, и крышка открылась. Внутри на красной бархатной подложке лежал золотой крест, покрытый малиновой эмалью, а рядом: восьмиконечная звезда с чередующимися серебряными и четырьмя золотыми лучами, а в центре на чёрном поле — маленький золотой крест, а по кругу надпись: «Польза, честь и слава».

А под эмалевым крестом и звездой: трёхцветная орденская лента, шириной сантиметров в пять. На ней две крайние полосы чёрные, а средняя — красная.

Папа́ взял знаки ордена. Под ним обнаружился царский указ о награждении.

«Божиею милостию, Мы, Александр Вторый», — успел прочитал Саша.

Царь взял бумагу и небрежно отдал стоящему рядом Гогелю.

— Читай!

— «Император и Самодержец Всероссийский, царь Польский, Великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая, — продолжил Григорий Фёдорович, — Нашему штабс-капитану и возлюбленному сыну Великому князю Александру Александровичу в воздаяние гражданских заслуг по изобретению лекарства от воспаления лёгких и других смертельных болезней и спасению возлюбленного племянника Нашего Николая Константиновича и Нашего генерала от инфантерии Якова Ивановича Ростовцева, а также труды по учреждению воскресных школ и прочие заслуги перед Российской Империей, Всемилостивейше пожаловали Мы вас Указом 25 декабря 1859 года, Капитулу данным, Кавалером Императорского Ордена Нашего Святого Равноапостольного Князя Владимира второй степени».

Саша отметил про себя строку про воскресные школы. Отлично! Будет, чем размахивать, ежели что. Орден же дали!

Никса стоял рядом и смотрел с явной завистью, хотя орденов у него было раза в два больше, чем у Саши. Но все династические, данные при рождении, или подаренные европейскими монархами. И ни одного за заслуги. А Владимира просто так не дают.

Папа́ обнял. Мама́ обняла и поцеловала в щёку.

— А почему не первой? — поинтересовался Саша.

Царь хмыкнул.

— Сашка! Первой был у Суворова, — заметил Никса.

— А второй?

— Ну, например, у Державина, — вспомнил брат.

— Голову наклони, — сказал царь.

И надел ему на шею владимирский крест на орденской ленте. А потом приладил на грудь звезду.

— Спасибо! — с чувством сказал Саша. — Моя команда тоже не будет забыта?

— Не беспокойся, — кивнул царь. — Не забуду.

— Пирогов и Склифосовский — дворяне, — сказал Саша. — Но у меня есть Андреев из Вологодских мещан. Ему бы какой-нибудь орден, который даёт дворянство.

— Обдумаю, — пообещал папа́.

— И Заварыкин из крепостных, — добавил Саша. — И Баландин из купцов.

Царь вздохнул и перевёл разговор на другую тему.

— Яков Иванович рвался тебя поздравить, но я ему запретил.

— Правильно, — одобрил Саша. — Рано ему выезжать.

И отметил про себя, что про план крестьянской реформы из шести пунктов, который ему выкатил Саша на последней встрече, Яков Иванович, видимо, умолчал.

Под указом о награждении, лежала привилегия на печатную машинку, а под ней — привилегия на велосипед, а под ней — привилегия на проходной вагон, а под ней — привилегия на маркер, который получился из шариковой ручки.

И подо всем этим — указ об учреждении патентного ведомства. Точнее «Российского научно-технического общества» с правами патентного бюро.

— Вот это здорово! — сказал Саша. — Просто супер! На донаты?

— Будут деньги, — пообещал папа́. — Как только справимся с банковым кризисом.

Главой общества указ назначал Якоби, а в президиум: Ленца, Пирогова и Остроградского.

Саша сразу подумал о конфликте интересов, но решил не портить праздник.

Наконец гостей пригласили к Рождественскому столу. «Ну, первая звезда уже есть», — подумал Саша.

— Обмыть бы надо, — шепнул Саша Никсе, когда они сели за стол.

Папа́ тем не менее услышал.

— Сашка! Рано тебе ещё пьянки устраивать!

— Папа́! Ну, почему пьянка? Я бы просто пригласил друзей, мою команду, без которой я бы ничего не смог, поставил им Шампанское… они же все взрослые, все старше 16-ти лет. А я чисто символически полбокала.

Про водку он даже не решился заикаться.

Покосился на свою звезду. В диаметре сантиметров восемь. Ни в один гранёный стакан не влезет.

Как же они тут обходятся?

— Ладно, — смирился царь. — Когда?

— Завтра вечером… если можно.

— Хорошо. Сколько человек?

Саша начал загибать пальцы.

— Моя Петергофская лаборатория (пять человек), Пирогов, Склифосовский, Никса, Петя Кропоткин, гувернёры (Гогель и Зиновьев), Строганов, Рихтер… и ты с мама́. Четырнадцать человек.

Мама́ не совсем вписывалась в мероприятие по обмыву ордена, но не пригласить её было бы полным свинством. Без Гогеля, Зиновьева и Рихтера со Строгановым он бы тоже обошёлся, но это было никак невозможно. Видимо, они и есть непосредственное начальство?

В общем-то с политической точки зрения хорошо бы ещё пригласить Елену Павловну и дядю Костю. Но приглашение дяди Кости неминуемо влекло за собой приглашение тёти Санни, что было несколько лишне.

— Может быть, семнадцать, — задумчиво проговорил Саша, — Елена Павловна, дядя Костя и тётя Санни. Если конечно, в моём кабинете уместятся 17 человек…

— Я пришлю тебе вино из погребов, — сказал папа́.

И перевёл взгляд на Гогеля.

— Смотри, чтоб не перепились, Григорий Фёдорович. Сашке, чтоб не больше полбокала.

Мероприятие состоялось 26 декабря в восемь вечера. В праздничный день 25-го решили не устраивать, ибо был большой выход, и все устали.

А у дяди Кости была ёлка.

Были святки, то есть никто не учился, зато не мог отговориться занятостью. Правда работали магазины, ярмарки, Совет министров и Крестьянский комитет.

Перед тем был семейный обед у папа́, откуда часть публики перекочевала к Саше.

— А ты прав был, — заметил царь. — Тверское дворянство отказалось избирать нового предводителя.

— И что будете делать?

— Назначим от правительства.

— Это называется «сеять ветер».

— Многие считают, что я только и делаю, что сею бурю, — заметил царь.

— Неправы, — сказал Саша. — В основном, ты пытаешься её остановить. Но тут можно перестараться. Путь лучше крутит мельничные жернова, а не крыши сносит. Но для этого не надо создавать лишние перепады давления и температуры, чтобы не росла сила ветра.