Зимние интриги (СИ) - Хай Алекс - Страница 21

— Это мой брат, — напомнила она. — И я сделаю всё, чтобы его вернуть. Алексей, сейчас не время пререкаться. Буду делать все, что скажешь. Но я чувствую, что должна быть там…

Я раздраженно выдохнул, но понимал, что переубедить её невозможно.

Через десять минут мы уже сидели в машинах. Впереди ехала наша, с Софией, Саввой и Елинским, позади — две машины с гвардейцами. Дорога к Михайловскому погосту и мосту заняла минут пятнадцать. Это был небольшой городок на обоих берегах Волхова. Преодолев мост, мы въехали в заснеженные лесные дороги.

Снаружи тянулся однообразный зимний пейзаж — заснеженные поля болот, редкие темные деревца. Снег, снег, один лишь снег. Машины трясло на ледяных ухабах.

— Если дорога такая сложная, то как они вдвоем смогут добраться до этого захолустья? — рассуждала София, пока мы ехали.

— Полагаю, им помогли, — ответил Елинский. — Главное было — выбраться из монастыря. Там есть еще один выход, прямо к реке. Мы обнаружили следы. Они уходили на лед.

— Савва, что находится на другом берегу? — спросил я.

— В районе Старой Ладоги? Село Чернавино там, дорога еще есть. Разбитая, но ее чистят. Ниже еще одна деревушка, а выше, в сторону Ладожского озера, урочище. Там никто не живет.

— Значит, если перейти по льду и оказаться в Чернавино, то можно сесть на автомобиль и добраться до Зеленой пустыни?

Парень призадумался, но согласно кивнул.

— Ага, ваше сиятельство. Только большого прока в том нет. Дорога-то идет вдоль болота. Его огибать придется. И все равно выедешь на ту дорогу, к которой сейчас едем мы.

— Но чтобы скрыться или сбить нас с толку, так вполне можно сделать, — задумчиво сказала София. — Бабушка… ну зачем же она так?

— Наверняка потому, что в ином случае ей бы не разрешили сделать то, что она задумала, — мрачно ответил я.

Последние пятнадцать километров дороги к монастырю представляли собой голый лёд, за исключением нескольких участков. Хорошо, что количество проезжающих там машин стремилось к нулю.

— Савва, расскажи, пожалуйста, про это место.

— В Зеленой Пустыни… непросто. Я сам туда трудником хотел, да не выдержал. Слишком уж там сурово. Монахи строгие, еды мало. Зверье дикое хозяйничает, но настоящий хозяин там — болото.

Парень дернул плечами, словно его пробил озноб.

— Страшное место? — спросила София.

Парень поежился и неопределенно повел плечами.

— Любое болото — место неприятное, моя госпожа. А Зеленые мхи — не просто неприятное. Оно страшное. Людей много погубило. И до сих пор наказывает.

София подалась вперед.

— За что наказывает?

— Это еще с нашествия шведов началось, а может и вовсе раньше бывало, кто ж сейчас скажет… Монастырь тогда уже был, деревянный вроде бы. Слухи ходили, что один из бояр спрятал там золото. Очень много золота. Шведы о том как-то прознали и разорили монастырь. Но золота не нашли — монахи унесли на болота и спрятали там. Шведы от злости всех перебили и монастырь сожгли.

— И золото не нашли, так?

— Никто его с тех пор не нашел, госпожа. Шведы пошли в болото искать клад — всех болото забрало. Потом другие приходили — и они пропали. И так столетиями. Кто приходит на то болото и если хочет нажиться — не возвращается оттуда. А монастырь с тех пор отстроили, каменные стены возвели, но место все помнит. Тяжело там. Наши, то есть местные, его не любят. Не знаю, почему матушка игуменья решила вас туда отправить…

— Болото действительно большое, — подал голос Елинский. — Второе по величине в губернии. По площади почти как весь Петербург. И действительно считается опасным.

София моргнула.

— Но мы же едем туда зимой. Раз Волхов замерз, то наверняка и на болоте тоже все промерзло…

Савва нервно усмехнулся.

— А люди-то все равно пропадают. Даже зимой…

— И зачем тогда в такой глуши монастырь строить…

— А сам монастырь? — спросил я. — Большой?

— Условия там спартанские, — продолжил Савва. — Электричества нет, все по старинке. Монахи молчат, даже на вопросы почти не отвечают. В храме темно, свечи только да лампады… Страшно, знаете ли. Еще и зверье из леса постоянно приходит. Волки, медведи… Один раз видел, как лось прямо во двор вышел, но никто его не прогнал. Как будто монахи с ним ладили…

— Ладили? — София склонила голову набок.

— Ну, он ушел сам, а они даже не удивились, — Савва пожал плечами. — Да и вообще… Местные, кто туда ходил, говорят, что монастырь сам по себе не как все. Он старый, очень старый, давно уже не перестраивался. Каменные стены, узкие проходы. И даже иконы в нем какие-то… другие. Темные, древние, не такие, как у нас. Говорят, есть там одна…

— Какая? — Алексей напрягся, улавливая в голосе Саввы странные нотки.

— Точно не знаю, — ответил парень. — Ее даже не всем показывают. Только если отец Серафим разрешит, а он мало с кем говорит. Но кто видел, говорят, глаза у нее живые. Смотришь на нее — а она будто отвечает тебе взглядом. И говорит с тобой…

Наступила тишина. София нахмурилась, но ничего не сказала, а майор Елинский лишь крепче сжал руль, глядя вперед.

— А этот Серафим — настоятель? — Спросил я.

— Нет, простой монах. Но, как я слышал, ему уже сто лет, а то и больше. Но вот что странно — выглядит, как бодрый семидесятилетний дед.

— Говорят, он чудотворец.

— Насчет чудес не знаю, но точно не такой, как все. — Савва замялся. — Со мной он ни разу так и не заговорил. А о нем толкуют разное. Что, дескать, словом и лечить может, и убить. И душевнобольному разум вернуть, и разумного невменяемым сделать. Потому и молчит обычно. Но вот что я вам скажу, почтенные господа… Говорят всякое, но одно я точно видел своими глазами.

— Ну же, Савва, не томите! — Взмолилась София. — Нам нужно знать все.

— От монастыря до озера Щало, что прямо в болоте, идет ручей. До этого озера иначе, как по ручьям, не добраться. Иногда, редко-редко, отец Серафим выбирает и отвозит людей на это озеро. Но когда они возвращаются, в лодке всегда на одного меньше.

София настороженно посмотрела на меня, затем на Савву.

— И что это значит?

— Никто не знает, — выдохнул парень. — И, если честно, лично я и знать не хочу…

Машины с трудом преодолевали последние метры сугробов, кренясь на обледенелых колеях, пока, наконец, не остановились перед мрачными стенами монастыря.

Дорога здесь заканчивалась. Лишь узкие тропинки змеились среди сугробов и вели к массивным деревянным воротам, покрытым инеем. Воздух был холодным и неподвижным, но где-то вдали уже слышался свист ветра, предвещающий надвигающуюся непогоду.

Я вышел первым, следом за мной выбрались София, Елинский и Савва. Гвардейцы из других автомобилей тоже покинули машины, переговариваясь между собой и осматривая окрестности с подозрением.

— Да уж… — Изо рта Елинского вырвалось облачко пара. — И правда, не самое приятное место.

— Хорошее место пустынью не назовут, — отозвался Савва.

Монастырь возвышался перед нами, словно иссеченный временем монумент ушедшей эпохи. Его светлые стены, сложенные из грубого камня, казались сырыми даже в морозную погоду. Низкие купола церкви, потемневшие от времени, едва различались на фоне сгущающихся свинцовых туч.

Савва провел ладонью по шапке, смахивая снег, и пробормотал:

— Н-да, погодка что-то не к добру. Гляньте, господа, метель идет. Не иначе как сама земля предупреждает…

Он говорил почтительно, но я заметил, как он нервно потирает ладони, бросая беспокойные взгляды на монастырские стены.

Ворота были закрыты, но одна прорезанная дверь оставалась чуть приоткрытой. Узкая щель вела во внутренний двор, куда не проникал даже слабый свет бледнеющего солнца.

— Здесь гостей не ждут, — пробормотал Савва, подходя к двери и толкнув её. — И нас, наверное, тоже будут не очень рады видеть. Придётся самим заходить… Извольте за мной.

Я переглянулся с Софией, но она только сжала кулаки и плотнее запахнула воротник своей шубки. Делать было нечего. Мы шагнули внутрь.