Теперь я не Адвокат (СИ) - Карелин Сергей Витальевич - Страница 2

Как же поступить? Из оружия у них, вероятно, только ножи, а я последнее время без револьвера под 357-й «магнум» не хожу. Но стрелять не хочется. На выстрел, даже если всего лишь пугануть, прибежит полиция, и придется два часа писать бумаги. Демонстрация ствола на наркоманов впечатления не произведет, решат, что «травмат». Огнестрелы у людей редкость, их в магазинах не продают.

«Пошло все к черту», — подумал я, вернул обычное зрение, подошел к подъезду и скомандовал:

— Вылезайте, придурки!

Они догадались, что засада не удалась, и вышли.

Какие крупные ребята, однако. Что один, что второй. Выше меня и массивней. Молодые, лет по двадцать, но уже сидевшие в тюрьме — я это чувствую безо всякого «видения».

— Ты че такой дерзкий? — надменно прищурившись, спросил один.

— Подойди, скажу, — усмехнулся я.

Не подойти — значит, испугаться, и парень с наглой гримасой на физиономии зашагал ко мне. Но, не дойдя пару шагов, он получил левым боковым по челюсти и рухнул на землю.

А вот не надо быть самоуверенным.

Другой поначалу оторопел, но тут же пришел в себя, выхватил из кармана блеснувший сталью кастет и кинулся в драку.

Кастет — это хорошо. Если б нож, геройствовать я бы не стал и вытащил револьвер. А так…

Я пригнулся, и кастет пролетел у меня над головой. Грабитель по инерции развернулся ко мне боком и получил в этот самый бок апперкотом. Парень охнул и свалился ничком на землю.

Больно. Очень больно. Никакой возможности встать. Тело от удара по печени будто судорогой сводит.

Я наклонился к нему.

— Как звать тебя, мальчик?

Он молчал. Я пожал плечами и пнул его ногой в бедро — это тоже очень больно.

— Егор…

— С кем вы работаете?

Тут он по-настоящему испугался. Я заметил это даже в темноте. Промышляющие грабежами отдают часть денег «на общак». А если они этого не сделают, то с ними могут произойти нехорошие вещи.

Парень сообразил, что тот, чьим телефоном они хотели поживиться, не только умеет драться, но и разбирается в криминальном мире.

— С Енисеем… — пробормотал он.

Енисея я знал еще со времен работы в полиции. Отправили мы его на несколько лет в тюрьму за то, что он заказал поджог магазина, не захотевшего платить дань, но я остался с ним, как ни удивительно, в хороших отношениях.

Никаких обид — он делал свою работу, а я свою. Потом, уйдя в детективы, я разговаривал с Енисеем, когда искал одного пропавшего без вести, и мы быстро договорились.

Скорее всего, грабитель не врет. Не похоже по его физиономии.

Я вытащил револьвер и ткнул лежащего в лоб.

— Скажите спасибо, что я вас не перестрелял… А сейчас вы быстро свалите отсюда и, не дай бог, появитесь снова. И не вздумайте мне машину поцарапать. Морды у вас потом будут поцарапаны гораздо сильнее.

Я спрятал револьвер, подошел к двери подъезда и оглянулся. Грабители, еще нетвердо стоя на ногах, убегали со двора, периодически бросая испуганные взгляды в мою сторону.

…Подходя к двери, почему-то представил, что девчонка, с которой я жил, дома. Но, разумеется, это не так. Квартира пустая, свет не горит. Уже полгода меня с работы не встречают. Первые пару месяцев после расставания был счастлив — никто не пилит нервы, ни под кого не подстраиваешься. А потом начал грустить. Одиночество и свобода прекрасны, но только первое время.

Не зажигая света, быстро разделся и упал на кровать. Уже засыпая, я понял, что сегодня «круглая» дата — двадцать два года назад я оказался в этом мире. Круглая в том смысле, что две двойки.

В тот вечер я возвращался домой обычной дорогой — через виадук. Рабочий день в уголовном розыске заканчивается поздно, но сегодня удалось вырваться часов в восемь. Для молодого сотрудника, на которого спихивают всю рутинную работу, очень неплохо.

В остальном все было, как всегда — летний московский вечер, солнце клонилось к закату, под высоким мостом гремели поезда. Никаких императоров и магии. Никакой мистики.

И тут я заприметил человека в черной куртке. Он стоял, почти перегнувшись через перила. По виду — сбежавший из сумасшедшего дома. Волосы всклокочены, рот перекошен, глаза бегают. Не поймешь, сколько ему. Не то двадцать, не то вдвое больше. Я хотел пройти мимо, но затылком почувствовал его взгляд и обернулся.

Человек засмеялся и сказал:

— Ты тот, кто мне нужен!

Потом вытащил из кармана пистолет и несколько раз выстрелил в меня.

…Последним, что я увидел, было странно покрасневшее небо и тот самый человек в черной куртке, бросивший пистолет в сторону и с хриплым смехом переваливающийся через ограждение.

Затем я очнулся.

— Паша, — ласково звала меня незнакомая женщина. — Паша! Иди есть!

Имя, вроде, мое, подумалось мне. А тело — нет, со странным спокойствием мысленно добавил я, внимательно осмотрев себя и даже заглянув в висевшее неподалёку зеркало.

Точно не мое, потому что это тело ребенка семи-восьми лет. Не знаю, как я сдержался… Какой-то внутренний голос спас меня от необдуманного шага.

— Молчи, — сказал он. — Молчи и притворяйся. Притворяйся.

Я мысленно согласился с ним. Наверное, лучше так, чем умереть от пули неизвестного психа. Хотя моего согласия никто не спрашивал.

Мне было восемь лет, и я оказался в семье Андрея и Веры Волковых. Старинный дворянский род, пусть и не слишком известный. Андрей был главным инженером Московской железной дороги, Вера не работала, сидела дома со своим единственным сыном, то есть, со мной, и гадала на картах подругам.

Хорошо помню, как волшебные карты сами переворачивались у нее на столе, а изображенные на них дамы и короли хмуро вертели головами в разные стороны.

Я изо всех сил разыгрывал из себя восьмилетнего ребенка. Большую часть времени у меня это получалось, но мои новые родители оказались людьми не глупыми — что-то их все-таки насторожило, и они отвели меня к психиатру.

Психиатр, толстый пожилой мужчина в белом халате, долго возиться со мной не стал — осмотрел, задал несколько вопросов и сказал родителям, что все хорошо, но мальчик значительно опережает сверстников в развитии. Отец обрадовался, а мать все-таки немного испугалась, но скоро эти проблемы ушли на второй план — у меня появилась сестра. Оля.

Она моложе меня на девять лет и сейчас учится на четвертом курсе Института изобразительных искусств, то есть собирается стать художником (великим художником, как она говорит). Иногда попадает в различные передряги, из которых я ее, тьфу-тьфу, успешно вытаскиваю. В основном, они связаны с личной жизнью. Очень уж Оля красивая. Парни так и вьются около нее. К счастью, меня они побаиваются.

А я художником не стал. Да и не старался. После школы поступил на юридический, а потом попал в полицию, все в тот же уголовный розыск, хотя отец предлагал, используя свои связи и знакомства, устроить на более престижную и высокооплачиваемую работу — например, в прокуратуру.

В полиции я проработал несколько лет, получил должность старшего оперуполномоченного по особо важным делам, а потом моя карьера в одночасье завершилась.

В одно прекрасное утро на улице нашли труп бродяги с разбитым черепом, а на следующее, не менее прекрасное, выяснилось, что проломил ему голову никто иной, как юный граф Апраксин, отпрыск одного из знатных родов нашей Империи.

Законы не позволяют аристократам убивать людей, даже если очень хочется, но тут все внезапно пришло в движение. На парковке около полиции выстроилась кавалькада больших черных автомобилей с гербами на капоте, и графа велели не трогать.

Ну, был мальчик слегка нетрезв, что поделаешь. Сейчас он очень переживает, плачет и раскаивается, поэтому доказательства в отношении него из уголовного дела надо выкинуть. Пусть преступление останется нераскрытым. Одним висяком больше, одним меньше — невелика беда.

Мне это очень не понравилось. Я отказался рвать бумаги, высказал своим начальникам все, что о них думал, и ушел из полиции в адвокаты.