Резкий поворот (СИ) - Мясоедов Владимир Михайлович - Страница 22

— У меня палец на спусковом крючке дернулся, — хмыкнул Иванов, даже не стараясь придать своему голосу убедительности. — Но в барабане еще два патрона есть. Кто хочет тоже стать инвалидом?

Конвоирование враз растерявших всю воинственность уличных отбросов, начавших на разные голоса плакаться и проситься их отпустить, навстречу уже топающей к месту происшествия страже заняло примерно четверть часа. И еще в три раза больше времени потребовалось, чтобы патруль с помощью воспитанников сиротского приюта отконвоировал задержанную шайку в сторону городской тюрьмы, поскольку такие смелые и воинственные раньше любители помахать ножичками двигались как хромые черепахи, а также норовили разбежаться. Потом пришлось дожидаться, пока будет проведено разбирательство происшествия и опрос пойманных бандитов…Один из которых поспешил сознаться в ограблении какого-то беженца-китайца уже в стенах Буряного стоило лишь к нему шагнуть разминающему кулаки дюжему стрельцу. Вернуться обратно в приют друзья смогли лишь после наступления темноты. Но с благодарственной запиской, после прочтения которой уже готовившие розги священники быстро сменили гнев на милость, совершивших благое дело сирот похвалив и поставив в пример всем остальным воспитанникам.

Отправившись в казарму переодеться к ужину, Григорий с удивлением обнаружил, что в одном из его задвинутых под кровать парадных кожаных сапог лежит записка, неизвестно как и когда туда попавшая. А также кое-что ещё. Кое-что маленькое, черное, шелковое, ажурное и грозящее воспитаннику церковного приюта просто феерическими неприятностями, если бы данную деталь женского гардероба обнаружил там кто-нибудь другой. Однако на счастье Сидорова — не обнаружил. Ни явно запретного для воспитанных в строгости и благочестии юношей предмета, ни прилагающегося к нему короткого послания.

Я знаю, что ты знал или по крайней мере догадывался. Но молчал. Считай это авансом, ведь рано или поздно мы снова встретимся.

Р. С. Дырка сзади — для хвоста. Если после той суккубы принципиально не захочешь иметь со мной ничего общего — пойму.

Подписи не было, но в ней нужды, в общем-то, и не имелось. Воспитанник сиротского приюта, спешно перепрятывающий улики в более надежное место дрожащими руками, пытался ухаживать лишь за одной девушкой. Которая оказалась даже не тем, кем он её считал, а кем-то более…Более…

— То ли я везунчик, то ли обречен, — мелькнула мысль в голове едва-едва удержавшегося от нервного хихиканья юноши, наконец-то сообразившего, с кем это он совсем недавно с таким невероятным удовольствием обнимался и даже целовался…А также почему на следующий день ощущал какую-то подозрительную слабость и вымотался заметно сильнее обычного на ежедневной тренировке. Симптомы как по учебнику. Тем его главам, что посвящены суккубам. Только в легкой, очень легкой форме, видимо потому как до самого главного у них не дошло…Или это все-таки потому, что его пожалели? Наставники в приюте, конечно, говорят, что демонам неведома жалость, но они много чего говорят. И врут. Не всегда, конечно, но часто. А еще замалчивают правду и расставляют акценты в нужных им местах. Уж бывший карманник-то в отличии от многих других воспитанников знал, какова жизнь. В том числе и жизнь высокопоставленных представителей церкви, не отказывающих себе ни в жизненных удовольствиях, ни во власти. Еще до начала войны он видел дорогих проституток, что посещали святые обители отнюдь не для исповеди в своих грехах, а после с восторгом рассказывали подружкам о шикарном внутреннем убранстве «скромных» келий размером с добрую избу, изысканности пиров, что считались повседневными трапезами, ну и суммах своих гонораров, позволяющих при желании всего после пары месяцев подобного заработка остепениться и маленький домик купить где-нибудь в деревне на отшибе. — Ну…Ладно. Надеюсь, оно будет стоить того. В конце-концов, я же еще жив, а Катька и остальные аж на Коробейникова работают…

Юный воспитанник сиротского приюта действительно искал тех, кто работал на самого известного обитателя Буряного. Потому как хотел с ними подружиться. И добиться того же, что и их начальник. А как достигнуть подобного результата вернее, чем следуя за тем, кто уже прошел данный путь и копируя его? У них и стартовые условия, если верить собранной бывшим карманником информации, были похожими. Только держателем долговых обязательств, накладывающихся в обмен на обучение и заботу, о которых сам Григорий никогда никого не просил, было бы не государство, а церковь. И пусть наставники утверждали, будто истинно верующим и истинном праведным обязательно откроется путь наверх…Но бывший карманник как-то обоснованно сомневался, что он может зваться праведником. Когда перед ним на протяжении многих месяцев вставал выбор: быть честным и голодать или же согрешить и лечь спать хотя бы не с пустым желудком, он раз за разом выбирало второй вариант. А если бы выбирал первый — то давно бы околел, до сего момента просто не дотянув. Вдобавок этих истинно верующих и истинно праведных юноша как-то ни разу своими глазами не видел и даже в газетах о них не читал. В отличии от мелькавших в прессе обладателей громких дворянским фамилий, что служили настоятелями обителей или входили в структуру Святейшего Синода, а потому жили практически как короли. Вполне могли себе позволить подраться с каким-нибудь боярином, в пьяном виде спалить собственный дворец или там прикупить по случаю деревеньку-другую… Даже собственную армию имели. Армию, солдат в которой было много, а обучалось для неё таких как он ещё больше…Ибо гибли воины церкви часто. На службе со злом и теми, кто осмеливался церкви перечить по мало-мальски важным вопросам. Или же оказывались непоправимо искалечены, тихонько доживая свой век как какие-нибудь служки и сельские попики, перебивающиеся с кваса на сухари. А Григорий себе такой судьбы не хотел, ему больше по душе были независимость, сила, богатство… И, наверное, женщины. Или как минимум одна конкретная суккуба.

Глава 8

О том, как герой уточняет механику космических путешествий, сталкивается с опасностями пустоты и надеется на худшее.

Власть Олега над землей, камнями и песком ослабла не так уж значительно, но все же заметно. Если раньше для того, чтобы вылепить из крохотной горсточки грунта маленькую марионетку и заставить её ходить туда-сюда по полу ему хватало мельчайшего усилия мысли, а отток энергии на сотворение подобного чуда оказывался и вовсе не ощутим, то теперь чародею приходилось напрягаться. Слегка. Примерно как для того, чтобы пальцами на какой-нибудь руке шевелить без остановки. Свалиться без сил от такого тяжкого труда вряд ли получится, ну если только банально уснуть, да и мышцы до разрыва перетрудишь вряд ли, но через несколько часов работы мог появиться дискомфорт. И если слишком уж сильно отвлечься от процесса, то без внимания чародея он имел изрядные шансы затухнуть сам собой.

— Святослав, как далеко мы от земли? — Уточнил Олег у своего друга, который выполнял сейчас сразу два крайне важных дела. Двигал маленький кораблик вперед и поддерживал состав атмосферы внутри запаянной наглухо коробки, в которую превратился трюм летательного аппарата. Пусть две с лишним сотни человек, которые сейчас лежали аккуратными неподвижными штабелями и по степени своей активности сильно напоминали бревна, но они все ещё дышали. Изредка. Глубокий искусственный сон, находящийся на грани с комой, превращал перелет для них не более чем в короткий сон. Заснули представители клана Полозьевых и решившие попытать счастья на чужбине подчиненные Олега посреди Сибири, а проснутся уже на севере Индии. И даже не узнают, как именно их так быстро в новое место доставили и кто этим занимался, ибо отключали сознание им через стену. Дабы не возмущались недостатком комфорта в этом маленьком путешествии, ну и не лицезрели лишний раз начальство, которое все ещё надеялось сохранить в тайне свой истинный ранг.

— Дык, ежели в ентих, в километрах твоих, которые хранцузы придумали значица, то будет их итъ штук сорок. Ну, мож чутка поболее, но токмо если чутка. — Откликнулся бывший крестьянин, что силой своего дара успешно вывел летательный аппарат куда-то в стратосферу и теперь чуть ли не до скорости звука его разогнал. Причем без каких-либо существенных нагрузок на корпус, который лишь изредка поскрипывал от набегающих на него потоков воздуха. — А тебе, стал быть, оно зачем?