Небо в кармане 3 (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 18

— Мы точно сядем? — не одного меня эта необычность давит, вот и полковник не выдержал.

— Точно! — киваю и улыбаюсь Изотову. Повышаю голос. — Да не переживайте вы так, Константин Романович, у нас отличный самолёт, мы и без мотора прекрасно приземлимся.

Полковник улыбается в ответ и отворачивается к окошку. Высота у нас уже около сотни метров «на глазок». На высотомер сейчас лучше вообще не смотреть, у нас «ноль» выставлен по Душанбе, а это аэродром горный, и давление там значительно меньше, чем здесь, на равнине.

Дорога под нами и впереди нас так и остаётся пустой, возможных помех в зоне видимости не наблюдаю. Это я домашнюю скотину имею в виду. Поэтому расчёт не меняю, целюсь в промежуток между пригородом и самим городишкой. Там как раз метров триста свободный участок.

Вертикальная у нас метра полтора, скорость по прибору восемьдесят пять, высота десять, идём над дорогой. Ниже, ещё ниже…

Здесь двигателем ошибки не исправишь, перетянешь ручку, потеряешь скорость и хряпнешься о земной шарик всей массой. А это больно, очень больно. Для самолёта. Ему и без этого сейчас плохо. Так что расчёт, расчёт и ещё раз расчёт. Особый случай в полёте — всегда экзамен для лётчика. Тут не только профессиональные навыки проверяются, но и морально-волевая, и психологическая подготовки…

Выравниваю и почти сразу же чиркаю колёсами по дороге. Касание получается мягкое-мягкое, словно в пуховую подушку нырнул. А я что говорил? Пыли здесь много, и она вся за нами сейчас будет клубиться.

Проседаем немного, как раз на толщину пыльного слоя и дальше уже катимся по грунту. Недолго. Останавливаемся буквально метров через двадцать пять-тридцать. Сопротивление качению огромное, поэтому торможение получается эффективным и быстрым.

— Отставить! Сидите! — успеваю остановить Изотова.

Ишь, живчик какой. Уже успел и привязные ремни расстегнуть, и даже потянулся к замку дверки, открывать собрался. Вовремя успел его притормозить. Полковник оглянулся на меня в полном недоумении. Недоумение тут же сменилось раздражением, он уже и рот открыл, явно собираясь высказать нечто нелицеприятное по поводу моего запрета…

Тут-то нас и накрыло пылевым облаком. Неба не видно. Да я даже винт за лобовым стеклом не вижу. В кабине потемнело, но увидеть, как захлопнулся рот Изотова, умудрился. Ну и услышал, само собой.

Пылинки тяжёлые, поэтому темнота быстро рассеялась, и в кабину снова заглянуло солнце. Сижу, наблюдаю за тем, как струятся по стеклу пыльные змейки, стекают вниз, извиваются, прямо как живые. Ну и одновременно ремни с себя скидываю. Всё, кажется? Осела пылюга?

— Вот теперь можно выходить, — развернулся лицом к полковнику.

— А сразу нельзя было объяснить? — желчным тоном пробрюзжал Константин Романович. — Зачем кричать было?

— Не успел бы, — улыбнулся краем рта. И что за человек? То нормальный, а то вдруг проявляется в нём вот этот снобизм. Насколько я знаю, не из аристократов полковник, но порой отчего-то начинает им искренне во всём подражать. Даже в брюзжании.

Из кабины выбрались одновременно. Только я на землю ступил аккуратно, сначала одну ногу опустил, потом только вторую. Вытянул из-за сиденья ветошь и прикрыл свою дверку, и правильно сделал. Потому что пыли оказалось действительно много, чуть выше ранта сапог. Ну а Изотов сиганул махом вниз и тут же громко зачертыхался.

Понятно. Он же сейчас весь с ног до головы пылью окутался. А дверку закрыл? Нет, конечно же. Пришлось обходить самолёт, стараясь аккуратно наступать и так же аккуратно поднимать ноги. Чтобы пыль не поднимать. Заодно самым внимательнейшим образом винт осмотрел, не повредила ли его клятая птичка?

С винтом всё хорошо, лишь облетел кое-где лак по самой кромке. Но это не страшно. Похоже, нам сегодня здорово повезло…

Хлопнул правой дверкой, оглянулся на убежавшего по своим делишкам полковника, вернулся назад и поднял створку капота. Ну и что тут случилось? Всё же есть у меня подозрение, что из-за клятой птицы мотор у нас остановился. С топливопроводом вряд ли что могло случиться, всё-таки он понизу проходит, да и бензином в кабине не пахло. А вот перья могли попасть туда, куда им никак нельзя было попадать.

И точно, сетка воздухозаборника была плотно забита коричневым пухом. Пришлось счищать эту образовавшуюся плотную массу. Настолько плотно спрессовалась, что на войлок была очень похожа.

Пока возился с мотором, вернулся Изотов, вопросами любопытными доводить стал. А у меня же руки в пуху, да и не только руки. Под капотом его много оказалось, через жалюзи от души набилось. Удивляюсь, если орёл столько пера потерял, как он ещё летал?

Пока более или менее подкапотное пространство очистил, пока все соединения на всякий случай проверил, пальцами прощупал, со стороны поселения первые любопытные подтянулись. Лопочут что-то между собой, но ни к самолёту, ни к нам не приближаются. Держатся поодаль, полковничьего мундира опасаются.

А нет, не совсем опасаются. До меня разговор донёсся. Строгий голос Изотова я узнал, а вот другой подобострастный интересен своими необычными масляными нотками. Удивило не это, а то, что разговор собеседники вели на русском языке.

— Константин Романович, что там? — вылез из-под капота.

— Местный начальник полиции пожаловал, — отозвался полковник.

— У меня всё готово, можно запускаться.

— Погодите минуту, я указания господину приставу дам…

Пришлось ждать, пока местный чиновник любопытных горожан с дороги сгонит. Потом запустили мотор, запрыгнул в кабину Изотов. Поддал газку, на слух проверил работу мотора и уже уверенно увеличил обороты до максимальных. Удивился, когда увидел улепётывающих со всех ног в сторону от дороги местных жителей. И сразу же сообразил — это они под поднимающуюся за нами пыль не хотят попадать!

Взлетели почти сразу, и толстый слой пыли на дороге не сильно увеличил длину разбега. Топливо мы уже хорошо так выработали за время полёта, самолёт стал легче, поэтому и оторвались от земли метров через тридцать, если не меньше. И в набор полезли резво. Так что над окраинными глиняными домишками прошли с приличным запасом по высоте. Но высоко забираться не стал, запрыгнули в самом буквальном смысле на триста метров, и хватит. В процессе набора довернул влево на девяносто, занял курс двадцать градусов. Пока так пойдём. Расстояние до Ташкента где-то на час полёта, поэтому точно не промахнёмся…

В кабинете у Ионова сумрачно, окна задрапированы тяжёлыми тканями, чтобы жара не заглядывала, наверное. Через оставшиеся кое-где щели пробивается тонкими линиями солнечный свет, полосует комнату на секторы, но это уже мелочи. Но всё равно душно.

Так получилось, что мы с полковником сидим в одном из секторов, а все остальные в другом. Словно все присутствующие неосознанно поделились на две противоборствующие группы. На три, если уж быть точным. Сам Ионов в третьем секторе находится, во главе стола сидит. Офицеры в большей степени незнакомые, в прошлый раз многих из них не видел.

А всё дело в трофеях. Нет, немного неточно выразился. Не в трофеях, в них-то никогда ничего плохого быть не может, а в доставленном нами теле…

А дело было так.

— Это-то вы зачем сюда притащили? — кивнул на хорошо уже так пованивающий обрубок усатый штабс-капитан артиллерии.

Изотов уже и доложить успел Ионову о выполнении задачи, рассказал о сделанных снимках, о найденных на теле убитого картах и документах.

— Господа, господа, — переключил на себя общее внимание генерал. — Позвольте для начала представить вам друг друга. Это, как вы все уже слышали, полковник Отдельного Корпуса Изотов Константин Романович…

— Жандарм, — негромко, но всё равно слышно, процедил пренебрежительно кто-то из собравшихся во дворе офицеров.

Изотов даже не поморщился, уже привык к подобному отношению. А вот я возмутился, переступил в сторону, нашёл взглядом говорившего:

— Офицер. Такой же, как вы. Впрочем, точно не такой. Он ведь, в отличие от вас, здесь не отсиживается, а выполняет на Пяндже вашу работу. Не далее как несколько дней назад лично уничтожил отряд афганских бандитов, возглавляемый вот этим англичанином.