Неверный отец. Счастье в конверте (СИ) - Лесневская Вероника - Страница 1

- Это твой ребёнок, спаси его, - женский голос звучит безжизненно и сипло.

В приемный покой на каталке ввозят беременную. Она хватает за руку Германа, нашего заведующего и…. моего будущего мужа. Судорожно сминает ткань медицинского костюма, оставляя влажные следы. Держится за доктора на протяжении всего пути, как за единственный шанс на спасение. Или… за мужчину, которого хорошо знает и любит.

Он остается холоден и непоколебим, словно пропустил её слова мимо ушей. А я все слышала, и теперь растерянно подхожу ближе, стараясь отбросить личное и сосредоточиться на работе. Жизнь человека – главная ценность. Остальное потом, даже если на больничной каталке… любовница моего жениха.

- Герман Янович, преждевременные роды, - отчитывается фельдшер скорой, спокойно и четко, как безэмоциональный робот. - При ней нет ни вещей, ни документов.

- Родственникам сообщили? – бесстрастно бросает Демин, осматривая ее и ощупывая живот. За свою практику он повидал много тяжелых случаев, вплоть до летальных исходов. Привыкнуть к этому невозможно, но очерстветь – легко. Защитная реакция.

- Не успели.

- Амина, займись, - жестко чеканит, не оглядываясь на меня.

Чувствует, что я рядом. И знает, что не подведу. Это не первое наше дежурство вместе – именно профессия нас и столкнула друг с другом.

Год назад.

Сердце заходится в груди, а колени подкашиваются.

Непослушный взгляд вновь мечется в сторону беременного живота. Оцениваю объем и навскидку подсчитываю срок. Ориентировочно тридцать недель. Может, тридцать две, не больше.

Мы с Германом уже были в отношениях, когда она забеременела.

Временно усыпляю в себе ревнивую женщину, чтобы включить сосредоточенного медика. Последний сейчас нужнее.

- Вы меня слышите? – Демин щелкает пальцами перед ее лицом, убирает прилипшие ко лбу чёрные пряди волос, слегка похлопывает по щекам, приводя в чувство. - Как вас зовут? Фамилия? Есть родственники или близкие, кому мы могли бы сообщить, что вы в больнице?

Брюнетка заторможено взмахивает ресницами, фокусируется на его лице и расплывается в мягкой улыбке. Бесцветные глаза наполняются надеждой.

- Только ты, любимый, - лепечет она. - Спаси нашего сына, умоляю.

***

Несколько дней спустя

Пунктуальный до секунды Герман сегодня опаздывает на собственную пятиминутку, и я понимаю, в чем причина. Точнее, в ком.

Он врывается в кабинет, настежь распахнув дверь, быстрым шагом пересекает помещение и падает в кожаное кресло, которое жалобно поскрипывает под ним. Небрежным взмахом руки разрешает начать доклады, а сам погружается в чью-то историю.

Минуты тянутся мучительно долго, слова коллег звучат словно в вакууме, и я не различаю смысла. Не отрываясь от хмурого доктора, пытаюсь считать его эмоции. Тщетно. Они прячутся под броней врача. Лицо как гипсовая маска.

Что же ты скрываешь, Демин? Впрочем, несложно догадаться.

- Ты опять был в детском отделении? – спрашиваю, когда мы остаемся в кабинете наедине. - У того недоношенного малыша?

- Да, а что?

Герман нехотя отвлекается от бумаг и устремляет на меня пустой, стеклянный взгляд голубых, почти прозрачных глаз. Мыслями он не здесь, а так и остался рядом с кувезом, где лежит ребёнок. Его ребёнок от другой женщины.

- Решил проведать, узнать, нужно ли что-нибудь. Он ведь остался без матери. Мы ее не спасли, точнее, я, - добавляет тише, опустив голову. - Теперь у него больше никого нет… В конце концов, это мой долг.

- Как врача? Или родного отца? – заканчиваю его фразу с намеком.

- Прекрати, мы все с тобой уже обсудили, - раздражается, с трудом проглатывая ругательства. - Я не имею к этому никакого отношения…

Не верю. Ни единому слову. Больше нет.

- Ты сделал тест ДНК? – обезоруживаю его простым вопросом.

Меняется в лице, дергает себя за ворот медицинской рубашки, будто в помещении резко закончился кислород. Мне тоже не хватает воздуха, и я панически хлопаю губами, как пойманная на его удочку рыба и безжалостно выброшенная на берег. Легкие сковывает тисками, душа вдребезги, ладонь судорожно сжимается на ткани халата внизу ноющего живота, внутри которого зарождается маленькая жизнь.

В тот день я собиралась сказать ему нечто важное, обрадовать, что у нас все получилось несмотря на прогнозы и врачей, но появление беременной от него пациентки спутало все планы. Слишком много детей на одного бесплодного мужчину, которым он себя считал. Узнает ли Герман теперь о моей беременности, зависит от его ответа.

- Кхм-кхм, что? – беспокойно прочищает горло, стараясь избегать зрительного контакта со мной.

- Демин, не лги, что нет! И не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я. Ведь я знаю тебя в совершенстве, - нервно усмехаюсь, в то время как хочется плакать и крушить все вокруг. – В нашу смену поступила роженица, которая твердила, что носит под сердцем твоего сына. И ты просто забыл об этом? Отмахнулся? Не верю! Герман Демин всегда всё перепроверяет, даже самые нереальные версии. И хватается за любой шанс, который подкидывает судьба.

- Да, сделал, - перебивает меня прямым выстрелом в сердце.

- И? – все, что могу выдавить в ответ.

Судорожно сглатываю и чуть не задыхаюсь от горечи и отчаяния, когда слышу его жестокий ответ:

- Вероятность отцовства девяносто девять и девять процентов, - каждое слово отзывается болью в груди. - Но, послушай, Амина, все не так…

Не слышу больше ничего. Белый шум.

У моего будущего мужа родился ребёнок от другой....

Оглушающий звук хлесткой пощечины разносится по кабинету. Герман, не шелохнувшись, буравит меня вспыхнувшим взглядом. На его лице – ярость и страх. Ни капли вины! В моих глазах только один вопрос: «Зачем?»

Он так упорно добивался меня, спасал от мужа-тирана, заставил довериться ему и влюбиться, чтобы… в итоге предать? Признавался мне в чувствах, а параллельно изменял и делал ребёнка другой? Что за жестокие игры? Я сдаюсь!

Моя хрупкая, бьющаяся в конвульсиях вера в мужчин отключается от системы жизнеобеспечения. Прямая линия и писк кардиографа. Нас больше нет.

Срываю с шеи цепочку, на которой в рабочее время вместо кулона ношу своё помолвочное кольцо. В сердцах отшвыриваю на стол. И не узнаю собственного голоса, когда морозным, обреченным тоном цежу:

- Я никогда не выйду за тебя.

Год назад. Первая встреча

Герман

Вторая Родина встречает меня проливными дождями, мерзкой слякотью и непроходимой грязью, с чем не справляется даже этот танк отечественного автопрома, взятый в аренду. В городе я предпочитаю машины поменьше и маневреннее, но они не для такой суровой местности. Утонем – не вытащат.

Рискую повысить скорость, слышу, как из-под колес летят комья глины, бьют по днищу. По привычке резко притормозив на повороте, я едва не глохну. Буксую, психую и очень надеюсь, что не придется вызывать эвакуатор, которого здесь наверняка нет. С самыми грубыми ругательствами выбираюсь на более или менее нормальную дорогу, въезжаю в поселок городского типа, где живет семья моей тетки по маминой линии.

Я бы с удовольствием забрал всех родственников к себе в Германию или хотя бы помог им перебраться в столицу, но они непреклонны. Дети давно выросли и разлетелись кто куда, а старшее поколение осталось в этом богом забытом месте. Привыкли жить в тишине и спокойствии, ближе к природе, вести хозяйство и ни от кого не зависеть.

Особенно бабушка, которая любит приговаривать, что не поменяет дух свободы на заморские подачки. Тем более, если речь заходит о немцах, о которых она отзывается исключительно матом, припоминая рассказы своих родителей о войне. В ее глазах моя мать чуть ли не предатель родины, потому что вышла замуж за коренного жителя Германии, приехавшего сюда по обмену. И хоть родители меня растили в России, да и сейчас мы живем на две страны, но все равно остались безнадежно потерянными для общества.