Медицина Древнего (СИ) - Четвертнов Александр - Страница 29

Я медленно поднялся. Нужно сохранять спокойствие — любой признак нервозности сейчас будет истолкован как подтверждение вины. А после того как меня дергали целый день это сделать крайне сложно. Шумно и возмущенно выдохнул.

— У нас есть свидетели, — начал Шелестов, явно наслаждаясь моментом, — которые утверждают, что видели вас ночью в чужих комнатах.

— Не могу ничего сказать по этому поводу, — я пожал плечами с деланным равнодушием. — По ночам я нахожусь в своей комнате.

— Вот как? — его губы изогнулись в неприятной улыбке. — А как объясните, что после ваших… ночных прогулок студенты теряют способности к магии?

— Никак. Потому что я не имею к этому отношения.

В голове лихорадочно крутились мысли. Нельзя допустить отчисления. Слишком многое поставлено на карту. Где ещё я найду такой удобный источник рабочей силы для создания артефактов? Кружок артефакторики — идеальное прикрытие. Да и оставшиеся части духа… Нет, академия нужна мне как воздух.

— В таком случае, — Шелестов подался вперёд, — вы не откажетесь пройти проверку на артефакте правды?

— Конечно, не откажусь, — ответил я, почти не раздумывая.

По рядам студентов прокатился удивлённый шёпот. Похоже, они ожидали, что я начну отпираться. Но я помнил, как легко обманул артефакт жандармов. Эти современные поделки не способны…

— Принесите, — скомандовал Шелестов.

Молодой преподаватель поспешно вынес небольшой предмет, завёрнутый в тёмную бархатную ткань. Когда покров спал, я едва сдержал ругательство.

Идеальная сфера из чёрного металла тускло поблёскивала в свете ламп. По её поверхности змеились древние руны, складываясь в сложный узор. Я знал каждую чёрточку этого узора. Потому что сам создавал его много тысячелетий назад.

Артефакт Истины. Настоящий, древний артефакт, способный различить правду в любой лжи. Его невозможно обмануть. Я знал это лучше кого бы то ни было, ведь сам вложил эту способность в металл и руны.

Харон меня побери, откуда он у них? И как, демоны их разбери, мне теперь выкручиваться?

Шелестов поднял сферу, любовно поглаживая её поверхность:

— Это особый артефакт. Очень древний и очень… эффективный. — Он повернулся ко мне: — Готовы начать?

Я смотрел на творение своих рук и чувствовал, как земля уходит из-под ног. Каким образом мой артефакт оказался у них? Вот это поворот. Отличный сегодня денёк… Каждый ответ, каждое слово будет проверено на истинность. Малейшая ложь — и сфера немедленно подаст знак.

Меня пригласили к артефакту. Выдавил из себя уверенную улыбку и шагнул вперед, а что еще остаётся?

Тихон по дороге в общежитие.

Стоев шёл по парку академии, машинально потирая гипс. Рука ныла, но куда сильнее болела душа. Слова Кирилла не выходили из головы, как и образ Маши. А тут ещё это чудище… При одном воспоминании о тени за окном по спине пробегал холодок.

В вечерних сумерках деревья отбрасывали причудливые тени. Одна из них словно шевельнулась, и Тихон замер, вглядываясь в темноту. Сердце гулко забилось.

— Эй, ты! — окрик заставил его вздрогнуть. — Тебя, друг Орлова!

Он медленно обернулся. Трое парней с военного факультета стояли полукругом, ухмыляясь. Тихон расправил плечи, сжал здоровую руку в кулак. Гипс на второй руке заныл сильнее.

— Дай чёрт! — рыкнул он, сам удивившись жёсткости в своём голосе. Ещё год назад он бы просто попытался проскользнуть мимо, опустив глаза.

— Слышь, а правда, что твой дружбан перестал с аристократкой ине собирается на ней жениться? — ухмыльнулся один из парней. — Нормально у тебя друган устроился!

Тихон сжал вторую руку, игнорируя боль:

— Чё, какие-то проблемы? — процедил он сквозь зубы, делая шаг вперёд.

Неожиданно ухмылки на лицах парней сменились испугом. Они попятились, бормоча:

— Да нет, нет, никаких проблем…

— Мы это… просто спросили…

— Мы пойдём, наверное…

Они почти бегом скрылись в темноте. А Тихон вдруг почувствовал за спиной чьё-то тяжёлое дыхание. Что-то большое стояло прямо позади него.

