Бывших учителей не бывает, или Перевоспитаю всех! (СИ) - Королева Анастасия Юрьевна - Страница 30

Прочитав письмо, я с раздражением смяла желтоватый конверт и бросила его на стол. Вот ведь паршивец! Да как он мог? Нет, я знала, что своим посланием выведу его из себя, но чтобы вот так вывернуть мои слова? Совести у него нет и никогда не было, раз он решил отыграться на молоденькой жене, будто мало ему было того, что отправил её на край света.

Со всей силы ударила кулаком по столу, но тут же была вынуждена приглушить собственные эмоции. Как раз в этот момент на террасу вышла Лили с подносом в руках. Девчонка выглядела неважно, вновь потухший взгляд и тёмные мешки под глазами. Плакала, догадалась я, а потому попросила:

– Лили, останься, у меня есть к тебе разговор.

Меня загнали в ловушку. Вновь. А я почему-то решила, что умнее всех, но нет, что муженёк, чтоб ему икалось, что мистер Саташи, оказались и хитрее, и предприимчивее.

Хэмлин, после недолгой приветственной речи перешёл в наступление. Меня, словно маленькую девочку, отчитали за неосторожность и откровенную глупость, припечатав всё это практически отеческим: «Дорогая, не забивай свою хорошенькую головку всякими глупостями». На этих словах очень хотелось скривиться или вовсе показать язык невидимому собеседнику, до того противно всё это было читать.

Я была зла, нет, не так. Я была в бешенстве! От этого снисходительно тона, от превосходства, которое так и сквозило в каждом написанном слове. А ещё от осознания, что мир, где я родилась и выросла, был просто прекрасным, не то, что этот. Нет, в каких-то областях и в моём мире имелся пережиток прошлого, когда только мужчина был вправе диктовать жене, как жить, и никак не наоборот, но в целом у женщин были такие же возможности, что и у представителей сильного пола. Здесь же… Здесь я не имела ни права голоса, ни собственных доходов. Последнее, между прочим, удручало больше всего.

Интересно, когда Ониэр отправил письмо герцогу? Наверное, вместе с моим. Хитёр лис, очень хитёр. И как я могла надеяться, что смогу переиграть его? В который раз убеждаюсь – опыта у меня в интригах маловато.

Но ничего, ничего… Я очень быстро учусь. И начну исправлять свои ошибки прямо сейчас. Несмотря на клокочущую злость, голова работала ясно, чётко вырисовывая дальнейший план действий.

Я посмотрела на служанку, которая стояла тут же, рассматривая собственную довольно поношенную обувь и спросила:

– Лили, а как ты смотришь на то, чтобы пригласить сюда твою маму и сестру? – девушка встрепенулась, посмотрела на меня с неверием и открыла было рот, но тут же закрыла его, явно не зная, что сказать.

Помолчали, а потом служанка неожиданно бухнулась на колени и принялась едва ли ни головой об пол биться:

– Госпожа, госпожа, – бессвязно бормотала она. – Вы не представляете, как я буду вам за это благодарна!

Пришлось вставать и останавливать бедняжку, пока она себе свой горемычный лоб вовсе не разбила:

– Перестань, – попыталась урезонить её, когда она так и норовила расцеловать мои руки. Хорошо хоть руки, а не ноги. – Лили, – прикрикнула, не выдержав, – успокойся!

Девчонка всхлипнула и судорожно вздохнула, ещё и губу прикусила, словно силясь удержать слова, рвущиеся наружу. Смотрела же на меня всё тем же щенячьим взглядом. Не знаю, но мне отчего-то стало неловко, потому что моё предложение было продиктовано, помимо жалости к бедняжке, ещё и собственными расчётливыми соображениями. Мне нужны были свои люди в доме, и чем больше их тут будет, тем лучше. А неизвестная мне матушка Лили куда предпочтительнее всех местных слуг вместе взятых. Да и девчонка перестанет грустить и возьмётся за работу с большим усердием.

С какой стороны ни посмотри, а всё одно – выгоду я для себя искала. Потому благодарные взгляды и судорожные вздохи были ни к месту.

Я неловко погладила служанку по плечам, расправила сбившийся передник и попросила:

– Лили, напиши письмо матери, а я решу, как её к нам сюда доставить.

Служанка часто закивала, вновь было хотела упасть на колени, но я удержала её и едва ли ни силой отправила в дом. Хватит с меня благодарностей, наелась.

Оставшись одна, посмотрела на письмо и холодно усмехнулась – ничего, дорогой муженёк, я обязательно придумаю, как мне прибрать к рукам власть в этом отдалённом поместье. И никто, в том числе Ониэр и его подпевалы, мне в этом не помешают.

За спиной хмыкнули и только тут я вспомнила, что за мной всё это время наблюдал ещё один человек. Саймон. Как бы я не старалась избежать нашего уединения, с поставленной задачей справиться не удалось.

Медленно обернулась, посмотрела на мужчину, а тот, растеряв всё недовольство, смотрел на меня смешливым взглядом. И ничего не указывало на его прежнее состояние души – Саймон был счастлив и вполне доволен жизнью.

Тяжело вздохнув, спросила не очень-то дружелюбно:

– Что?

Не то, чтобы мне было что ему предъявить, но… Меня раздражали перепады его настроения и то, что охранник стал себе позволять. Впрочем, куда раздражительнее было то, что он был единственным здравомыслящим человеком, с кем можно было бы посоветоваться. Поэтому пришлось запрятать поглубже свою злость и, если не улыбнуться, то хоть перестать сверлить его недобрым взглядом.

Саймон пожал плечами, оттолкнулся от стены, на которую всё это время опирался, и направился в мою сторону. Не дойдя пары шагов, насмешливо поинтересовался:

– Собираете армию союзников?

– Как вы… – начала и осеклась. Тряхнула головой, чуть отступила назад и спросила прямо: – Саймон, чего вы добиваетесь?

Разговор этот стоило затевать не здесь, но и маяться в неведении мне больше не хотелось. Что-то между мной и охранником неуловимо менялось, а что именно я никак не могла взять в толк. Но что куда опаснее, во мне зарождалось давно позабытое чувство, зовущееся интересом, а этой вольности я себе никак позволить не могла. И дело вовсе не в том, что я замужем за мужчиной, которого и видела-то пару раз, а в том… Пожалуй, тут мой хвалёный опыт давал сбой, потому что я даже самой себе не могла объяснить отчего так этого боюсь.

Просто боюсь и не желаю – по мне, самые веские причины из возможных!

– Я? – совершенно искренне удивился мужчина. – Я вас охраняю, только и всего, – для убедительности ещё и рукой взмахнул, будто это могло хоть что-то значить.

– Мне так не кажется, – произнесла тише. Не хотелось, чтобы нас услышали. – Я уже говорила, чтобы вы не переступали границу, а в последний день вы только и делаете, что нарушаете уговор. Теперь, помимо того, что муженёк решил, будто я непроходимая дура, после очередного доноса управляющего так и вовсе наречёт меня гулящей женщиной. Я не хочу…

Саймон прервал меня довольно провокационным вопросом:

– А вам так важно, что о вас подумает супруг, госпожа Аннэт?

В первое мгновение мне показалось, что я не так расслышала брошенные им слова, но потом… Потом смысл всё же достиг моего сознания, и злость, копившаяся что во время беседы с Ониэром, что после, при прочтении письма, нашла выход.

Моих губ коснулась холодная улыбка:

– Может быть и не важно, но, если вы не забыли, я завишу не только от его мнения. В мире сильных мужчин роль женщины не так уж и завидна. Словом, каким бы он не был, он мой муж, и все рассуждения на эту тему совершенно бессмысленны.

Мне хотелось сказать ещё так много. Выплеснуть все мысли, кружившие в голове. Ужалить мужчину так, чтобы ему стало больно и стыдно за свои подначивания, но… Я сдержалась. Какой смысл объяснять ему то, чего он попросту не сможет понять? Не просвещать же его в тонкости прогрессивного мира, где зависимость женщины от мужчины не так велика, как здесь?

Не знаю, что прочитал на моём лице Саймон, но видимо что-то такое, от чего самодовольство испарилось, а вместе с ним и лукавые смешинки в глазах пропали, сменившись не то раздражением, не то одобрением. Мне было сложно его понять. И пока охранник не успел вставить что-то ещё, не менее ядовитое и провокационное, я продолжила: