Будешь моей (СИ) - Романова Наталия - Страница 47

Для начала отправили в обезьянник с двумя алкашами и одним обоссаным бомжом, потом вкатали пять суток административного ареста.

Быстро и без сожалений, как говорится.

Кушнарёв лично припёрся. Заявил, что сгноит Олега, парой лет исправительных работ не отделается, как бы ни выкручивался, можно подумать, он собирался. Олега в принципе своя судьба не интересовала, единственное, о чём думал – Тина, Маська его… как она, что с ней, неужели выйдет за урода этого, Митрофана?

И имя у него дебильное!

А-а-а-а-а!!! Сука, сука, су-у-ука!

После тёмного помещения солнечный свет ослепил, железные двери угрожающе громыхнули за спиной. Олег оказался на свободе. Жаль, совесть чистую не выдали, ему бы не помешало.

Через дорогу стоял родненький Рендж Ровер, поблёскивая намытыми боками. Облокотившись на капот, дожидался Фёдор, сверля взглядом бестолкового брата.

– Здоров, – буркнул Олег, подойдя.

– Ну, здоров, – Фёдор почесал ладонью лоб, будто решал неразрешимую задачу.

Например, прихлопнуть младшего балбеса, чтобы сам не мучился и людей не изводил, дело благое или всё же греховное? Судя по взгляду – очевидно благое.

– Фокий заявление забрал, претензий не имеет, – проговорил Фёдор, когда тронулись.

Олег за рулём, брат рядом.

– В киднеппинге обвинение сняли, зыбкая база, посыплется, – продолжил Фёдор. – Замяли всё, одним словом.

Олег покосился на старшего брата. «Киднеппинг», «зыбкая база», «посыплется», «замяли» – слова, которые меньше всего ожидаешь услышать от этого массивного человека с бородой-лопатой, в льняной рубахе и широких штанах.

– Отец постарался? – приподнял Олег бровь.

– Отец и Игнат, адвокат прилетал, нарушения в работе полиции нашёл, всем всё популярно объяснил, с Кушнарёвыми поговорил, Фокия в Красноярск переправил на лечение…

Олег усмехнулся. Притух местный божок? Права народная мудрость, гласящая, что на каждый член с винтом найдётся жопа с лабиринтом.

– Ты павлина из себя не изображай, не ради тебя старались. По-хорошему, посадить тебя надо, а не вытаскивать. Фокия без малого инвалидом не оставил, никто тебе такого права не давал, как и ребёнка от родного отца увозить. Не в лесу живём, органы правопорядка существуют, опека, суды. Кулаками махать ума много не надо, – проговорил Фёдор, не скрывая злости. – Уголовник в семье не нужен, понимать должен, как на карьере Игната скажется, или из младших кто захочет по его стопам пойти, а здесь ты, – посмотрел, как на навозную кучу, – пятно на биографии.

Похоже, единственный, кто был искренне рад видеть Олега в доме Фёдора, Финик.

Пёс отчаянно махал хвостом, вертелся у ног, лез с поцелуями, всем видом показывая, как же он соскучился, истосковался весь, извёлся. Люди вокруг неплохие, подкармливали, петух Авундий вообще свой человек оказался, но пусть уж хозяин совесть имеет, больше в одиночестве своего друга не оставляет.

В гостевой комнате стояла собранная сумка Олега, в которую были уложены вещи, намекая, что лучше гостю дорогому убираться подобру-поздорову.

– Если сможешь подальше от Иустины держаться, оставайся, – проговорил Фёдор, заранее зная ответ.

Не сможет Олег держаться. Одно то, что он приехал с братом в его дом, а не рванул в сторону дома лесничего, хватило выдержки принять душ, переодеться, кинуть в рот пару сдобных булок – Полина, невестка, испекла, – чудо, похлеще садов Семирамиды.

– Держи, – Фёдор протянул пару обыкновенных листов брату, тот прочитал, никак не выражая, что думает, а ничего хорошего в голову не приходило. – Остаток отпуска проведёшь на Чёрном море, как раз сезон. Женщины, рестораны, аттракционы – всё, как ты любишь. Там, глядишь, выветрится дурь из головы.

– Если ты про Тину, то не выветрится, – отрезал Олег.

– Отступись, – угрожающе проговорил Фёдор. – Наворотил уже дел, хватит! Ты уедешь, через месяц-другой забудешь о ней, а ей здесь жить. Хочешь, чтобы каждая собака тыкала Митрофана, что его жена с Калугиным… встречалась, – он явно хотел завернуть что-то похлеще нейтрального «встречалась», но выработанная годами привычка сдерживать себя не позволила. – Чтобы ей глаз от стыда не поднять было? Тебе игрушки, девушке жизнь!

– Да пошёл ты! – выплюнул Олег, схватил сумку, помчался на улицу, громко кинув: – Финик, едем!

В дверях встретилась Полина. Попыталась остановить, поговорить, донести до бедовой головушки, что всё делается ему во благо, не вышло.

Естественно во благо, кто бы сомневался. Сумасшедший дом какой-то, а не село на просторах Сибири, а он главный псих, особо буйный.

Чёрное море, женщины, рестораны, аттракционы… Сейчас!

Бежит и волосы за спиной, только прикупит зелёный, в талию, костюм, обернёт могучую шею старым шерстяным шарфом и обует лаковые штиблеты с замшевым верхом апельсинного цвета*.

Не уедет он, не отступится!

Не мытьём, так катанием, не по-хорошему, так по-плохому Маську заберёт. И сестру её. Он, конечно, детей настолько рано не планировал, тем более – сразу взрослых, но старовер он или нет? Если папе с мамой верить – он самый.

Любой старообрядец скажет: «Детей бог даёт, не человеку решать, какого и когда». Олегу Ангелину послал, в испытание или наказание – время покажет. Пока же план прост – забрать своё.

В Кандалах остановиться негде. Жильё если сдают по случаю, но точно не Олегу. Никому неприятности с Кушнарёвым и Калугиными не нужны, своих проблем хватает. Жизнь в этих местах щедра на трудности.

База отдыха недалеко от Кандалов неплохой вариант. Идеальный, можно сказать.

Деревянные домики раскинулись меж вековых кедров, высоченных елей, лиственного подлеска, сквозь которые вилась асфальтовая лента от райцентра до главного корпуса. Всё для удобства отдыхающих.

На подъезде увидел знакомое лицо. Митрофан стоял рядом со своим автомобилем. Отечественным УАЗом, крепким, надёжным, износостойким, починить который можно с помощью лома и какой-то там матери. В здешнем колорите идеальный вариант.

Он махнул рукой, глядя прямо на Олега, тот остановился, резко надавив на тормоз, подняв облако пыли на обочине, окутав Митрофана с головы до ног.

– Я тебе по-хорошему говорю, уйди с моего пути! – проорал Олег, выпрыгивая из машины, на ходу разминая руки.

– Что ты со мной быстро разделаешься, сомнений нет, – спокойно ответил Митрофан. Не дрогнул, будто не тренированный СОБРовец на него буром пёр, а пятилетка в коротких штанишках. – Серьёзно у тебя к Иустине?

– Моя она, понял! Была моя и будет моя! – завопил Олег, как наглухо отбитый, с задержкой умственного и психологического развития Кинг-Конг.

– Ты Иустину-то спросил, хочет она твоей быть, или ей пока лучше самой себе принадлежать? Интересовался, что она хочет, что для неё лучше?

– А ты, прямо, интересовался?! – взвился Олег, едва сосуды в глазах от злости не лопнули. – Естественно, сука, любая двадцатилетняя девчонка хочет под тридцатилетнего вдовца с тремя детьми лечь!

Митрофан спокойно посмотрел на Олега, смерил взглядом, будто раздумывал о чём-то, прикидывал.

– Если бы у меня была возможность вернуть Машу, – Олег почему-то сразу понял, что говорил Митрофан об умершей жене. По интонации, по мелькнувшей боли во взгляде, такой, что физическое отторжение вызывала у него, пышущего здоровьем и планами на жизнь. – С условием, что я никогда не увижу её, одним глазком не посмотрю, но точно буду знать, что она живёт где-то, счастлива, я бы ни секунды не думал. Только мне такого никто не скажет. А ты можешь Иустину счастливой сделать…

– С тобой, что ли? – окрысился Олег.

– Со мной она шибко счастливой не станет, – горько усмехнулся Митрофан. – За сестру только рада будет, а сама… Держи, – протянул он Олегу папку, которую до этого крутил в руках.

Олег споро вытащил какие-то бумаги. Вроде накладные, сертификаты какие-то, декларации… чёрт его знает, что это вообще.

Он военный, не бухгалтер, не юрист, в писульках ничего не понимает.