Сердце пропустило удар. Он с трудом сглотнул и начал медленно поворачиваться…

Я смотрел на артефакт — проходить проверку нельзя. Это конец всему. Единственный выход — тянуть время, использовать любые работающие методы. В голове тут же возникла идея.

— Я требую адвоката, — произнёс я ровным голосом.

По аудитории прокатился возмущённый гул. Шелестов расплылся в торжествующей улыбке, его хвост качнулся из стороны в сторону:

— Что, граф, снова пытаетесь юлить?

— Нет, — я пожал плечами с деланным равнодушием. — Просто что это за проверка такая публичная?

— Это дело касается студентов академии, — отрезал Лавр Петрович. — Поэтому они будут свидетелями.

— Простите, но так дела не делают, — мой голос стал жёстче, в нём прорезались стальные нотки. — Я не знаю, какие вопросы вы собираетесь задавать. Возможно, они не будут касаться проблемы, которая возникла. Поэтому я хочу быть уверен, что мои права не нарушены и все условности соблюдены, если вы настаиваете на таком публичном формате узнавания правды. — Я сделал паузу. — Тем более, мне до сих пор не предоставили никаких доказательств моей вины. Кроме слов, что есть свидетель. Хотелось бы его увидеть.

Сдаваться я не собирался. Каждая секунда была на вес золота. Требовалось время придумать выход, найти лазейку, избежать проверки артефактом.

— Трус! — выкрикнул кто-то из задних рядов.

— Если невиновен, чего боишься проверки? — поддержал другой голос.

— Точно виновен! — подхватила Екатерина Долгорукая. — Невиновный бы не стал отпираться!

Крики нарастали как снежный ком. Студенты вскакивали с мест, размахивали руками. Шелестов стоял, упиваясь всеобщим негодованием. Его глаза блестели от удовольствия. Видимо он решил, что наконец-то загнал меня в угол. Ещё посмтрим.

Я сохранял абсолютное спокойствие. Лицо застыло бесстрастной маской — ни один мускул не дрогнул в ответ на обвинения. Если кто-то решил, что общественное мнение заставит меня согласиться, они сильно просчитались. Я видел и не такое давление. Пусть кричат.

Внезапно сквозь поток выкриков пробился неуверенный голос. Сначала его было едва слышно за общим гулом возмущения. Как всплеск волны среди шторма. Но постепенно он становился громче, увереннее, пока не прорезал какофонию обвинений чёткой фразой:

— Он был со мной в ту ночь и в другие тоже.

Я медленно обернулся, с трудом сдерживая изумление. Какого Харона? В центре аудитории, между рядами парт, стояла глава кружка медитативного пения. Её длинные тёмные волосы, обычно собранные в строгий пучок, сейчас свободно рассыпались по плечам. Карие глаза смотрели решительно и даже с вызовом. Она сжала маленькие кулачки и вздёрнула подбородок.

— Граф Орлов был со мной! — повторила она с нажимом, и в её голосе прозвучала сталь.

В аудитории мгновенно воцарилась тишина. Такая абсолютная, что можно было услышать, как за окном шелестят листья. Я лихорадочно копался в памяти, вспоминая её имя. Старообрядцева Ольга Викторовна, точно. Из древнего, но обедневшего рода, который когда-то славился своими магами-целителями.

Шелестов застыл с открытым ртом, его хвост замер, словно примёрз к спине. Артефакт в его руках едва заметно дрогнул. Казалось, проректор забыл, как дышать.

— Что? Что вы только что сказали? — наконец выдавил он, откашлявшись. Его обычно властный голос сейчас звучал неуверенно.

— Вы слышали, — спокойно ответила Старообрядцева

— И сколько он у вас был? — Лавр Петрович явно пытался сохранить остатки самообладания.

— Всю ночь! — заявила Ольга без тени смущения, словно обсуждала прогноз погоды.

Да что она творит? — пронеслось в голове. — Какую ночь? С чего вдруг решила меня защитить?

— Вы хотите сказать… — Шелестов снова закашлялся, его щеки залились румянцем. Было заметно, как ему неловко продолжать этот разговор.