Муля, не нервируй… Книга 2 (СИ) - Фонд А. - Страница 30

Глориозов был со мной абсолютно солидарен, он тоже считал, что спорить с классиками нам явно не стоит. А занавес пока подождёт. Поэтому торопливо разлил остатки коньяка по бокалам, и мы выпили.

— За обновлённый, отремонтированный театр! — провозгласил он.

— В котором так уютно будет Фаине Георгиевне! — поддержал тост я, мы чокнулись, выпили и я посоветовал, — пишите смету, Фёдор Сигизмундович. Только поспешите и передайте её завтра мне через Печкина.

Глориозов сверкнул довольным взглядом и буквально промурлыкал:

— А вы уж, Иммануил Модестович, будьте так добры, передайте, пожалуйста, Фаине Георгиевне, что первая репетиция «Красавца мужчины» будет уже в эту пятницу, в двенадцать. У неё роль Сосипатры Семёновны. И я прошу не опаздывать.

— А пробы когда? — на всякий случай уточнил я, а то знаю я этих театральных аферистов.

— Она утверждена на роль без проб, — улыбнулся Глориозов кроткой улыбкой канонизированного мученика, — великая же актриса, зачем эти пробы…

Домой я шел чуть ли не вприпрыжку. Да, я старался, конечно, не думать, как буду убеждать Козляткина, что основное финансирование нужно дать на театр Глориозова, да ещё в таком объеме. Но проблемы нужно решать по мере их поступления. Главное, я добился, чтобы Глориозов взял Фаину Георгиевну на одну из ведущих ролей.

Конечно, это не главная роль, но и не второстепенная (я путаюсь, как они там правильно называются, но, думаю, что она будет довольна).

Я шел и думал, как сейчас приду и как расскажу эту новость Фаине Георгиевне. И как она сильно обрадуется.

А в коммуналке я застал драку, и судьба Сосипатры Семёновны моментально вылетела у меня из головы.

— Я тебе все патлы повырываю! — визжала Зайка, уцепившись в волосы Нонны Душечки.

— Корова! — визжала рыжая.

— Бей её! — подзуживала подругу из-за угла Вера Алмазная, но в драку благоразумно предпочла не влезать.

Белла и Полина Харитоновна пытались разнять смутьянок, но тщетно: возраст и весовые категории брали своё.

Пока я соображал, как разнять дерущихся баб и не пострадать самому, как из комнаты вышла Ложкина и, ни слова не говоря, вылила на дерущихся таз воды.

— А-а-а-аа-а! — заверещала Зайка и отскочила в сторону.

— Ай! — и себе взвизгнула Нонна Душечка и отпрыгнула подальше.

— Чего орёте? — проворчала Ложкина, — люди с работы пришли. Устали. Отдыхать готовятся, а вы орёте!

— Зараза! Ты меня намочила! — заверещала Зайка. — Моя причёска! Я всё Софрону расскажу!

— Тебе что-то не нравится? — с тихой угрозой спросила Ложкина, не повышая голоса.

— Не нравится! — вызывающе вызверилась Зайка, пытаясь отжать волосы.

— Ну, раз не нравится, то уматывай отсюда, — сказала Ложкина, схватила Зайку за ухо и потащила к выходу из квартиры.

Я сперва удивился, как у относительно небольшой Ложкиной получилось справиться с более крупной и молодой Зайкой. Но потом понял, что бывшая надзирательница женской колонии из Севлага, просто взяла её на болевую.

Да уж.

Между тем Ложкина вернулась на кухню и исподлобья взглянула на всхлипывающую Нонну.

— А ты чего ноешь? — прошипела она, — а ну-ка быстро взяла тряпку в руки, и чтобы через две минуты тут было сухо!

Нонна была поумнее Зайки, так что сразу схватила половую тряпку и принялась вытирать лужу.

— Заодно и коридор можешь помыть, — добавила свои пять копеек злорадная Полина Харитоновна, чем получила от Нонны гневный взгляд.

Но при Ложкиной Нонна не посмела выёживаться и принялась обречённо мыть пол и на кухне, и в коридоре.

Иерархия в локальном женском сообществе была восстановлена. А на кухне воцарились мир и спокойствие.

Из комнаты выглянул Печкин и спросил:

— Что у вас там происходит, товарищи бабы?

