Зимние интриги (СИ) - Хай Алекс - Страница 11

Я заметил, как между ними явно царили полное взаимопонимание, искренние чувства и привязанность. Толстой относился к своей супруге с огромной заботой, проводя все время рядом с ней, даже в разговорах.

— Должен отметить, у Илья Андреевича есть еще один поклонник, — улыбнулся я. — Причем очень знатный.

— Неужели? — приподняла брови его жена.

— Точнее, поклонница.

— Я начинаю ревновать.

— Ее императорское высочество Марина Федоровна, дочь великого князя.

— Ох… — Толстая поставила бокал на стол. — Впрочем, ничего удивительного. Насколько я знаю, Марина Федоровна — весьма талантливый теоретик.

— И она была бы счастлива познакомиться с профессором, а также посетить его лабораторию, — добавил я. — Быть может, ее видение окажется полезным. По крайней мере, вам точно будет о чем поговорить.

Толстой-Стагнис кивнул:

— Не сомневаюсь. Передайте Марине Федоровне, что для нас будет честью принять ее в лаборатории. Быть может, внимание великой княжны добавит нам веса и поможет выбить больше финансирования. Его, как известно, всегда не хватает.

— Непременно, — отозвался я.

Чуть позже, когда Наталья Васильевна ушла проведать детей, Толстой предложил мне пойти в свой кабинет, где мы могли бы продолжить беседу за чашкой кофе. Мы направились в святая святых профессора.

Мы прошли через длинный коридор, покрытый мягким ковром, и вошли в кабинет Толстого. Тут было тихо, как в храме. Комната была полна книг, стопок бумаг, но главное — магических артефактов. Повсюду висели схемы и формулы, сосуды и колбы, и предметы, назначение которых я едва ли мог понять.

— Добро пожаловать в мою обитель, — улыбнулся Толстой. — Здесь мы можем поговорить спокойно. Нас никто не побеспокоит.

— Это потрясающе, — произнес я, осматриваясь. — Если у тебя такое дома, не могу представить, какое оборудование в университете…

Толстой улыбнулся и, подойдя к полке, снял с нее одну из книг, положив на стол. Он не стал отвечать сразу, а вместо этого продолжил:

— Здесь нет и трети того, что мне нужно для полноценной работы. Все, что ты видишь, лишь самое необходимое. Я все еще мечтаю расширить свои возможности. Мечтаю об истинной лаборатории, которая сможет быть настоящим центром аномальных исследований. Но даже здесь можно проводить множество интереснейших опытов. Впрочем, дома с опасными веществами я дел не имею — дети.

— Понимаю.

В этот момент вошла служанка с подносом.

— Кофе, ваше сиятельство.

— Благодарю, Лиля. Нам больше ничего не понадобится. Ступайте.

Она поставила поднос перед нами и удалилась. Мы устроились поудобнее, и я почувствовал, что пора говорить открыто.

— Ты наверняка хочешь знать, как я оказался здесь, — сказал я, заглядывая в чашку и ощущая легкую горечь кофе. — Двести лет работы, а теперь — заслуженный отпуск длиною в одну жизнь. Мой срок здесь — семьдесят пять лет. А после… Я должен вернуться к работе.

Толстой откинулся назад, прислушиваясь. Его лицо стало задумчивым.

— Семьдесят пять лет… — проговорил он, как бы размышляя вслух. — Это много. Но всегда недостаточно. Для меня же путь назад закрыт — ритуал был неполным. Я получил от магистра последний подарок — новую жизнь в этом мире, и никто не знает, сколько мне осталось. Так что каждый миг может стать для меня финальным.

Я молча слушал его. Стагнис-Толстой говорил об этом просто, словно давно принял свою судьбу. Впрочем, так и было. Его жизнь должна была оборваться в том взрыве, но магистр каким-то чудом смог хотя бы частично провести ритуал. Это не второй шанс. Это возможность прожить жизнь по-другому. Пусть она и будет короче, чем жизнь мага-преобразователя в родном мире.

— И я благодарен за это, от всей души, — улыбнулся мой старый друг. — Правда, поначалу было тяжело. Я не знал, что делать, как быть. Здесь же многое совсем иначе устроено. Но теперь… теперь это мой дом. Пожалуй, настоящий.

