Идентификация (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 13

— Где медик? — Я вышел к центру площадки. — У нас тут раненый!

— Сюда давай! — позвали от забора.

Я сориентировался, увидев бойца с аптечкой в руках, и поспешил к нему. Тот хлопотал над распростертым на земле телом… А потом выругался и закрыл лежащему глаза. Я скрипнул зубами, с ужасом впиваясь взглядом в мертвеца.

И тут же выдохнул. Не Поплавский, не Корф… И не гардемарин… кажется.

— Что тут у вас?

— Очередь… В упор… — простонал раненый.

— Дерьмо! — Медик рванул молнию на сумке. — Давайте, кладите его сюда. Да аккуратнее, аккуратнее!

Мы с Камбулатом опустили раненого на землю и, переглянувшись, и отошли в сторону.

— Ох и встряли мы, Вовка…

— Ладно. Не боись, — бросил я, просто чтобы не молчать. — Прорвемся.

А длинноволосый все продолжал доказывать что-то застывшим черными статуями фигурами в балаклавах.

— Мы заплатили! Только позавчера заплатили! Нас обещали не трогать! — кричал он. — Что еще нужно сделать? Еще денег? Скажите сколько, я дам! — Барон, или кто там у них за главного, был в отчаянии. — Давайте договоримся! Нужно платить больше — мы будем платить больше! Зачем вы женщин трогаете? Детей зачем?

И тут на площадке появился бородатый. Окинув взглядом открывшееся зрелище, заметил тело у забора, медика, суетящегося над раненым, шагнул к барону, и коротким, выверенным ударом приклада сбил его на землю и принялся охаживать ногами.

— Заплатить? — Наконец, он остановился, тяжело дыша. — Ты хочешь заплатить? Хорошо. Сейчас ты, сука, заплатишь! За все!

Бородатый отошел на шаг, и, повернувшись к бойцам, продолжавшим держать на прицеле толпу местных, кивнул.

— Давайте. Гоните это отребье к нему в дом. Всех!

Часть бойцов принялась пинками и прикладами сгонять воющую толпу к калитке… Но примерно треть остались на месте, переглядываясь.

— А вы чего стоите? Два раза повторять надо?

— Ты что делать собираешься? — раздался чей-то голос.

— Что я собираюсь делать? — бородатый коротко хохотнул. — Табор уходит в небо, слышал такое? Вот сейчас я его туда и отправлю. Клубами дыма.

Я вдруг успокоился — разом, в одно мгновение, будто кто-то щелкнул переключателем. Метавшаяся внутри чужая воля окончательно слилась с моей собственной, и на смену полыхающей ярости пришла уверенность. Шагнув вперед, я сорвал балаклаву, бросил ее на землю и развернулся к бородатому.

— Завязывай с этим дерьмом.

— Что? — Тот будто не расслышал. — Чего ты сказал?

— Я сказал: завязывай с этим дерьмом! Мы не палачи. То, что ты собираешься сделать…

— Ты чего, щенок, совсем берега попутал? — В голосе бородатого зазвучало искреннее удивление. — Нацепи морду на место и делай, что говорят!

Я посмотрел в полубезумные глаза за прорезью балаклавы, усмехнулся… И ударил Молотом, в последний момент успев сдержаться, чтоб не превратить человека напротив в кровавую кляксу. Охнув, бородатый отлетел на десяток шагов, с грохотом впечатался спиной в металлический забор и медленно сполз по нему на землю.

— Что за…

На секунду все замерли, а потом пропахший порохом и кровью полумрак вокруг пришел в движение. Защелкали затворы, и мне в грудь нацелились стволы дробовиков и примерно полудюжины автоматов. Я отшвырнул оружие и зажег в ладонях два Разряда, готовых в любой момент сорваться и ударить. На землю полетела еще одна балаклава, и Камбулат встал рядом со мной.

— Тушите огоньки, парни, — послышался приглушенный маской надтреснутый голос бородатого. — Вы не понимаете, куда лезете.

— Это ты не понимаешь, — раздалось в стороне. — Бросайте свои пушки и валите на хрен, пока мы всех здесь в блин не раскатали!

Я быстро взглянул в сторону говорившего. Иван также избавился от маски, и, набычившись, смотрел на целящегося в меня бойца. За его спиной стояла полудюжина гардемарин, готовых в любую секунду пустить Дар в ход. А рядом с ними — мои товарищи, успевшие где-то раздобыть автоматы. Вжимающий приклад в плечо Поплавский выглядел, как всегда, невозмутимо, ноздри Корфа раздувались от страха и возбуждения, но смотрел он решительно. Воздух буквально искрил от напряжения.

— Ты на кого прыгаешь, падаль? Да мы… — начал было тот бородатый, но Иван решительно оборвал его на полуслове.

— Тихо! Пушки на землю. Два раза повторять не…

Непонятно, чем закончилось бы это противостояние, если б не вмешалась третья сила. Откуда-то со стороны железной дороги взревели моторы, вспыхнули прожекторы, превращая ночь в день, завыли сирены, и над горящим Цыганским кварталом загремел голос, многократно усиленный динамиками:

— Всем бросить оружие и поднять руки!

Щурясь от яркого света, я сквозь пальцы посмотрел в сторону источника звука и непроизвольно вскинул брови.

Темнота переливалась десятками проблесковых маячков, и нас стремительно окружили вооруженные спецы в «брониках». А в отдалении весьма недвусмысленно топырил ствол крупнокалиберного пулемета бронетранспортер, на котором и был установлен прожектор.

— Всем поднять руки! — прогрохотали динамики. — Работает особая комиссия!

Автоматы и дробовики полетели на землю, а бойцы один за другими поднимали руки, стараясь держать их на виду. Встретившись взглядом с Поплавским, я едва заметно кивнул. Тот выпустил автомат и пихнул локтем Корфа — его благородие барон, похоже, так и не успел понять, что происходит.

— А теперь — руки на затылок! — последовала новая команда. — И по-одному ко мне!

Я поймал внимательный взгляд Ивана. Перед тем как сцепить пальцы за головой, он улыбнулся, одобрительно кивнул и, кажется, даже подмигнул напоследок. Будто хотел сказать — не извольте беспокоиться, господин прапорщик. Как-нибудь прорвемся.

М-да. Кажется, эта ночь закончится еще не скоро. И совсем не так, как я рассчитывал.

— Да уж… Вляпались так вляпались, — тоскливо вздохнул Камбулат, вытягивая ноги.

Мебель в коридоре оказалась до отвратительного неудобная. Я с трудом мог представить, где в две тысячи пятнадцатом реально раздобыть такой антиквариат. Скрипучие деревянные стулья явно были родом из прошлого века, причем откуда-то из середины. А обтянутые потрескавшимся бордовым кожзамом лавки — и того древнее.

Местные наверняка могли позволить себе обстановку побогаче, но будто нарочно экономили, чтобы ожидавшие в коридоре успели вдоволь проникнуться зашкаливающим уровнем дискомфорта. Который сочился здесь буквально отовсюду — от трещин на давным-давно пожелтевшем потолке до щелей между ветхими плинтусами и полом. Стертый чуть ли не до дыр линолеум, деревянные оконные рамы и отсутствие обоев как таковых — стены когда-то просто выкрасили бежевой краской и с тех пор, кажется, не трогали ни разу.

Я будто вернулся в те времена, когда мое прежнее тело было немногим старше нынешнего, и наверняка тогда этот коридор выглядел точно так же, как сейчас.

Вот только узнать я его почему-то никак не мог, хотя неплохо помнил все казенные дома в Петербурге — включая те, которые не значились не то, что картах, а даже в телефонных справочниках для специальных учреждений. Когда автобус свернул с Невского на набережную Фонтанки, я уже подумал было, что нас определят в здание, где квартировался корпус жандармов, но нет — сияющая проблесковыми маячками колонна проехала чуть ли не до самого Летнего сада и остановилась перед Пантелеймоновским мостом. Двери распахнулись, и вежливый мужчина в штатском сопроводил нас…

Куда? Вряд ли Третье отделение успело переехать сюда с Гороховой улицы. Следственный комитет и главное полицейское управление наверняка все так же бок о бок располагались на Литейном проспекте, а переданное Совету еще в начале века здание — на Дворцовой площади. На визит в Петропавловскую крепость наши прегрешения, пожалуй, не тянут, а значит…

Да ничего это, блин, не значит.

Я рывком поднялся и прошелся в сторону окна, разминая ноги.

— Владимир! Почему вы все время ходите? — поинтересовался Камбулат. — Вы ведь все равно сидите.