Фельдагент. Порох, шляпа, сапоги (СИ) - Абевега Михей - Страница 14

— Я просто не думал, что меня будут так досконально проверять. Но, если тебе угодно, я могу припомнить поточнее, как всё произошло.

— Уж будь любезен, — скорчил презрительную мину майор и выудил из папки какой-то исчирканный чернильными каракулями листок. — А я сравню с докладом коронеров, проверявших труп.

Я живо представил бойца, стрелявшего по аэросаням из винтовки. Воспоминания тут же нахлынули, передавая ощущения стрелка.

Он стоял левым боком вперёд, поэтому и удар от наезда в первую очередь пришёлся на эту сторону тела.

Колено, рёбра, рука. Винтовка во что-то уткнулась стволом и долбанула прикладом по правому плечу. Боец даже не пытался отпрыгнуть. Последними жёстко саданули по правой скуле и виску трубки каркасного кожуха, прикрывавшего винт. Это и лишило орка сознания на какое-то время.

Я детально пересказал увиденное комиссар-майору. Тот, сверившись с записями коронеров, убрал их обратно в папку и вытащил ещё один листок. Помахал им у меня перед носом:

— Тут твоё описание вражеского средства передвижения, названного тобою аэросанями. Даже если допустить, что ты увидел эту машину в своих видениях, откуда тебе известно название? И как узнал про несколько топливных камер сгорания?

— Название я сам придумал, — без стеснения соврал я. И пояснил: — Винт, как у аэростата, а полозья, как у саней. Вот само собой в голове и сложилось. А про несколько камер подумал, потому как очень уж быстро сани катились. Один поршень так сильно пропеллер вряд ли раскрутил бы.

— Уж больно подозрительна твоя догадливость, — как от лимона, кисло сморщился орк. — Читал я секретную докладную из управления разведки, в коем упоминаются подобные сани. И устройство двигателя там примерно так же описывается, — он задумчиво пригладил ладонью плешь на голове. — И, не подтверди ты свои способности медиума, я бы однозначно причислил тебя к вражеским лазутчикам. Однако сомнения мои не рассеяны полностью, — Златовик погрозил мне пальцем, — учти это, умник. В любой момент, усомнись я чуть больше, и мне будет в радость скрутить тебя в бараний рог. Всю правду по капле выдавлю, вместе с кровью. А пока опиши мне подробно убийцу часового и водителя саней.

Я рассказал ему то же, что и предбригадиру Перегоде.

— Что значит, не смог толком рассмотреть?! — возмутился Златовик. — Мы что, зря гнали сюда вездеход? Пять часов от самого Вулисограда! По холоду и грёбанной почти заснеженной дороге! Да у меня охрана чуть яйца не отморозила, пока в кузове тряслась!

— Но господин комиссар-майор, я же сказал, в обоих случаях лица преступников были скрыты. Убийца у ангара замотал лицо шарфом. А на водителе были лётный шлем и очки на пол-лица. Попробуй-ка их рассмотри.

— А ты напряги память, поручик, — зло процедил сквозь зубы орк. — Глядишь, и припомнишь какую из особых примет. На то ты и медиум, коли не врёшь.

Следующие пять или десять минут я посвятил тому, что, погрузившись в воспоминания, перематывал их взад-вперёд, фокусируя взгляд на мелькающих периодически перед взором фрагментах лиц.

— Не могу утверждать со стопроцентной вероятностью, господин комиссар-майор, но у убийцы часового, мне кажется, карие глаза. Но вот форма у них запоминающаяся, миндалевидная. Такую тут редко у кого увидишь. А у водителя саней небольшая ссадина справа над верхней губой.

— Кажется ему, — ворчливо проскрипел Златовик, делая пометки на листке. — Глаза зелёные, как у каждого пятого встречного-поперечного, и ссадина, которая скоро заживёт. Этого мало, поручик. Непростительно мало! Ладно, свободен пока. Иди ещё вспоминай. А я пока подумаю над твоим будущим. И молись, поручик, чтобы оно не вышло слишком коротким.

— Проходи, уважаемый. Садись, вон, поудобнее, — пухлощёкий бородач указал мне на стул с противоположного края своего стола.

Его лицо, словно резиновое, расплылось в наиширочайшей улыбке, излучающей максимальное радушие и всеобъемлющую любовь. Голос был густым, басистым, но сами звуки выходили нечёткими. Гном мало того, что здо́рово шепелявил из-за широкой щербины между передними зубами, так ещё и проглатывал окончания слов, произнося их очень невнятно. А ещё от него сильно пахло жареными колбасками, луком и перегаром. Видать, комиссар-поручик совсем недавно подкреплялся и одновременно грелся с мороза.

— Послушай, брат. Я ведь могу называть тебя братом? В твоих, вон, жилах гномья кровь течёт. Пусть не вся, но течёт. Клыки не в счёт, когда у тебя, вон, борода какая. Мы, значится, с тобой всё ж какие-никакие, а братья по крови.

Слова киногероя в исполнении Бодрова-младшего вертелись на языке. Но я, разумеется, и не подумал с самого начала обострять отношения с хитровывернутым гномом. Ну а как ещё я должен был воспринимать его? Актёр хренов. Меня теперь так просто не проведёшь.

Эмоциональный настрой господина Вдырко́, несмотря на активно демонстрируемое им благодушие, давил на меня злобой не менее чёрной и ядовитой, чем у комиссар-майора. Но тот хоть со мной откровенен был, сразу давая понять, насколько меня презирает.

Вот только свобода, обещанная мне плешивым орком, закончилась очень быстро, едва лишь начавшись. Сразу по выходу из мрачной допросной комнаты меня перехватила парочка рядовых тайногвардейцев и отконвоировала в противоположное крыло особняка. Как оказалось, теперь уже на приём к комиссар-поручику.

Тимона там не оказалось. Видимо, гном уже закончил его допрашивать.

На мгновение сердце ёкнуло обеспокоенно, но я решительно не поддался паническим мыслям. Убедил себя в том, что штабной особняк — это же не дремучий лес, а орк вовсе не такой товарищ, чтобы позволить себя скрутить по-тихому.

Тайногвардейцы пока что, хоть и держали нас под плотной опекой, но грубости не проявляли и вели себя с нами вполне корректно. Однако, попробуй они насесть на моего приятеля пожёстче, Тимон тихо-мирно не сдался бы, и я б обязательно услышал поднявшийся тарарам. Да и в допросной такого порядка не наблюдалось бы. Мой братец орк, если что, разнёс бы это помещение к чертям собачьим.

Так что беседу с господином Вдырко я начал, чувствуя себя вполне уверенно и спокойно, абсолютно трезво воспринимая устроенный гномом спектакль. Ярко залитая светом комната, удобный стул поближе к собеседнику и напускная слащавость во взгляде и словах бородача — всё это был лишь трюк, игра на контрасте. А мне оставалось лишь подыгрывать хитровану, изображая лопуха, попавшегося на грубый развод.

Я тоже скромно улыбнулся, сделав вид, что смущён таким тёплым приёмом.

— Вот что, брат, — продолжил гном, едва я уселся напротив него, весь превратившись во внимание, — мне очень нужна твоя помощь. Дела плохие творятся, куда, вон, не глянь. Враг обнаглел, бомбит с небес по нашим городам. Шлёт, вон, подкрепления волна за волной. Да ещё, вон, засылает своих лазутчиков прямиком к нам в тыл. Нам тяжело, брат, но, сам понимаешь, — Вдырко развёл руками и добавил в интонацию пафоса, — мы обязаны выстоять. Наши, вон, братья орки, по мудрому приказу славного кагана Тулиана, кладут жизни на священный алтарь всеобщей победы. И в то же время по нашей, значится, земле ходят гномы, что будут не против отдать родной, вон, край на растерзание ушастым выродкам.

Я, хмуря брови, согласно покачал головой.

— Есть гномы, чего уж скрывать, открыто воюющие против альянса на стороне эльфов, — печально вздохнул Вдырко. — Они живут в землях ушастых уже давно и видят только их правду, верят, значится, только их подлым наветам. И ещё, вон, есть лазутчики, засланные своими подлыми хозяевами сеять хаос в наших частях. Но есть гномы куда хуже. Они живут, вон, среди нас, мечтая о приходе чужаков. Они даже хуже каверзных шайсов из детских сказок. Тех, что разъедают души правильных гномов гнилыми, значится, обещаниями богатой жизни. Ты согласен, брат?

— Конечно, — поспешил я согласиться. — Только, господин комиссар-поручик, я не понимаю, для чего ты об этом рассказываешь мне?