Его слова прозвучали с тоской, но без горечи.

— У меня тоже появилась семья. Точнее, родня, — улыбнулся я. — Давно забытое чувство, что есть на свете люди, которые и правда о тебе пекутся.

— Не считая Ордена, — усмехнулся Стагнис.

Я пожал плечами.

— Орден — это вторая семья. А первой у меня толком-то и не было. Вот, наверстываю.

— Ничего, еще и собственной обзаведешься, ты у нас вон какую видную оболочку отхватил. — Стагнис уставился на меня в упор и протянул руку. — Я и не думал, что встречу здесь кого-то из старых товарищей. А тем более, тебя. Я рад, что мы снова пересеклись, Алексиус. Нам нужно держаться друг друга.

— Согласен. У нас слишком длинное общее прошлое, — улыбнулся я.

Толстой кивнул, а затем с его лица резко сползла улыбка.

— Алексиус… — его голос стал тише, а выражение лица серьезным. — Ты действительно хочешь вернуться?

— В смысле?

Толстой-Стагнис подался вперед.

— Если бы я сказал, что есть способ задержаться здесь… подольше? Что бы ты ответил?

Я замер, не совсем понимая, о чем толковал друг.

Толстой-Стагнис внимательно смотрел мне в глаза и даже задержал дыхание, словно надеялся услышать от меня нужный ответ.

— У меня же контракт, Стагнис. Ритуал поведен по всем правилам. Мое тело спит под охраной магусов, а дух — здесь. Как только отмеренный срок закончится, мой дух вернется в то тело, а эта оболочка умрет. Нас ведь не зря отправляют в тела тех, кто уже обречен. Баланс…

Толстой улыбнулся, но это была уже другая улыбка — не та, что обычно сопровождала наши дружеские беседы. Это была улыбка человека, который понимает больше, чем говорит.

— Не обязательно, — ответил он. — Если я все понимаю правильно, ритуал можно… Подкорректировать.

Я нахмурился.

— То есть ты предлагаешь мне сбежать из Ордена?

— Ну почему сразу сбежать. Например, просто задержаться здесь дольше положенного…

— И зачем мне это?

Стагнис пожал плечами.

— Вдруг у тебя к этому моменту останутся незаконченные дела…

— Я не очень понимаю, как вообще возможно скорректировать последствия ритуала, — сказал я, сделав глоток кофе. — Эти знания доступны только магистрам. А мы с тобой всегда были преобразователями. Отменными преобразователями и зубастыми охотниками на тварей. Но только и всего.

Друг внимательно слушал меня и кивал с загадочной улыбкой.

— Ты упускаешь, что каждый из миров имеет свои отличия от нашего родного, Алексиус. Да, магия здесь слабее, чем в нашем, но есть и другие особенности, которые можно сделать преимуществами.

— Например?

— Само общее энергетическое поле этого мира не столь чувствительно к Искажениям, как в нашем. Поэтому аномалий здесь меньше и, как ты наверняка мог заметить, они не настолько чудовищные.

Я неопределенно покачал головой.

— Чудовищных, размером с небольшой городок, как это было в Орхе, я и правда еще не видел. Тем лучше для этого мира. И что с того?

Толстой внимательно посмотрел на меня, словно размышлял, стоит ли сразу выкладывать все карты. Он взял чашку с кофе, сделал глоток и поставил её обратно на стол.

— Всё в этом мире связано с аномалиями, Алексей, — наконец сказал он, его голос стал низким, почти беззвучным. — Ты сам видел, как они взаимодействуют с окружающим миром, с реальностью. Но здесь аномалии немного другие. Они не так ярко выражены, не так заметны, но их потенциал гораздо больше, чем мы можем себе представить. Здесь другой баланс. И если научиться правильно управлять этой энергией, полагаю, можно заставить ее нам служить.

Я, конечно, мог бы возразить, сказать, что всё, что он сейчас рассказывает, — это просто теория. Наши магусы давно ходили кругами вокруг этого предположения — все кумекали, как можно подружиться с энергией Искажений. Но успехов не было.

Но Стагнис-Толстой не был человеком, который строил бы песочные замки на зыбкой почве. Он говорил об этом с такой уверенностью, что мне не хотелось спорить.