— Да ничего уже, — прощебетала Ложкина. — Всё хорошо, Пётр Кузьмич. Теперь тихо будет! Нонна решила полы помыть, так мы советы даём.

— Варвара Карповна! У тебя же драники холодные! — пожаловался Печкин, — ну, куда это годится?

— Я сейчас разогрею! — залебезила Ложкина и унеслась в комнату греть капризному Печкину драники.

— Во как! — уважительно прокомментировала Полина Харитоновна и задумчиво покачала головой.

Я смотрел на это всё и понимал, что сейчас передо мной крупным нарывом назревает очередная задача, которую нужно будет решать, и то скоро. Насколько я всё правильно понял, то у Нонны получилось зацепить Софрона. И уже совсем скоро она выполнит свою часть сделки. А мне в ответ придётся сводить её с Жасминовым. Честно говоря, мне его было даже жаль. Так-то неплохой он мужик, хоть и с закидонами, присущими театрально-богемной среде.

И вот что делать?

А следующая задача ещё похлеще — что дальше делать с Музой? Ну, к примеру, получится у меня убрать отсюда Софрона. Предположим, так сказать. Но ведь Муза так и продолжит существовать на дистанции. И не факт, что свою мизерную зарплату и пенсию она так и будет отдавать всю ему. А сама будет голодать дальше и ходить в единственном перештопанном платье. А мне ведь нужно для неё разработать и внедрить «программу успеха». А как зарядить человека на успех, если он сам этого не хочет? Если он махнул на себя рукой? Существует ли такой рецепт?

Я уже перебирал варианты выхода из ситуации и так, и эдак, когда в дверь позвонили.

Звонки в нашей коммунальной квартире — это была система похлеще хитроумных шифров приснопамятного Джеймса Бонда. У каждого из жильцов было разное количество. У Беллы — один, у Музы — два… у Ложкиной — пять… и так далее. Хуже всего было Герасиму. У него было аж семь. Хотя с приходом Жасминова количество звонков увеличилось до восьми. И каждый раз, когда в дверь звонили, жизнь в коммуналке останавливалась, замирала, и все принимались считать, сколько раз позвонили в дверь.

В этот раз кто-то на систему наплевал самым преступным образом: на звонок нажали и не отпускали его долго-долго.

Поэтому никто не спешил открывать.

— Звонок же перегорит! — выглянула из комнаты Ложкина.

Нонна подпрыгнула и рванула к двери открывать (очевидно на неё произвело неизгладимое впечатление, как Ложкина разобралась с Зайкой).

В двери стоял участковый в форме.

Отодвинув Нонну в сторону, прямо по помытому полу он прошел на кухню, где собрались почти все, и сказал официальным строгим голосом:

— Присыпкин Софрон Васильевич здесь проживает?

— З-здесь, — растерянно сказала Полина Харитоновна и метнулась вызывать Музу. Остальные все притихли.

Она забарабанила в дверь, но Муза долго не открывала.

— В какой комнате он конкретно живёт? — задал вопрос участковый, что-то отмечая в папке с бумагами.

— Вы не представились, — ляпнул я, а все посмотрели на меня, как на придурка.

Чёрт, я и забыл, что в эти времена люди друг другу ещё верили. А недоверие считалось дурным тоном.

— Старший милиционер Смирнов, — отрекомендовался участковый, но желваки на скулах заходили туда-сюда, и он тут же мстительно поинтересовался, — ваши документы?

Пришлось идти в комнату за паспортом. Нарвался, блин.

Когда вернулся, на кухне уже была Муза. Она всхлипывала и что-то экспрессивно доказывала старшему милиционеру Смирнову, а тот записывал.

При виде меня, она встрепенулась:

— Муля! — вскликнула она, — ну, скажите вы ему! Софрон не такой! Он не мог!

— А что он сделал? — опять спросил я, прежде, чем подумать, но старший милиционер Смирнов уже закусил удила:

— Бубнов Иммануил Модестович, — подчёркнуто выразительно прочитал он, и моё не очень пролетарское имя ему явно не понравилось, потому что он неприязненно уточнил, — из семитов, что ли?

— Из русских, — ответил я, — выходцы из чухонских крестьян мы (на самом деле я точно не знал, но импровизировал).

— Ну-ну, — неприязненно сказал старший милиционер Смирнов, но паспорт вернул.

— Так что натворил Софрон? — спросил я под умоляющим взглядом Музы.