Капитали$т. Часть 5. 1991 (СИ) - Росси Деметрио - Страница 10

— На дедовском кресте клянусь!.. — начал он.

Я поморщился.

— Завязывай, Ваня. Все, пойдем.

Ваня вздохнул.

— Что теперь будет, Алексей? А?

— Нормально все будет, — успокоил я перепуганного цыганского вожака.

Ладно, думал я. Пока спустим ситуацию на тормозах… Ваня, конечно, сделал глупость, дав деньги чеченцам. Это на самом деле может окончиться для него не лучшим образом, но… разгребать чужие глупости у меня нет возможности. Пусть Немец занимается, центральный рынок — его территория. В любом случае, звоночек плохой. Сегодня пятеро чеченцев тянут деньги с цыган и азербайджанских торговцев фруктами-овощами, а завтра их будет пятьдесят… А после завтра — двести. И это будет уже совершенно другой расклад.

Мы вернулись к чебуречной, где скучали Серега, Валерик и Боря. Пока нас не было, к Казбеку присоединилось трое земляков помоложе. Они высокомерно разглядывали нас.

— Ну че, договорились? — с усмешкой спросил Казбек. — Барыги между собой всегда договорятся!

На последнее его замечание молодые чеченцы ответили веселыми улыбками.

— А что, не правда? — развел руками Казбек. — Мне тут шепнули на ухо, вы такие же барыги, как и Ваня! Почему сразу не объявились? Я-то подумал, что вы пацаны! С пацанами мы еще можем поговорить, а с вашим братом о чем говорить? Вы с кем работаете, вообще? Кто ваша крыша?

Совершенно бледный Ваня с невероятной для его комплекции прытью, подскочил к Казбеку и что-то зашептал ему в ухо. Тот скептически слушал Ваню, а когда тот закончил, пренебрежительно махнул рукой.

— Э! Чего ты мне втираешь, дорогой⁈ Серьезные? Видали мы серьезных! Мы всю Москву сейчас раком ставим, и серьезных, и прочих. И никто ничего сделать не может!

Я оглянулся на своих. Красный от ярости Боря, уже готовый ринуться в бой. Бледный от сдерживаемой злости Серега. Закусивший губу Валерик. Нас четверо и этих четверо. На бойцов экстра-класса они не сильно похожи, но могут быть с ножами. Зато у Бори газовый ствол, некстати подумал я. От которого на открытом воздухе толку не так чтобы много…

— А здесь даже не Москва, — улыбается Казбек. — Здесь мы что захотим, то и сделаем!

Я терпеть не могу драться, хотя в боксерский клуб хожу дважды в неделю. Еще я терпеть не могу эту пелену, которая словно заволакивает сознание… Вот как сейчас.

В два прыжка я оказываюсь возле Казбека и бью, стараясь вложить в удар весь вес и всю злость. Целюсь в подбородок, Казбеку удается слегка уклониться, и мой кулак скользит по скуле, а я пропускаю жесткий удар по ребрам. Больно, но я держусь на ногах и снова бью, на этот раз удачнее — попадаю в нос.

Тем временем, на фланге орудует Боря. Он движется на противника, молодого кавказца, который легче Бори минимум на тридцать килограмм, с неотвратимостью танка. Он лупит своими громадными кулачищами, а чеченец уворачивается и поспешно отступает.

У Казбека кровь хлещет из перебитого носа, он дезориентирован, чем я и пользуюсь — бью в солнечное сплетение. Кавказец со стоном сгибается пополам.

— Оборзели, на чеченов руку подняли! — кричит один из молодых, и в голосе его не страх, а скорее изумление. Серега ловит его на апперкот, и чеченец как подкошенный валится на заплеванный асфальт рядом с урной.

Валерику приходится тяжелее всего — у его оппонента нож. А кроме ножа — решимость его применить.

Борин оппонент, наконец, понимает, что шансов в открытом бою у него нет никаких и, в связи с этим, принимает единственно правильное решение — быстро бежать с поля боя. Уж в беге-то он определенно сделает Борю! Боря, видя удирающего врага, издает воинственный клич, но вдогонку не спешит, он спешит на помощь Валерику, который только что ловко увернулся от ножевого выпада. Я вооружаюсь пустой пивной кружкой — страшным оружием. Боря наконец-то вспоминает о том, что является счастливым обладателем хоть и газового, но все же ствола. Который он незамедлительно вытаскивает.

— Убили! — констатирует откуда-то женский голос. — Драка! Убили! Где милиция⁈ У этого нож, видели⁈

— Иди-иди, тетка, — отвечает ей безразличный мужской голос. — Иди, без тебя разберутся! Нож — не нож… Топай домой.

Я что есть силы швыряю кружку в оставшегося на ногах чеченца. Конечно же, мимо! Впрочем, ему пришлось уворачиваться от летящей кружки, а следовательно, на какие-то секунды отвлекаться от Валерика, который моментально налетает на него. Нож со звоном падает на асфальт. Чеченец не падает — прижатый к стенке чебуречной, он медленно сползает на землю. С уголка его губы сочится кровь.

Возле чебуречной собралась небольшая стайка зевак, которые не слишком довольны тем, что все так быстро закончилось. Пару минут, не больше. Только собрались… Боря поворачивается к зевакам. Он тяжело дышит, вращает налитыми кровью глазами, а в руке его газовый револьвер.

— Я не понял! — рычит Боря. — Вам тут цирк или че⁈

Зевак как ветром сдувает. Я оглядываюсь по сторонам — цыгана Вани и его приближенных тоже не видно…

— Съездили, называется, на рынок… — говорю я, осматривая поле боя.

— Уходим? — спрашивает Боря, которого постепенно отпускает боевой раж.

— Поехали, раз такое дело, — говорю я. — Только этого, — я киваю на Казбека, — с собой прихватим.

— Нахрена? — удивляется Валерик. — С него кровища хлещет, весь багажник загадит.

Казбек понимает, что речь идет о нем, и бормочет что-то неразборчиво-угрожающее.

— Немцу сдадим, — говорю я решительно. — Меня сейчас в исполком забросишь, а сам дуй в «Софию» к Немцу. На его территории бардак, пусть сам и разбирается. А багажник отмоем, не страшно.

— Ладно, — говорит Боря.

Он берет стонущего Казбека, перекидывает его через плечо и с этой ношей двигается к выходу. Мы следуем за Борей под изумленные взгляды покупателей и продавцов.

— Чего-то случилось, ребята? — подскакивает к нам молоденький лейтенант из рыночного отделения милиции.

— Случилось, — мрачно говорит Серега. — Бардак у тебя на базаре, лейтенант. Развел не пойми что… Иди, там у чебуречной еще три таких тела лежит. За вас вашу работу делать приходится.

Лейтенант, сраженный неотразимыми доводами Сереги, исчезает без лишних вопросов, он знает, кто мы и, кажется, знает этих чеченцев…

На стоянке мы грузим стонущего и ругающегося Казбека в багажник и уезжаем.

— Бойцы — так себе, — хвастливо констатирует Боря. — Только и знают, что за железо хвататься!

— А ты чего ствол не достал в начале? — спрашиваю я Борю.

— Забыл, — виновато вздыхает он. — Совсем из головы вон! Да и здорово вывел меня этот деятель…

Мы едем по направлению к исполкому, а в багажнике у нас чеченец с перебитым носом. Как-то все не по плану…

В городской исполнительный комитет я прибыл после битвы с чеченцами, что называется, на адреналине. Пулей взлетел на третий этаж, распахнул дверь рабочего кабинета Бориса Борисовича и лихо поинтересовался у величавой секретарши:

— У себя?

Секретарша — строгая и дородная женщина средних лет, медленно повернула в мою сторону голову.

— Присядьте пока, молодой человек, — сказала она. — Сейчас я узнаю…

— Я и сам узнаю, — сказал я беспечно и направился к двери.

— Молодой человек! — воскликнула шокированная секретарша.

Я обернулся и погрозил ей пальцем, после чего она потеряла дар речи. Экая наглость, подумал я. Мне таких бабок стоило посадить Борисыча в этот кабинет, а теперь к нему и не пробьешься!

Борис Борисович оказался у себя. Он разговаривал по телефону, которых у него на столе было аж три штуки — современный кнопочный, снабженный определителем номера, обычный дисковый и телефон внутренней связи. Кроме того, имелся у него и последний писк моды — факс «Панасоник», полученный в подарок от нашей фирмы. На столешнице перед Борисом Борисовичем лежало оргстекло, под которым хранился календарик, небольшая иконка, а также обязательная в последнее время в начальственных кабинетах репродукция Глазунова.