Эффект искаженных желаний - Ефимова Юлия - Страница 4

– Нет, я не смогу, – ответила она глухо. Ей действительно было все это неинтересно, у Екатерины Соколовой рухнула жизнь, какая может быть встреча выпускников, когда все, конец.

– Как знаешь, – расстроилась Ира. – Если надумаешь, это мой телефон, я, между плочим, в олг комитете, и вообще, ты знаешь, кто там будет?

Видимо, собеседница еще не поняла, что Кате абсолютно безразличен состав встречи, и пыталась все еще ее заинтересовать.

– Знаешь, кто будет? – повторила она, держа интригу и пытаясь вывести Катю на разговор. – Сам Анатолий Стоянов, ты даже, насколько я помню, целовалась с ним.

– Я не приеду, – повторила равнодушно Катя, никак не среагировав на фамилию крутого одноклассника, уже давно ставшего легендой всего Хабаровска, хоть он и уехал оттуда, как и Катя пятнадцать лет назад, но его любили, им гордились. Екатерина видела его по телевизору, сначала он вел несколько топовых программ, а после и вовсе стал директором канала, но почему-то такой успешный человек никак не ассоциировался у нее с тем мальчиком, которого они прозвали Чуа-змея. Это был для нее какой-то другой человек и потому никакой ностальгии его образ не вызывал.

– Зля ты так, у тебя же мама здесь похоронена, вот ее бы навестила, навелное, сто лет не была на могиле, – сказала Ира печальным голосом. Видимо она решила использовать все аргументы разом. – Надумаешь – звони, я знаю, что ты квалтилу в Хабаловске плодала, так что можешь спокойно пожить у меня, я одна в холомах обитаю, мама с папой уже давно в Тай пелеблались, ближе к молю. Меня зовут, да вот не хочу я, скучно мне там. Моле, солнце и одиночество. Здесь у меня нет, нет да женихи какие появляются. Опять же подлуги, лабота, а там я себя пенсионелом чувствую. Только это, если все же поедешь, захвати свою часть калты. Ну ту, поняла, о чем я? Мы плидумали клевый квест! Калта как входной билет. Давай, жду, на вечелний самолет ты еще успеешь.

Катя на миг попыталась представить, как сейчас может выглядеть Ира Дивова, и не смогла. Слушая смешную речь, она почему-то по-прежнему представляла ее невысокой сбитой девушкой, глупой и очень инициативной, с ровным каре блекло-русых волос и круглым лицом. Даже тот факт, что у нее уже тогда были состоятельные родители, не менял ничего. Ирка была Улджи, по сути, и носила это прозвище, ничуть не смущаясь. Они тогда все брали себе имена индейцев, ведь они были стаей, а к Ирке оно приклеилось само, потому что означало «луна». Круглолицая луна.

– Ну же, Чепи, давай, будет клуто, – вновь послышались уговоры, и Ирка будто бы прочитав ее мысли назвала Катино прозвище, значившее «фея».

А она уже не фея, давно не фея, Катю уже пять лет как называют «отбитая».

– Прощай, – сказала Катя немного раздраженно и нажала на телефоне отбой. Забытое имя прозвучало как катализатор. Екатерина вдруг вспомнила все то, что, казалось, осталось в Хабаровске навсегда – и хорошее, и плохое. Она точно проснулась от своего московского кошмара, и мысли забегали в ее голове.

«Очень странно, что прошлое постучалось именно сейчас, в эту секунду, – подумала она. – А может быть, наоборот закономерно, может, это знак. Именно оттуда и пошли все мои неудачи. Видимо, не спас переезд в столицу и маниакальное желание все забыть. Даже не так, не помогло желание сделать вид, что все было не со мной, и это был лишь сон или плохой сериал по телевизору, который надо срочно выбросить из головы. Не получилось уговорить себя, что я не виновата в том, что Валька пропал. Оттуда все беды, там они начались, видимо, там и должны закончится».

Екатерина подошла к рюкзаку, который лежал тут же со всеми документами и старыми фотографиями – все, что у нее осталось, – и достала из бокового кармана смятые купюры. Вчера ей их сунул Дмитрий, некрасиво, немного брезгливо бросил в карман рюкзака, а у Кати просто не было ни физических, ни моральных сил, чтоб вернуть их ему.

Видимо, действительно в этой жизни все имеет смысл. Денег было немного, но хватало как раз на билет в Хабаровск, в один конец.

«Может быть, это судьба, – подумала Катя, – и мне нужно вернуться туда, где все началось, а высокие дома, в конце концов, есть везде».

Катя вытерла слезы, подхватила свой рюкзак и стала спускаться с крыши, так и не заметив, что кто-то очень пристально за ней наблюдает.

– На этом, Денис Михайлович, мы делаем вывод, – говорил начальник своим отвратительно хриплым голосом, – что именно вы своими непрофессиональными, я бы даже сказал, порочащими звание полицейского действиями послужили причиной произошедшему. Чтоб не бросать тень на товарищей, я настойчиво вам рекомендую написать рапорт. Я же со своей стороны попробую не выносить сор из избы, как говорится.

Он что-то еще говорил и говорил, но Денис его уже не слышал. Он вспоминал, как они участвовали с ребятами в спортивном ориентировании, и Денис лучше всех мог прочитать карту, а Валька… Валька смелся и хлопал друга по спине, обещая ему генеральские погоны. Вот уже пятнадцать лет как нет Вальки, а теперь и надежды на карьеру тоже нет. Вот так, пятнадцать лет упорного карьерного роста, и все псу под хвост. Так просто и так быстро летят в тартарары все надежды и мечты, все жертвы, что он положил к ногам своей службы в полиции. Не сложившиеся отношения, нерожденные дети, не отгулянные отпуска. Работа была всей его жизнью. Что же получается, все, финиш, вот так, в тридцать три года?

Эти воспоминания помогли ему унять злость, что подступала изнутри и была готова вырваться оттуда в любую минуту. Под эти грустные мысли он почти не заметил, как закончилось собрание.

– Слышь, Дэн, – догнал его в коридоре Иван, друг и коллега, с которым они не один пуд соли съели за последние десять лет в убойном отделе МУРа. – Ты не отчаивайся, отдохни, а я тут почву подготовлю, ты же не виноват ни в чем. Шеф перегнул палку, найду я все, вот увидишь, найду.

– Не переживай, я справлюсь, я же бизон, ты забыл? – ответил он, пытаясь не показать боль и раздражение, что стояли в горле, но, видимо, друг понял, и его взгляд в миг стал жалостливым.

Денис не мог больше это выдерживать и потому, не прощаясь быстрым шагом покинул МУР.

На улице светило летнее солнце, и счастливые туристы шли по улицам столицы, даже не подразумевая, как хреново сейчас капитану Денису Бизову по прозвищу Бизон.

Мобильный уже минут пять вибрировал в кармане, но Дэн не хотел его брать – опять очередной коллега, трусливо молчавший на собрании, будет фальшиво утешать его в трубку. К черту всех.

Решив скинуть вызов, Денис с удивлением обнаружил, что номер, который так долго его добивается, имеет код Хабаровска.

– Внимательно, – сказал он удивленно в трубку.

Ему даже стало интересно, кому это он понадобился там, на малой Родине, с которой его уже давно ничего не связывало. Они в принципе и так были чужими в том Дальневосточном регионе и проживали несколько лет лишь потому, что отец был военный, а они, как все знают, люди подневольные, и едут туда, куда посылает их Родина. После того, как Денис закончил одиннадцатый класс, отцу пришло очередное распределение, на этот раз в генштаб, и вот тогда, пятнадцать лет назад они всей семьей переехали в Москву, где, в общем-то, и родился Ден, и вовсе забыли про приютивший их на некоторое время город. Ни родственников, ни друзей у Дэна там не осталось, и звонить было некому. Именно поэтому он взял трубку – любопытство перевесило раздражение сегодняшнего дня.

– Денис, это ты? – спросил осторожно звонкий женский голос.

– Денис Михайлович, – поправил он на всякий случай собеседницу.

– Так уж и Михайлович, – захохотал голос в трубке. – Ну тогда Илина Юльевна Дивова тебя пливетствует. Напоминать, кто это, или сам сплавишься? Сегодня Соколова меня с тлудом плипомнила. А ты по-плежнему Бижики или изменил своему плозвищу?