Идентификация (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 18

— Я весь внимание, ваше сиятельство.

— Что ж… Тогда не будем ходить вокруг да около, друг мой. — Мещерский подался вперед и чуть понизил голос. — Вы знаете, кто пытался убить вас в Петергофе.

— Старший Распутин. — Я решил не изображать граничащее со скудоумием блаженное неведение. — Он даже не слишком-то пытался скрыть свою причастность.

— Так я и думал. Уж не знаю, почему он решил винить в гибели сына именно вас, однако это так — и вряд ли изменится. А значит, вам угрожает опасность, по сравнению с которой блекнут даже пули убийц на балу в Пажеском корпусе. — Сочувствие во взгляде Мещерского казалось вполне искренним. — Распутин и раньше был опасным человеком, но теперь стал вдвойне опаснее.

— Пусть так. — Я пожал плечами. — Мне удалось избавиться от его людей один раз. Если придется, я сделаю это и во второй.

— Ничуть не сомневаюсь в ваших способностях, Владимир Федорович, — отозвался Мещерский. — Но не следует забывать, что влияние Распутина куда страшнее любых наемников. Старик живет на свете почти полторы сотни лет и наверняка имеет солидный компромат чуть ли не на половину Совета… Наверняка вам не кажется случайным, что Следственный комитет так и не нашел ничего связанного с ним, хотя счет арестованных уже давно идет на десятки… Иными словами, Распутин практически неуязвим.

— И что вы предлагаете? — усмехнулся я. — Просто взять и устранить мерзкого старикашку физически?

— Боюсь, это не так уж легко. И для начала его еще нужно найти. — Мещерский даже бровью не повел, услышав мои слова. — Впрочем, с талантами ваших друзей это вполне возможно. Вам четверым уже не раз удавалось то, с чем не справлялись ни полиция, ни сыскари из Комитета, ни даже Третье отделение.

— Безмерно польщен. — Я покачал головой. — Хоть мне и кажется, что вы изрядно переоцениваете наши способности.

— Нет, ничуть. — Лицо Мещерского на мгновение воплотило собой смертельную серьезность. — Так что прошу — займитесь Распутиным, и как можно скорее… Но сейчас вам, конечно же, следует вернуться в Корпус.

— Из которого нас наверняка отчислят уже завтра, — проворчал я. — И вряд ли господа этажом ниже будут в восторге, узнав, что мы сбежали.

— Не отчислят. Даю вам слово, Владимир Федорович. — Мещерский улыбнулся одними уголками рта. — И можете не беспокоиться насчет Соболева — его я возьму на себя.

— Отделение — подъе-е-е-ем!!!

Проснулся я от привычного рева дежурного. Голос мичмана-старшекурсника напоминал будильник, который по утрам неумолимо заводится сам. Вот только его, в отличие от будильника, не заткнешь. И в стену не бросишь, даже если очень захочется — особенно когда ответственным за своевременную явку десантуры на утреннее построение оказывается сам Медведь.

Очередное «Отделение, подъем!», сдобренное не вполне уставными комментариями вполголоса, прозвучало буквально за нашей дверью, и из соседнего бокса послышался скрип пружин, шлепающий звук шагов и полусонные ругательства. Скинув одеяло, я сел на кровати, потянулся за штанами и уже привычно усмехнулся себе под нос.

Поплавский не обратил на побудку ровным счетом никакого внимания. Только перевалился на другой бок, буркнул что-то невразумительное и продолжил самым наглым образом плющить харю. Первые пару месяцев я честно пытался бороться с подобным безобразием, но в конце концов сдался: если уж его благородие сосед не желал просыпаться, разбудить его не смогли бы ни террористы, ни артиллерийская канонада, ни даже сам Разумовский, явившийся в располагу и грозно сверкающий вышитыми золотом орлами на погонах. Да и последующая неизбежная кара Поплавского, как и всегда, не волновала совершенно.

Ну да, нарядом больше, нарядом меньше — какая, в сущности, разница?

— Вовка, ты вообще спал? — выбравшийся из своей берлоги Камбулат окинул меня взглядом.

— Часа два. Может, два с половиной. Лучше, чем могло бы быть, хуже чем… — Я лишь махнул рукой, закончив шнуровать ботинки и поднимаясь с кровати. — В общем, прорвемся. Не впервой.

— Вы меня так в гроб загоните, — буркнул Корф, подбирая упавшее полотенце. — Ладно, пошли намывать физиомордии.

Утренние ритуалы в располаге не отличались изменчивостью, так что я делал все на автомате. И даже успел в очередной раз прокрутить в голове вчерашние приключения.

Ночь в коридоре здания на Фонтанке, допрос и странный разговор на третьем этаже до сих пор не давали покоя. Нет, я и сам собирался отыскать Распутина, пока он не отыскал меня, но раньше я намеревался заняться этим по собственной воле. А теперь получалось так, что я должен Мещерскому. И снова — благодаря младшему Морозову… в каком-то смысле. У меня и раньше было к нему немало вопросов, а за прошедшие сутки их стало чуть ли не вдвое больше. И получить ответы было бы очень интересно.

Если его сиятельство, конечно, сочтет нужным их давать…

Умывальная комната встретила привычным шумом воды, шутками и спорами. Невесть каким образом обогнавший нас Поплавский с неистребимо-вечным оптимизмом уже пытался острить, будто и не было бессонной ночи, а Корф, нахмурившись, тер глаза и зевал. Рядом кто-то обсуждал тренировку на плацу, кто-то — новую задачу на тактике…

— Слушай, это получается, проскочили, что ли? — Ко мне подошел мрачный Камбулат. — Как так-то? Я уже мысленно домой ехал. А тут… Ни наряда, ни вздрючки…

— Сплюнь, боец! И запомни, — Поплавский легонько шлепнул Камбулата мокрым полотенцем по спине. — наряд неотвратим и неизбежен. Как рок. Как судьба. Рано или поздно он тебя все равно настигнет. Вопрос только в том, когда именно.

— Да ну тебя, — Камбулат отмахнулся. — Я, вообще-то серьезно. С кем ты там говорил, Вовка? Куда тебя дернули?

Я бросил взгляд на товарища, молча умывая лицо холодной водой.

Сказать что-то? Или отшутиться? Вздохнув, я потянулся за полотенцем.

— И вот он опять, — проворчал Камбулат. — Опять молчит. А ведь знает что-то, как пить дать.

— Есть многое на свете, друг Горацио… — замогильным голосом прогудел Полавский, дурачась.

Вот у него ко мне никаких вопросов не возникало. Может, в благодарность за то, что я не задавал их ему?

— Ладно вам, — буркнул я. — Давайте на выход, а то сейчас Медведь лютовать начнет.

После зарядки нас ждал сюрприз. Как только курсанты вышли на построение, и дежурный доложил о готовности, перед нами возник начальник училища. Неторопливо прошагал вдоль края площадки, заложа руки за спину, и остановился прямо напротив нашего отделения.

Выглядел Разумовский, как и всегда безупречно. Идеально начищенная обувь, отглаженные брюки, пальто с двумя рядами золотых пуговиц… Но сегодня в самой его позе было что-то необычное, будто его сиятельство нервничал. И заметно — хоть и пытался скрывать. Будто готовился то ли к неприятностям, то ли к чему-то особенно важному.

А может, и к тому, и к другому одновременно.

— Ну, вот и все, — откуда-то сзади послышался обреченный голос. — Сейчас нас…

— Цыц!

Я наугад ткнул локтем назад, и Корф умолк. А Разумовский еще раз осмотрел строй, задержавшись на мне взглядом, и заговорил.

— Господа курсанты! Сегодня у меня для вас важная новость. В ближайшие дни в столицу прибывает важный гость — его светлость герцог Брауншвейгский и Люнебургский, Георг Вильгельм из рода Вельфов.

Едва слышные перешептывания в задних шеренгах тут же стихли. Кто-то вскинул брови, кто-то обменялся взглядами. Имя заграничной персоны звучало важно, но вряд ли хоть кто-то из курсантов или даже дежурных офицеров, замерших на самом краю плаца, догадывались, в чем дело.

— Иностранная делегация прибывает к нам в рамках обмена опытом, и некоторое время герцог с товарищами и свитой будет нашим гостем, — продолжил Разумовский. — Его светлость изъявил желание и обратился ко мне с просьбой разместиться прямо здесь, в расположении Корпуса. А это значит, что некоторое время рядом с вами будут жить и тренироваться курсанты и офицеры военных училищ сразу нескольких европейских держав.