Я хочу быть твоей единственной (СИ) - Султан Лия - Страница 11

То, как Сая скачет на лошади вызывает в душе трепет и восхищение. Ее длинные волосы развеваются на ветру, когда она летит быстрее этого самого ветра. Подобно амазонке, держит поводья одной рукой, привстает на стременах и ничего не боится. Мне кажется, если дать ей лук и стрелы, то она непременно справится. А может даже одна из них попадет мне меж глаз или в самое сердце.

Лицо ее сосредоточено и прекрасно. И я понимаю, какое удовольствие она сейчас испытывает. А мне неожиданно в кайф разделять его с ней.

Да, я хотел ее поцеловать там. Оказавшись рядом, почувствовал яблочный аромат и понял, что пропадаю. Но я приказал себе остановиться, потому что мы не во сне и она - из плоти и крови - не поймет меня. С ней надо по-другому, она ведь хрупкая, тонкая, маленькая. С одной стороны, я с ума схожу от того, что она такая маленькая по сравнению со мной. Не Дюймовочка - в ней, наверное, сантиметров сто семьдесят. А у меня сто восемьдесят. Пугает другое: она слишком молода для меня. Слишком чиста и невинна, хоть я и понимаю, я слышал, что у нее однажды уже был мужчина. Все равно…Мне все равно.

Со мной творится нечто необъяснимое. Меня ведет от девушки, которую я встречал от силы раза три. Но притяжение такое сильное и бесспорное, что я, проживший на этом свете почти полвека, теряюсь в ее присутствии. Стоило прикоснуться к ней, как тут же вспомнил, как покалывало кончики пальцев, когда я гладил ими идеальную обнаженную спину во время танца. Не думал, что в таком возрасте еще могу, как мальчишка, сгорать…и молчать.

-Хочу тебя похвалить, - говорит она, когда мы медленно движемся в сторону КСК. - Я узнала от местных, что ты защищаешь местные сады.

-Врут, - усмехаюсь я.

-Не скромничай, - улыбается. - Люди это очень ценят, а сады - это наше утраченное наследие. Моя бабушка рассказывала, как в 50-е в арыках прямо в центре города можно было выловить апорт из арыков, который падал туда еще в горах. А вода в была такая чистая, что хозяйки брали ее ведрами с арыков и ставили на огонь. -

-Бабушка мне тоже такое рассказывала. Да, были люди в наше время.

-Не то, что нынешнее племя, - засмеялась она. - Ты татарин?

-Татарин.

-Я тоже.

Бросаю на нее хмурый взгляд. Я думал, она казашка, но просто светлая и голубоглазая - белая кость.

-Какими ветрами?

-На четверть. Моей дедушка по папе был светловолосым и голубоглазым татарином, а бабушка - темненькой казашкой. Но дед умер, когда папа был совсем маленьким, а ажека так и не вышла замуж.

Слушаю ее, а внутри радуюсь, что татарка. Ания все-таки была права: характер у нее наш, боевой. Ловлю себя на мысли, что время с ней пролетает слишком быстро. Она умна, образована и изящна. А уж в седле сидит, как сакская царица.

Вскоре мы въезжаем с ней в ворота комплекса. Завидев нас, навстречу бежит один из конюхов, ждет, пока спустимся, и забирает Снежану. Верного в конюшню веду сам, оставив Саю во дворе.

Через пять минут нахожу ее за оградой плаца. Положив руки на перила, она наблюдает за тренировкой ребят из реабилитационного центра. Сегодня день солнечных детей. Группа из пяти человек вместе с мамами приезжает на минибасе, который предоставляет центр. Далее мамы стоят за оградой, а с гостями занимаются инструкторы.

Когда я встаю у нее за спиной и окликаю, она оборачивается и вдруг резко прячет лицо и касается ладонью щеки.

-Ты что, Сая? - встаю рядом с ней и сведя брови к переносице, заглядываю в глаза.

-Все хорошо, - натягивает улыбку. - Мне тут просто что-то в глаз попало, - она чешет пальцем правый глаз, а я смыкаю пальцы на тонком запястье и останавливаю.

-Ну–ка покажи. Ну давай, я посмотрю и подую.

Сая подчиняется, а я убираю ее волосы назад, фиксирую ладонями лицо и начинаю осторожно дуть в глаз. Девушка покорно ждет. Я же понимаю, что никакая там не соринка. Все это ложь.

-Плакала? Почему?

-Деток жалко, - поджимает губу и взглядом указывает на маленьких наездников.

-Они не любят, когда их жалеют. Они сильные и выносливые.

-Но это так несправедливо, - восклицает она печально, а я теряюсь.

Как же я ошибся в нашу первую встречу, приняв ее за испорченную мажорку. Нет, она совсем другая: открытая, искренняя, эмоциональная, настоящая. Поглаживаю ее по щеке и боковым зрением замечаю, что нас уже косо поглядывают.

-Да, - отпускаю ее и сам смотрю на плац. - Но жизнь вообще не справедлива. Только одних она может сломать, а других сделать сильнее. И они приходят сюда регулярно, чтобы стать такими. Эти дети, если с ними заниматься, а не жалеть, потом вырастают самостоятельными и даже находят работу.

-Откуда ты так много об этом знаешь? У тебя фонд?

-У меня сын с ДЦП.

-Прости, я не знала.

-Все у него отлично, расслабься. Рафе 18, у него легкая форма - левая рука почти не функционирует. Но он учится в Америке. Я это место и купил только, чтобы он ездил на терапию. Ему помогало, он полюбил лошадей. Ну и пришлось расширять клуб.

-Но это очень здорово! Это такое большое дело. Ему повезло с таким папой, - обнажает ровные белые зубы в восторженной улыбке.

-Я ему передам, - посмеиваюсь.

-Не знала, что у тебя такой взрослый сын

-Так и я уже взрослый дядя.

-Ну какой же ты дядя? - ее смех такой мягкий и чистый, как звон колокольчиков.

-А кто?

-Ты - мужчина.

И это был контрольный выстрел. Пора отпустить ее домой. Я рискую пропасть и перестать себя контролировать, но так нельзя. Она слишком молода для меня, слишком прекрасна.

*Солнечные дети - дети с синдромом Дауна

Сая

-А Верного почему не взяла?

-Это же твой конь.

-Но ты его приручила.

-Нет. Укротить - не значит приручить.

Поднимаю руку и глажу пальцами его острую скулу. Взгляд Фархата тяжелеет. Он напряженно разглядывает меня. Его ноздри раздуваются, а пульс ускоряется - я его ощущаю под кожей.

И вдруг он рывком притягивает к себе, перемещает ладонь на затылок и целует так сильно, что мне не хватает воздуха. Хотя…он сейчас и есть мой воздух.

Его губы такие теплые и жесткие. Это не нежный, осторожный, наивный поцелуй. Это взрослое стремительное, наполненное страстью безумие без запретов. Он - такой же норовистый и безбашенный, как и его конь. Такой же бесстрашный и стремительный. Целует, будто всю мою волю высасывает. В сильных, крепких руках этого невозможного мужчины я слабею, за плечи его держусь и с ума схожу от ощущений и эмоций.

Фархат тянет вниз бегунок на молнии, расстегивает мою олимпийку и пробирается ладонями под футболку. Я позволяю, сама к его груди прижимаюсь, поощряю. Когда его пальцы сжимают талию, я….

-Сая Ансаровна! Сая Ансаровна, - слышу за дверью голос помощницы.

Резко открываю глаза и чуть не падаю с кресла, но успеваю схватиться за край стола. В ушах шумит, сердце стучит и вся я - один сплошной оголенный нерв. Я ведь просто на минуточку откинулась на мягкую спинку и прикрыла веки, вспоминая наш разговор в яблоневом саду. А получилось, что провалилась в сон и мое подсознание изменило концовку. Видимо, потому что я уже сотню раз прокручивала тот эпизод в голове, гадая, почему же Фархат не поцеловал меня тогда. Ведь мой взгляд просил его об этом.

-Да-да! - переведя дух, кричу и вытираю уголок рта, из которого пока я спала, выкатилась слюна. Господи, позорище!. - Заходи.

-Извините, Сая Ансаровна, я вам звонила, но вы не отвечали, - говорит Айсулу.

-Прикорнула. Не слышала. Что-то случилось?

-Документы на подпись.

-А, давай, - улыбаюсь ей, а сама чувствую, как капелька пота стекает по шее, попадает в ложбинку между полушарий и устремляется под бюстгальтер.

Ставлю последний автограф и мило улыбаюсь секретарю, которую явно озадачивает мое поведение.

-Сая Ансаровна, вы не заболели?

-Нет, а что?

-Вы красная какая-то.

-Да? Хм, - касаюсь рукой лба. - Нет, холодная.