Мальчик, Который Выжил (СИ) - Володин Григорий Григорьевич - Страница 4

Ирина внимательно посмотрела на княжича.

— Семён Светозарович, твой брат не вырастет, если его съест эхозверь. Времена меняются. Раньше здесь не было такой активности, а теперь эхозвери осмелели. Ты хочешь, чтобы я растила твоего брата в постоянной опасности?

Семён скривил лицо, демонстрируя явное недовольство.

— Это традиция, Ирина Дмитриевна! — возмутился он. — И неважно, что мы там хотим!

Главный дружинник «княгинской дружины» Ефрем Гунатьев, который до сих пор молчал, робко вставил:

— Ваша Светлость, госпожа права. Активизация зверей действительно заметна.

Семён фыркнул, едва бросив взгляд на дружинника.

— Ну и что с того?

Разговор прервал спокойный, но уверенный голос Захара Глебовича Трубонова, княжеского наместника:

— Я как наместник князя Светозара Алексеевича в его отсутствие… — он сделал паузу, будто тщательно обдумывая каждое слово, — полагаю, что решение Ее Светлости Ирины Дмитриевны здравое. Князь ушёл на гон и отсутствует уже несколько месяцев. Я уверен, он бы одобрил это. И я официально разрешаю растить младшего княжича Вячеслава Светозаровича в Рязани.

Ирина, склонив голову, благодарно произнесла:

— Правильное решение, Захар Глебович.

Она коротко кивнула Семёну, давая понять, что разговор завершён. Княжич не подал виду, но тоже поднялся. Не обмолвившись ни словом, они покинули зал, оставив наместника и дружинника наедине.

Как только дверь за ними закрылась, Захар медленно повернулся к Ефрему, его лицо оставалось непроницаемо-серьёзным.

— Ефрем Антонович, ты будешь отвечать за безопасность резиденции в Рязани.

Дружинник бодро выпрямился.

— Да, конечно, Захар Глебович. Я служу княгине верой и правдой.

Захар нахмурился, его взгляд стал задумчивым.

— Насчёт того случая с эхокотом. Как зверь смог пройти мимо родовой охранной системы?

— Мне неведомо это, Захар Глебович, — помрачнел Ефрем. — Возможно, домовой дружине известно?

— Возможно, но я хотел узнать твое мнение, — неопределенно отвечает наместник. — Но вообще тебя я хотел спросить о немного другом. В докладе написано, что эхокот издал дикий визг, и это подняло тревогу. Но, Ефрем, ты ведь знаешь, что эти каменные коты всегда действуют тихо. Они могут съесть целый курятник, не издав ни звука. Тем более, создания Атрибутики Камня не чувствуют боли.

— Похоже, его напугали, — заметил Ефрем уверенно. Дружинник явно уже обдумывал ситуацию с разных сторон. — Страх они как раз чувствуют.

— Что могло напугать каменного кота настолько, чтобы он завопил? — Захар прищурился, вглядываясь в лицо дружинника.

Ефрем неуверенно ответил:

— В комнате, по моим данным, никого не было, кроме двух младенцев.

Наместник нахмурился ещё сильнее, давая понять, что ответ его не удовлетворил.

— Мог ли маленький княжич проявить магию? — спросил он, пристально глядя на Ефрема.

— Вы же знаете, что его ядро закрыто, — вздохнул дружинник. — Как и у княгини, это родовая травма. Лекарь утверждает, что княжич не способен напрямую использовать магию Алхимии.

Захар кивнул, но его глаза по-прежнему оставались насторожёнными.

— Да, я в курсе. Однако у девочки Ксении ядра вообще нет…

Ефрем помедлил, словно подбирая слова, и наконец заговорил:

— Есть две странности, Захар Глебович. После осмотра лекарь отметил, что княжич был сильно утомлён, хотя инцидент со зверем произошел утром и дети проснулись недавно. Непонятно, куда ушли силы княжича. И ещё — его лицо было совершенно сухим, не было соляных дорожек от слёз, в отличие от девочки.

На какое-то мгновение в комнате повисла тишина. Затем Захар невольно прищурился:

— Значит, всё-таки это княжич Вячеслав напугал эхокота? Но как? Что это за мальчик, который выжил вопреки всему?

Ефрем лишь развёл руками, не зная, что ответить.

Переезд стал для меня неожиданностью. Новый дом оказался меньше прежнего, но, как ни крути, выглядел вполне достойно. Внутреннее убранство, хоть и скромнее, чем в старой усадьбе, всё же сохраняло нотки солидности. Но настоящий контраст ждал снаружи.

Город. Шумный, многоголосый, хаотичный. Люди, автомобили, крики с автострад — всё это сливалось в плотный гул, от которого сначала хотелось спрятаться. Каждое окно было как экран, транслирующий этот новый, совсем не привычный мир.

Быстро стало ясно: здесь нет того, что я так ценил в старой усадьбе. Никаких дружинников, никаких тренировок, никаких осадных башен, которые с таким грохотом рушились, помогая мне медитировать и усиливать связь с ядром. В этом месте не было и намёка на энергию Разрушения. Открытие неприятное, если не сказать удручающее.

Мама, кажется, чувствовала перемены. Возможно, она даже замечала моё недовольство. Чтобы хоть как-то смягчить смену обстановки, она часто возила нас с Ксюней в городской парк.

И вот однажды, катаясь по дорожкам парка, я замахал руками в сторону небольшой площадки. Площадка была огорожена высоким решетчатым забором. За ним располагались тренажёры, барьеры и прочие снаряды, явно предназначенные для дрессировки собак.

Не сдержавшись, я закричал:

— Бака! Бака! Бака!

Мать обернулась и улыбнулась.

— Ты хочешь на собачек посмотреть, Славик?

Я энергично закивал, насколько это позволяли мои пока ещё слабые мышцы шеи.

— Дя.

Что-то там заставило моё ядро чуть теплее откликнуться. Я знал: нужно обязательно туда заглянуть.

— Ну хорошо, — улыбнулась мать, глядя на меня и Ксюню, — давай подойдём поближе.

Коляска свернула в сторону, приближаясь к забору, за которым кипела жизнь тренировочной площадки. Там собак обучали командам, заставляя их прыгать через препятствия, выполнять рывки и работать слаженно под командами дрессировщиков.

Только вот большинство обычных собак сновало по краям загона, явно стараясь держаться подальше от центра, где выделялось нечто совершенно иное.

На просторной территории доминировал огромный чёрный эхопёс. Даже на первый взгляд было ясно, что он находится на низкой стадии формирования. Его тело состояло из осколков древних руин: массивные лапы из фрагментов колонн, а череп — обломок головы гаргульи, двигающийся с пугающей энергичностью. Каждый его шаг заставлял воздух вокруг вибрировать, а разрозненные на вид фрагменты складывались в странно гармоничное целое.

Пёс подчинился каждому жесту и приказу дрессировщика, которого называли эхопсарём. Он мощно прыгал через огромные барьеры, с грохотом врезался в имитации стен и недружелюбно поглядывал в сторону обычных собак. Не зря они старались не попадаться ему на глаза лишний раз.

Я не мог оторвать глаз от этого создания. Какой здоровый! Вау! Моя рука сама собой потянулась вперёд.

— Бака! Бака!

— Бака…! — поддакнула и Ксюня.

Мать посмотрела, куда направлены наши взгляды, улыбнулась:

— Тебе нравится эта собачка?

Я кивнул.

И вдруг эхопёс, до этого полностью сосредоточенный на команде своего дрессировщика, внезапно замер. Его голова — обколотый обломок каменной горгульи — резко повернулась в нашу сторону. Он смотрел прямо на меня.

На мгновение время будто остановилось. Затем, с неожиданной резкостью, пёс сорвался с места и бросился к забору.

Мать мгновенно поняла, что слабый забор не станет преградой для такого монстра. Её лицо исказил ужас.

— Нет! — вскрикнула она, вцепившись в коляску обеими руками.

Двое дружинников, сопровождающих нас на отдалении, среагировали мгновенно. Они бросились вперёд, закрывая собой коляску.

Эхопёс мчался, с каждой секундой сокращая расстояние. Каменные лапы гулко стучали по земле, каждый удар отдавался эхом.

Я замер, чувствуя, как что-то внутри меня сжимается от… восторга. Зверь Разрушения был близко. Очень близко.

Усадьба рода Опасновых, фронтир Рязанского Ареала

— Я читал рапорт о последнем инциденте с этим эхозверем-котом, — начал Захар, поднимая взгляд на своего собеседника. Его голос звучал ровно, но в нём угадывалась тень досады. — Но, признаюсь, мне этого недостаточно. Хочу ещё поговорить с тобой, Матвей Максимович.