Пламя у границ империи (СИ) - Бадевский Ян - Страница 49

— Добрый день, ваше благородие, — чинно поклонился дворецкий на входе. — Его Светлость изволит принять вас в оранжерее восточного крыла.

Это что-то новенькое.

Никто не замечал за герцогом тяги к растениеводству.

Появившаяся из недр особняка служанка провела меня через солидный холл в полутёмную галерею, по которой во время своего первого визита в дом я мог выйти на открытую террасу. Но, боюсь, сегодня погода настолько отвратительная, что на террасе будет зябко и неуютно. В моей усадьбе, например, воду из бассейна Бродяга слил, а саму чашу зарастил плиткой за ненадобностью. Ещё и полноценный навес организовал вместо хлипкой маркизы.

За угол мы сворачивать не стали, а продолжили свой путь через галерею, миновали просторную гостиную, спустились на пару ступенек, достигнув сквозной арки и остановились у высоких стеклянных дверей. Судя по всему, раздвижных.

— Я доложу о вашем визите, — служанка сдвинула одну из створок и скрылась в тёпло-влажном тропическом заповеднике. Через минуту мне разрешили войти.

Сразу скажу, не зря я сдал осеннюю штормовку с капюшоном дворецкому и остался в футболке. В оранжерее очень тепло, хотя две или три оконных секции были открыты, и внутрь проникал неумолчный шум дождя.

И да, шумно.

Ливень, отступивший под напором тучеразгонителей, отвоевал свои позиции и с удвоенной силой забарабанил по стеклопакетам… Ну, я бы сказал, даже не оранжереи, а полноценного зимнего сада, в который было проведено отопление. Два скоса над нашими головами превратились в залитые дождём плоскости, почти водопады.

Всюду — экзотические растения.

Карликовые пальмы, фикусы, рододендроны, эвкалипты…

Герцог стоял спиной ко мне, задумчиво созерцая дождь. В голове почему-то крутилась услышанная ещё в прошлой жизни песня про непогоду из старого советского фильма.

— А не хотите ли чего-нибудь горяченького? — поинтересовался герцог, оборачиваясь. Я увидел в его руке дымящуюся кружку. Ноздри уловили аромат какао. — Я могу распорядиться.

— Спасибо, — качаю головой. — Нет настроения.

— Я вас понимаю, барон, — Строганов сделал глоток из чашки.

— Куда-то собираетесь? — я сделал неопределённый жест, подразумевая грузчиков на заднем дворе. — Или вознамерились обнести хозяина виллы?

Строганов хмыкнул:

— Нравится мне ваше чувство юмора, господин Иванов.

— Здорово. Большинство полагает, что у меня его нет.

— Глупцы, — новый глоток. — Впрочем, если хотите знать, я съезжаю. Вместе с семьёй и полезными в хозяйстве вещами. Так что наш договор касательно тренировок Ани считайте выполненным. Я видел, как она дерётся, и вполне доволен результатом.

— Искренне рад это слышать.

— Девочке нравились ваши встречи, и она грустит, — продолжил герцог. — К сожалению, я не могу подвергать свой Род опасности. Вы в курсе сложившейся ситуации.

— Думаете, Халифат прорвётся в Черноморье?

— Почём знать, — Тимофей Савельевич равнодушно пожал плечами. — Они этого хотят. А я не любитель гадать на кофейной гуще. Если есть возможность, существует и опасность.

— Ну, вы не привязаны к конкретной территории, — заметил я, приближаясь к собеседнику. — И вам тут особо нечего терять.

— Сказал человек, живущий в домоморфе, — хмыкнул Строганов.

— У меня есть земли, гвардия, слуги и помощники.

— Пустили корни, — грустно произнёс герцог. — В приграничье.

— Не одобряете.

— Личный выбор каждого, — глоток из кружки. — Я бы так не поступил, но я — не вы. Впрочем, я пригласил вас не столько для прощания, молодой человек, сколько по делу. Если доживёте до декабря, конечно.

— Съезд Вольных Родов?

— Да, он состоится, как и запланировано. Предварительные даты — с десятого по одиннадцатое декабря. Я передал ваше согласие коллегам, поставил вашу кандидатуру на голосование… И остаётся чистая формальность. Съездить в Екатеринбург.

— Меня же ещё не одобрили.

— Это неважно, — отмахнулся герцог. — Я предвижу, что проблем с этим вопросом не возникнет.

— Будет официальное приглашение?

— Его доставит курьер. На днях. Опять же…

— … чистая формальность, — закончил я герцогскую мысль.

— Зрите в корень, — допив какао, Строганов поставил чашку на прозрачный журнальный столик. На оргстекло попало несколько капель дождя из распахнутой настежь секции. Оттуда же веяло холодом и сыростью. — Надеюсь, скоро увидимся.

— Я тоже на это надеюсь, Ваша Светлость. Провожать не надо, я помню дорогу.

Запоминание дорог — это часть моей профессии.

С Аней я пересёкся совершенно неожиданно, когда девушка спускалась в холл со второго этажа.

— Привет! — на лице блондинки расцвела радостная улыбка. — Мне передали, что ты приехал. Уже уходишь?

Виновато развожу руками:

— Дела. Боюсь, если сейчас не выехать из центра, придётся покупать вёсла. Город превращается в Венецию.

Аня спустилась в светло-голубой фланелевой рубашке и такого же цвета джинсах, на её ногах были кроссовки. Белые. Ещё одна примета скорого отъезда. Насколько я помню в повседневной жизни блондинка предпочитает красивые платья.

Дочь герцога остановилась передо мной, её голубые глаза смотрели с лёгкой грустью, но в них всё ещё теплилась искра надежды. Она поправила прядь волос, выбившуюся из-за уха, и слегка наклонила голову, словно пытаясь найти слова. Как бы невзначай взяла меня за руку.

— Ты… ты ведь не забудешь о нас, правда? — тихо спросила девушка, её голос едва слышно перебивался монотонным рокотом дождя за стенами виллы. — Даже если мы уедем… ты будешь помнить?

Я сдержанно кивнул, стараясь не выдавать ни тени эмоций. За две тысячи лет я научился держать дистанцию, даже если внутри что-то ёкало. Аня была всего лишь ребёнком, пусть и с аристократическими корнями. Её чувства — временные, как и всё в этом мире.

— Ты оставила след, — сухо ответил я. — Но не стоит придавать этому слишком много значения. Жизнь длинна, люди приходят и уходят.

Она слегка сжала губы, словно пытаясь сдержать дрожь в голосе.

— Я… я хотела тебе кое-что сказать, — начала она, но тут же запнулась, словно боясь произнести слова вслух. Её пальцы нервно теребили край рубашки. — Ты был для меня не просто учителем. Ты… ты стал для меня важным. Больше, чем я могла себе представить.

Я почувствовал лёгкое раздражение. Эмоции — это слабость, а слабости я не позволял себе уже очень давно.

— Аня, — сказал я, стараясь говорить максимально нейтрально, — ты молода. Ты ещё встретишь множество людей, которые будут для тебя важны. Не зацикливайся на прошлом. Оно только мешает двигаться вперёд.

Она опустила глаза, её губы дрогнули.

— Я знаю, — прошептала она. — Но это не делает прощание легче.

Я подавил вздох. Дети. Они всегда так драматизируют.

— Ты сильная, — сказал я, стараясь звучать как можно более отстранённо. — И справишься со всем, что бы ни случилось. Ты ведь всегда была лучшей ученицей.

Аня засмеялась, но в её смехе слышались слёзы.

— Лучшей? — переспросила она, поднимая на меня взгляд. — Да ведь ты и не учишь никого, кроме меня и Феди! Ты просто льстишь мне.

— Нет, — ответил я сдержанно. — Я не трачу время на лесть. Ты была целеустремлённой и упорной. Достигла хороших результатов. Это факт.

Аня кивнула, но её рука всё ещё сжимала мою. Она словно не хотела отпускать, словно боялась, что это последний раз, когда мы видимся.

— Обещай, что напишешь, — вдруг сказала она, её голос звучал почти как мольба. — Хотя бы раз. Чтобы я знала, что ты… что ты в порядке. Или позвони, ты же держишь связь с отцом.

Я спокойно посмотрел на неё. Обещания — это цепи, а я не привык связывать себя. Но что-то в её взгляде заставило меня кивнуть.

— Если будет возможность, — ответил я, не давая твёрдого обещания.

Она наконец отпустила мою руку и сделала шаг назад. Её лицо снова стало спокойным, почти невозмутимым, как у настоящей аристократки. Но в её глазах всё ещё читалась боль.