Развод в 47. Я тебя никогда не любил (СИ) - Багирова Александра - Страница 33

«— Я тебе сказал устранить мягко! А ты что сделала?

— То, что вы сказали. Я выполнила вашу просьбу.

— Ты не могла подсыпать слабительное? Или еще что? Какого ты девку покалечила? Ты знаешь, что она калекой может остаться? Это твоя подопечная, Валя!

— Она упертая. Ее так просто из строя не вывести. Она всегда идет к победе. Там сила духа такая, что у нее будет все огнем гореть, а она вперед полезет. Это вы не понимаете, что Злате бы она дороги не дала. Ольга сильнее. И если вы хотели избавиться, то я видела один выход.

— Мне надо было одно соревнование! Одно гребанное соревнование! Потом уже все договорено! Какого мне твоя самодеятельность, Валя! Мне девку жалко! Она же талантище! А тебе нет. Или ты личные счеты сводила? Признавайся, дрянь!».

— Дальше я не услышал. В коридор вышел тренер хоккеистов, увидел меня, стал расспрашивать, уволок к себе в кабинет. И я так и не знаю, кто был тот мужик, голос которого я слышал. Сейчас бы я фиг ушел, ворвался бы в кабинет к матери и все узнал, а тогда еще сопляк был, ошарашенный. Да и не понимал я толком, что произошло. О том, что с тобой случилось на тот момент не знал, — Макс проводит по ежику волос, тяжело вздыхает. — Уже дома я устроил допрос матери. Дурак, я все еще надеялся, что не так понял. Мать призналась, что это сделала она. И не было в ее глазах сожаления, раскаяния.

«— Макс, ты понимаешь, какие деньги стояли на кону? — кричала, размахивая руками. — Ты проблемный парень, не ровен час, влезешь в какую-то дрянь. За что мне тебя вытаскивать? Думаешь, так и будешь кулаками махать? А образование? Я хочу, чтобы ты стал экономистом. И теперь у меня есть знакомства, как устроить тебя в институт, даже если плохо учиться будешь, тебя за уши вытянут. А диплом откроет тебе дорогу, образование важно. Ты потом поймешь насколько! Я завела знакомства, для моей, для твоей карьеры! Мы сможем переехать, а не учиться в коммунальном клоповнике. А Олька, — злобно засмеялась, — А что с ней? Ее лечение оплатят. Ну не станет звездой, знаешь сколько таких поломанных я за жизни видела. Оправиться и все у нее нормально будет. Ей считай повезло, могла себе и шею сломать, и тогда гаплык. А так она девка пробивная, не в одном, так в другом себя найдет. А у нас с тобой это единственный шанс, и я не собираюсь его терять! Ты знаешь какая у меня зарплата? Копейки! А как я вкалываю? Где справедливость? Нет ее, Максим. И за свое надо бороться, что я и сделала. А ты мне еще спасибо скажешь!».

Он говорит, а я будто слышу рассказ не про моего тренера, не про ту женщину, которая была для меня примером, эталоном. Я так стремилась увидеть гордость в ее глазах.

— Макс, ведь не только деньги ее на это толкнули? По твоему рассказу, я ненависть ощущаю.

Он сминает в руках салфетку. Кивает.

— Она и была, и в этом тоже я свою вину ощущаю… — делает паузу, смотрит на меня открыто, показывая свои многолетние терзания. — Я высказал матери, что никаким экономистом не собирался становиться, что у меня свое виденье жизненного пути. Я уже тогда старался быть независимым, зарабатывал деньги, еще и ей помогал. Ты же знаешь, отца своего я никогда не знал. Он исчез, едва услышав о беременности матери. Она одна меня воспитывала, и я вырос с чувством долга, что забота о ней лежит на моих плечах. Я был уверен, что всего добьюсь сам, заработаю на нормальное жилье для матери. У меня было много планов… была огромная сыновья любовь к ней. А она… этими словами она все перечеркнула.

«— Максим, я тебя спасла, неужели ты не понимаешь! Думаешь, я не вижу, как ты на нее запал! Как круги наматываешь, а она нос воротит от моего мальчика! Кто она? Нищая сирота? А заставляет тебя страдать! Думаешь, я ей это с рук спущу? Позволю и дальше побеждать? Не заслуживает она этого! И тебе жизнь испортила бы, если я не вмешалась бы! Не такую спутницу жизни я для тебя вижу. Спортсменки — это не та категория. Ты видный парень, тебе невесту надо состоятельную, дочь богатого человека, которая детей родит. А не эти вертихвостки. Да, и не оценила она тебя. Она же продажная шкура, за сыном влиятельного человека волочится. Хоть он давно на Златку запал, а Олька все не унимается. Она деньги выбрала, меркантильная скотина! И поделом получила! Хотя такая все равно выкарабкается и свою пятую точку пристроит. Но это уже не наши с тобой проблемы. Главное — ты спасен!».

— Она выплевывала эти слова, а у меня поднималась ненависть к собственной матери. Я же знал, уже тогда понимал, что не такая ты. Ты по любви… жаль, не ко мне. Но сердцу не прикажешь…

— Я тебя тогда боялась. Очень ты грозный был. И водился с сомнительными личностями, — говорю как есть. Мне скрывать нечего.

— Было дело, — разводит руками. — У меня тогда адреналин бурлил, жизнь узнавал, не с тех знакомств начал. Но тебе бы я никогда вреда не причинил. Ты была… — на мгновение закрывает глаза, шумно воздух втягивает. — Всем была… слишком дорога… Но после случившегося, я не имел права приближаться. Я ощущал свою вину, и еще больше презирал себя, что не смог сдать мать. Не простил. Разорвал с ней связь. Но не сдал… Возможно, сейчас я бы поступил иначе. Тогда я вычеркнул ее из жизни. Ушел из твоей, потому как не заслуживал общения. И верил, что ты все же нашла свое счастье с любимым человеком. Это меня утешало.

— А мать? Что с ней?

— Ее нет в живых. Она тренировала Злату еще пару лет. Я же переехал в другой город, мотался по соревнованиям, строил карьеру как одержимый. Может, вот эта ярость на нее, ощущение, что я предатель… