Бывших учителей не бывает, или Перевоспитаю всех! (СИ) - Королева Анастасия Юрьевна - Страница 24

Впрочем, храбриться было рано – неведомая сила вздёрнула меня вверх и на моей шее сжались призрачные лапы тени. Воздух и без того с трудом проникавший в мои лёгкие, вовсе закончился и я стала задыхаться. К чёрным мушкам присоединились цветные круги и я уже приготовилась умереть вот так бесславно, как что-то громыхнуло, полыхнуло и я полетела вниз.

Видимо, Алекс всё же успел найти Саймона или кого-то ещё из охранников. Это была последняя связная мысль.

Первое, что я осознала, когда расступилась вязкая темнота, так это то, что кто-то старательно пытается достучаться до моего сознания. Весьма знакомый голос говорил то строго, то ласково, то с некоторым раздражением и щепоткой злости, то с нескрываемой тревогой, такой искренней и неподдельной, что я и рада была бы открыть глаза, но… Не могла. Из меня будто бы вынули стержень, а ещё забрали все силы.

– Госпожа, госпожа, ну же, приходите в себя, – слова сопровождались лёгкими похлопываниями по щекам. И я вновь попыталась посмотреть на этот мир и понять уже, кто так возится со мной и не желает оставить в покое. Попытка не увенчалась успехом.

Голос замолчал, а потом с новой силой прозвучал над самым ухом:

– Да очнись же, Аннэт! – вот тут-то я и поняла, что привести меня в чувство пытается Саймон. Вскользь отметила, что для простого охранника он уж больно сильно переживает о моём здоровье. Или боится, что останется без работы? Пф! Да я, на его месте, была бы рада сбыть с рук такую обузу, как глупая девчонка с ворохом проблем. Наверное, была бы рада, если бы смогла заглушить альтруистические наклонности, что каждый раз прорывались наружу, стоило мне решить пожить для себя и не беспокоиться больше ни о ком.

Что-то в его голосе было такое… Такое… Словом, мне стало совестно заставлять его беспокоиться обо мне, и я вновь попыталась открыть глаза. Надо же, в этот раз получилось. Лицо мужчины расплывалось, голубая синь неба неестественно вращалась, но я не зажмурилась. Напротив, постаралась сфокусировать взгляд.

– Слава Богине, – пробормотал охранник и осторожно кончиками пальцев убрал растрепавшиеся волосы мне за ухо. Его прикосновения были осторожными и… нежными? Да, именно так, но наряду с тем, что мне должно было польстить внимание красивого, пышущего здоровьем мужчины, я испытала неясную тревогу, и, как ни странно, стыд.

Дела сердечные давно уже не волновали меня, да и казались чем-то глупым, надуманным и ненужным. Нет, я вовсе не была бесчувственным бревном, и также, как любая женщина, мечтала о тихом, семейном гнёздышке, но жизнь много раз преподносила мне довольно жестокие уроки, которые я усвоила слишком хорошо.

В мире, где женщины должны были бороться то за собственную свободу, то за возможность выжить на этой свободе, романтические чувства лишь мешали. Мне так точно. Хотя у меня всё же были среди приятельниц прекрасные примеры супружеского счастья. Вспомнить хоть тёзку – Аннушку. Никто и никогда не звал её ни Анной, ни Аней, ни, тем более, Анной Афанасьевной. Для всех она была Аннушкой – милой, хрупкой и бесконечно любящей женщиной, родившей Толе троих прекрасных сыновей и чудесную дочурку. Для меня она всегда была образцом женственности и любви, но я такими качествами не обладала. Я никогда даже представить себе не могла, что сяду дома и погрязну в бесконечных рутинных делах, что откажусь от горячо любимой работы, в угоду мужчине, что буду притворяться глупой и недалёкой, лишь бы мой избранник гордился собственным всемогуществом. Не могла и не представляла, поэтому частенько по-доброму завидовала Аннушке. Ведь Толя не был ни глупцом, ни тираном, ни гордецом, он был единичным товаром, и таких, как он было сыскать так трудно, что я даже не начинала эти поиски.

И вот теперь, Саймон проводил прохладными пальцами по моим щекам, смотрел так, будто в самом деле беспокоился, и… Ждал чего-то.

Все эти глупые мысли пронеслись в голове за каких-то пару минут, пока я смотрела в глаза охраннику, и пыталась придумать, что сказать.

– Аннэт, как ты себя чувствуешь? – переход на «ты», видимо, случился из-за страха за мою скромную персону. Но он же добавил смятения в мои без того хаотичные мысли.

– Нормально, – отмахнулась беззаботно и постаралась подняться, потому что вдруг поняла, что моя голова покоится на мужских коленях, а сама я при этом лежу прямо на земле. Ярким лучам солнца, так и мечтающим наброситься на меня, мешает разве что листва раскидистого дерева. Но подняться у меня не получилось – силы пока так и не вернулись.

Саймон шумно выдохнул и, судя по взгляду, довольно странному и непонятному для меня, решил продолжить допрос, но я его опередила:

– Где Алекс и Вистера? С ними всё хорошо? – да, я переводила тему, уводя её в сторону от опасного и для меня не совсем понятного.

Охранник прищурился, даже не пытаясь скрыть раздражения, что промелькнуло в потемневших глаза, и отрывисто процедил:

– Да что им сделается, всё с ними хорошо, – потом помолчал и добавил: – Может быть, ты расскажешь мне, что произошло на этот раз? И как ты умудряешься находить проблемы там, где их вообще быть не должно?

Так, подождите, он в случившемся меня обвиняет? Это я-то накликала беду? Я?! Да я тут жертва и не имею никакого отношения к тому, что происходит, я не виновата в том, что Аннэт заключила с кем-то договор и не успела его выполнять. Не виновата, потому что я – не Аннэт!

На последней мысли злость неожиданно испарилась, будто её и не было. Меня словно обухом по голове ударило. Рассказать… Как бы я была рада рассказать всю правду хоть кому-то, снять этот груз со своей души, и зажить счастливо и спокойно, но… Не могу! Если я расскажу про договор, о котором толкует бесформенная клякса своим шепелявым голосом, то возникнет закономерный вопрос – в чём суть этого договора? И что мне на это ответить? Что я забыла? Что у меня кратковременная амнезия?

А если скажу, что вовсе не Аннэт и не имею к этой девушке никакого отношения, то чем мне грозит это признание? Что, если Саймон доложит обо всём мужу и статус, пусть и не любимой, но всё же законной супруги герцога Уилбурга, перестанет мне принадлежать? Это эгоистично, очень эгоистично, но я вдруг захотела жить! И все прежние мысли о том, что умирать мне совсем не страшно, показались глупыми и лживыми.

Мир, конечно, другой, а я понятия не имею, как они тут относятся к вот таким переселенкам. Может, как у нас во времена инквизиции, отправляют на костёр без суда и следствия? А я хочу жить!

Я холодно посмотрела на мужчину и произнесла строгим, хорошо поставленным голосом, таким, благодаря которому ученики быстро понимали – шутки закончились:

– Господин охранник, мне кажется, вы забываетесь! – особо подчеркнула и «вы» и его забывчивость. – Я не искала проблем, они нашли меня сами. А сейчас, – я украдкой перевела дыхание, потому что длинные речи отнимали слишком много сил: – Будьте так добры, помогите мне подняться.

Саймон сначала замер, явно пытаясь переварить услышанное, потом сдвинул брови, как если бы готовил ответную тираду, но ещё мгновение и на его лице воцарилось уже знакомое мне равнодушие.                                                Губы сжались в тонкую линию, а в глазах поселился холод. Всего на секунду мне стало совестно, потом я вспомнила его обвинительные слова и совесть ушла, хлопнув дверью.

Я всё сделала правильно, ни к чему тут кричать на меня и обвинять не пойми в чём, и беспокойство изображать не стоит. Я сама по себе и положение дел именно таким и должно остаться.

Мужчина помог мне подняться, и хоть делал это нарочито медленно, мир всё равно закружился перед глазами. На ногах я устояла с трудом, и то лишь благодаря тому, что Саймон крепко держал меня за руку. Обида обидой, а свои обязанности он знал хорошо.

Я постояла так ещё с минуту, пытаясь отыскать силы для того, чтобы передвигаться самостоятельно, но охранник тем временем всё же задал вопрос, правда на этот раз в более мягкой форме: