Капитали$т. Часть 5. 1991 (СИ) - Росси Деметрио - Страница 14

— Это все пустяки, — сказал Николай Николаевич. — Ты, Алексей, вот что скажи… Что там за движение вокруг сахарного завода? Слухи ходят…

Я многоэтажно выругался про себя. И это разнюхали.

— Есть люди, — сказал я, — которые заинтересованы перевести этот завод из государственной собственности. Например, в коллективную. А что? Завод загибается, директор там никакой, вопросы не решает. Они пришли ко мне и попросили посодействовать. Я чем могу — помогаю, от этого польза большая может быть. И государству, кстати, тоже.

Услышав про пользу для государства, прокурор и начальник милиции весело улыбнулись.

— Мы, Алексей, всю жизнь государству пользу приносим, — снисходительно сказал прокурор. — Преступников ловим, расхитителей сажаем, надзор, контроль… а государство нам за это оклад в три сотни. Работали, работали, детей и жен не видели… Хоть на старости лет о своем интересе задумались, верно, Николай?

Николай Николаевич солидно кивнул.

— И ты нас о таких крупных делах, пожалуйста, информируй, — продолжил прокурор. — А чего? Может и мы чем пригодимся!

— Пока еще не о чем информировать, — сказал я. — Все в процессе. И даже если получится так, как задумали, прибыль там нескоро будет. И огромные деньги нужны для инвестиций, сырье закупить, в уставной фонд внести. Миллионы.

— И с этим поможем в случае чего, — хищно улыбнулся прокурор. — Акционировать думаете?

— Думаем, — ответил я.

— Дело хорошее, — кивнул Николай Николаевич. — Уже решили, как бабки будете делить?

— Пока делить нечего, — сказал я уклончиво. — Не факт вообще, что что-то выгорит. Так что, делить шкуру неубитого медведя…

— Поделим и неубитого, — махнул рукой прокурор. — Действуйте! Если какие-то помехи и препоны, сразу мне говори. По этому сахарному заводу уже одно дело раскрутили, всегда можно на доследование отправить, понимаешь?

— Понимаю, — сказал я.

— Кто там у тебя партнер? — спросил Николай Николаевич.

— Фирма «Красный мак». Саша Афганец и Славик — директор фирмы.

Николай Николаевич поморщился.

— Чего-то знакомое… — сказал он задумчиво. — Где-то я слышал про таких. А и хрен с ним! — объявил он с внезапной решительностью. — Пусть пока так, а там видно будет!

— И не забывай… — Прокурор наградил меня тяжелым взглядом. — Мы работаем вместе. Как говорится, одна шайка! Верно, Коля⁈

— Да ну тебя, — скривился Николай Николаевич. — Опьянел, что ли, Леня? А ты иди, Алексей. Если что, обращайся! Всегда поможем!

— Поможем! — подтвердил изрядно захмелевший прокурор.

Я попрощался с покровителями и покинул гостеприимный прокурорский дом в задумчивости. А уже в машине вытащил из внутреннего кармана пиджака миниатюрный импортный диктофон, стоивший хороших денег в твердой валюте, естественно. Кассет на «покровителей» у меня уже собралась целая коллекция. Наверняка и у них на меня есть материал. Одним словом — доверительные и партнерские отношения. Ну и распрекрасно, подумал я. Если «покровители» совсем обнаглеют, приведем к порядку!

Кстати, если получится с сахарным заводом, то можно будет такую штуку провести и с водочным… Такая себе приватизация без приватизации, коллективная собственность, акционерное общество…

Умнее, конечно, было бы полностью обанкротить завод, повесить на него кредиты, долги по налогам и прочее, а через полтора-два года выкупить его за копейки. Тем более, что через год вся Россия будет залита копеечным спиртом «Роял», а еще через год подпольные осетинские спиртзаводы начнут производство кустарной водки в промышленных масштабах. Если бы на моем месте был бы прожженный делец, он бы так и сделал. Не спасать, а загонять в долги, банкротить и уничтожать. Тоже хороший бизнес, если разобраться. Но мне не нравится. Я же не премьер Валентин Павлов. Как-то жаль этих людей, которые всю жизнь вставали рано утром, шли на смену и возвращались вечером.

А со спиртовой мафией мы сможем пободаться, подумал я с внезапным воодушевлением. Победить мы их, ясен пень, не сможем, но защитить свою территорию… Почему нет? Опять же, нормальный делец, которого интересует прибыль и только прибыль, постарался бы возглавить этот процесс, а не бороться с ним. Как там у классиков? Капитал не остановится ни перед чем, если ему светит пятьсот процентов прибыли? Убивает, захватывает и банкротит не капитал. Это делают люди — жадные, жестокие и напрочь лишенные эмпатии. Идейные, потому что деньги — это в первую очередь идея. Мечта. Но даже эти люди захватывают и банкротят только на определенном этапе своего пути. Потом они внезапно начинают строить церкви, жертвовать на монастыри и коллекционировать церковные награды. Или покупают какие-то дурацкие картины за баснословные деньги. Или жертвуют миллионы голодающим детишкам Африки… Короче, усиленно копят духовные ценности, как до этого копили материальные. Так сказать, конвертируют бабло в духовность, потому что сколько не виться веревочке, а впереди маячит конец — таблетки бессмертия нет ни за какие деньги и ни у кого, даже у Ротшильдов и Дюпонов. И что там в конце — неизвестно, может попы и не наврали…

Поглощенный странными мыслями о суетности всего земного, я медленно ехал по вечернему городу мимо раздолбанных остановок, убогих магазинов, телефонных будок с выбитыми стеклами, стаек подростков которые то бренчали что-то на гитаре, выпуская облака табачного дыма, то лениво били друг другу лица… Город готовился ко сну, он смотрел телевизор и читал газеты, пытаясь хоть немного разобраться в стремительно меняющейся реальности. Город пил горькую и занимался сексом, чтобы как-то скрасить свое серое существование весной года тысяча девятьсот девяносто первого, чтобы жизнь была хоть как-то похожа на жизнь…

Дома я собрался под вискарь (двести пятьдесят рублей бутылка) посмотреть «Славных парней» на кассете, но запиликал телефон, и я, чертыхаясь, поднял трубку.

— Слушаю, — недовольно сказал я.

— Спишь? — бодро спросил меня Серега. — Ничего, сейчас проснешься!

Я бессильно опустился в кресло.

— Что еще случилось?

— Немца только что замочили. Возле «Софии». Наглухо.

Вот так, пронеслась в голове непрошенная мысль. Так проходит земная слава… gloria mundi, мать ее!

— Как случилось? — спросил я, сдерживая волнение.

— Мне только что приятель позвонил, — сказал Серега. — Говорит, Немца и еще одного, который с ним был, из «калашей» расстреляли. Прямо у входа! Больше ничего не знаю! Сейчас там менты. Моего знакомого тоже опрашивали, а что он знает? Ничего не знает, даже стрельбы не слышал, там музыка громко… А трупы видел, кровищи, говорит, лужа!

— Зашибись! — сказал я. — Спасибо за хорошие новости, че!

— Всегда пожалуйста! — отозвался Серега. — Я тут чего подумал… За тобой и Валериком завтра пацанов пришлю.

— Охрану?

— Ага… — Серега немного помолчал. — Может это «чехи»? Из-за того случая… Как считаешь?

— Хрен его знает, — сказал я с сомнением. — У Немца такие дела были, что кто угодно пострелять мог. Может по их линии, жуликов, портфели не поделили. А может на какого-то коммерсанта серьезного наехали… Но может и «чехи», почерк похож — шумно, нагло, открыто. Жулики постарались бы прирезать по тихой…

— Ладно, — сказал Серега. — Чего мы на кофейной гуще гадаем? Узнай у своих друзей, чего и как. А пока лучше перестраховаться.

— Узнаю, — пообещал я. — Все, спать пора, хватит на сегодня новостей.

Серега попрощался и повесил трубку. Было, конечно, не до сна. Убийство Немца полностью меняло все расклады. В первую очередь, ущерб несет Николай Николаевич, мой милицейский «партнер». Немец был его человеком, об этом знало несколько посвященных, в число которых входил и я. Удастся ли Николаю Николаевичу быстро и без проблем поставить на место Немца другого главшпана? Большой вопрос. Следовательно, Николай Николаевич серьезно теряет во влиянии. Вполне возможно, что сейчас соратники Немца начнут взаимную грызню за то, кому быть лидером. Для нас это плохо. Жизнь становится менее предсказуемой, но более интересной. Было бы неплохо двинуть Матвея на первые позиции, подумал я. Но навряд ли получится. Ни разу не судимый спортсмен и комсомолец Матвей никогда не будет авторитетом для рецидивистов. И еще вопрос — присутствует ли действительно в этом всем чеченский фактор? Если присутствует, то войны не избежать… Обуреваемый невеселыми мыслями, я уснул…