Невеста с прицепом для Генерала-Дракона (СИ) - Кофей Ева - Страница 8

Многие так ведут себя.

Может быть, с сыном было бы иначе?

Хотя нет, бывший муж бы просто сказал что-то вроде: «Вот когда он вырастет, тогда и буду с ним общаться, сейчас-то что с него взять?».

Я беру Пелагешу за ладошку и увожу.

— Идём, родная… Нужно переплести тебе косички. И погуляем с Барсуком, да?

— Да! — она радуется.

Я пытаюсь успокоиться. Даже не знаю, почему вдруг стало так плохо. Мне нужно время. Потом всё выправится. Правда?

Алан ничего больше не говорит, хотя я и чувствую его жалящий взгляд.

Если Глеб не был отцом Пелагеи, то и Алан не должен.

Он ведь всегда искал подход к моей дочери только ради того, чтобы заполучить меня. И когда получил, почти полностью, тогда-то и перестал скрывать раздражение.

Я несколько раз ловила его едва ли не на отвращении. Благо, это было чем-то мимолётным.

— Мамочка, о чём ты думаешь? — Пелагея улавливает моё настроение, я поднимаю её на руки.

Такая уже большенькая стала!

Даже не верится, а, казалось бы, только вчера была маленьким свёртком. Родилась с небольшим недовесом, но зато кричала в больнице громче всех.

Прижимаю её к себе и чувствую, как по щекам текут горячие слёзы.

Не выдержала всё-таки.

Хорошо, что дочь не видит.

Стараюсь незаметно промокнуть лицо рукавом.

— О тебе думаю, — шепчу в ответ.

— Хорошее? — уточняет любимая моя девочка.

— Конечно, детка.

После внезапного пробуждения и сцены с кузнецом, я расслабляюсь, совершая утренний ритуал. Один на двоих с дочкой. Умывание, причёска, чистые наряды… Зубы чистим, распугивая большинство слуг вознёй в зубах. Но самое страшное для всех случайных свидетелей — это зарядка.

Кто-то из служанок даже попытался однажды сообщить Алану о моих вульгарных позах и предположил, что во мне сидит демон.

Алан, конечно, посмеялся, но затем с настоящим любопытством спросил, зачем мы это делаем.

Такой забавный…

У меня получается успокоиться и перенаправить мысли в правильное русло. Пусть не хочет быть отцом. Его право. Но я ему скажу при следующей встрече пару ласковых…

И случай представляется сразу же после завтрака.

Алан просит меня задержаться, пока Пелагея изучает с учителем географию. Стол убран, я деланно поправляю салфетки, дожидаясь, когда он заговорит первым. Хочу знать, о чём он думает.

Дракон… не заставляет себя долго ждать.

Он, как всегда, бесшумно оказывается за моей спиной, обнимает за талию, прижимает к себе, заставляет опереться ладонями о стол, выгнуться в пояснице, горячо целует в шею.

Я напрягаюсь.

Он чувствует это и шепчет мне на ухо:

— Злишься? Разве я не прав?

Я пытаюсь развернуться, заглянуть в его глаза. Но он не даёт этого сделать. Держит, не причиняя боли, но будто наслаждаясь моим неудобным положением.

Что ж… оно с самого начала было неудобным.

— Тебе никогда не нравилась моя дочь, — отчеканиваю я. — Я это знаю.

— Мне никогда не нравилось, что она твоя дочь, — поправляет меня Алан. — Но я ничего не имею против Пелагеи. У неё будет всё необходимое и больше необходимого. Уроки, наряды, хороший муж в будущем. Даже моё имя. Но я не её отец. Её отца я бы убил.

Он ослабляет хватку, и мне удаётся вырваться.

Точнее, развернуться, прислониться мягким местом к столу и упереться ладонями уже о широкую, каменную грудь дракона.

Он сверлит меня взглядом. Практическим издевательским. Таким, каким он был в ночь нашего знакомства.

Это всё тот же человек, Варя.

Не так много времени прошло.

А чего ж ты хотела?

— Тебе так нестерпимо оттого, что у меня есть прошлое? — усмехаюсь, отзеркалив его замашки, просто не выдержав и уронив свою маску спокойствия. — Придётся смириться, если хочешь быть со мной!

На язык снова просятся слова о его бывшей жене. Мне бы тоже хотелось быть единственной, кого он любил. Единственной истинной. Но ведь это не так.

А я ни разу не заикнулась о его прошлом.

И ни разу сама не вспоминала о своём муже.

О своём мире.

О своей жизни.

А он всё равно бесится…

Алан обнимает меня. Не обращает никакого внимания на сопротивление. Касается талии, заглядывает в глаза, ведёт рукой выше, запускает пальцы в волосы.

Я всхлипываю.

— Я уже с тобой, — низкий, бархатный голос пробирает до мурашек.

Алан тут же ловит их языком, оставляя жгучий поцелуй на моей шее.

— Я не собирался тебя обижать. Пусть зовёт меня отцом. Я не против.

Я вновь пытаюсь хоть немного увеличить дистанцию между нами, чтобы можно было поговорить серьёзно. Но Алан не даёт мне это сделать.

В конце концов, я обнимаю его за шею, заглядываю в глаза и говорю:

— Я не выйду за тебя!

И только это действует на него, как ведро холодной воды. Он отпускает меня.

— Что ты сказала?

— Я сказала, что не выйду за тебя, если ты не… смиришься. Я не прошу, чтобы ты стал ей отцом, чтобы полюбил. Я понимаю всё. Ты вовсе не должен. Ты сделал так много для нас, но…

— Но этого мало? — злится он.

Я поджимаю губы. Складываю руки на животе. Ничего не отвечаю. Хочет так меня перебивать — пожалуйста. Хочет злиться — пусть злится.

А я подожду.

Чувствую его тяжёлый взгляд на себе. Чувствую, как внутри него кипит гнев. И как он гаснет — тоже.

Алан подбирается и шепчет:

— Продолжай.

Я не могу сдержаться и, скользнув по его массивной фигуре взглядом, переспрашиваю:

— Что? Я не услышала.

Он стискивает зубы. Выдыхает. Ухмыляется. И решает, видимо, не играет со мной в войну. Ну или проиграть мне.

Дома можно проигрывать.

Это единственное место, где можно.

Только дома.

И только своим любимым.

— Продолжай.

Я киваю.

— Я лишь хотела сказать, что Пелагея уже есть. И она никуда не денется. И я очень люблю её. Разве можно относиться к моему любимому человеку, к моему ребёнку, как к помехе? Она не помешает нам. И нашим детям не помешает тоже. Хватит соревноваться с пятилетней девочкой.

Он усмехается. Тёмная энергия разрастается по комнате, но не касается меня.

Формулировка ему не нравится.

Но я тоже не могу всё время быть ласковой кошечкой и подбирать слова так, чтобы высвечивать из реальности лишь привлекательные для него вещи.

Он соревновался с Пелагеей за моё внимание с самого первого дня.

Это абсурдно. Но это правда. И Алан всё понимает.

Более того — признаёт.

И это ещё один пунктик в списке того, почему он самый лучший мужчина на земле.

— Ты любишь её больше, — наконец, глухо произносит он, глядя на меня. Глядя… повержено.

Я могу допустить, что никто другой никогда не видел этого взгляда.

Он заставляет меня подойти к нему ближе и обнять.

— Это ведь разная любовь, дурак ты… — сама уже едва ли не плачу, а в голосе тёплое, игривое веселье. — Я люблю тебя, — целую его в нос. — Как мужчину — только тебя.

Алан подхватывает меня, целует в губы и произносит как-то задушено:

— А я люблю тебя как всё.

До свадьбы две недели. После нашего разговора Алан был нарочито обходителен со мной и Пелагеей. Всё, казалось бы, окончательно наладилось.

Несколько дней мой мужчина злился на всех, включая богов, из-за того, что не может просто взять и получить то, что уже принадлежит ему.

А затем будто бы отошёл и стал… игривым котиком. И кто поверит, что я так думаю о сильнейшем из генералов императора?

Я поняла, что как только Алану удалось смириться с обстоятельствами, он стал с удовольствием ждать свадьбы. А если конкретнее, то той части, которая начинается после наступления ночи.

От безнадёжности дракон нашёл утешение в томительном, сладком чувстве предвкушения.

Я с удовольствием ловила на себе его взгляды, поддавалась горячим поцелуям и объятьям.

Но мы намеренно не оставались один на один надолго. Мало ли…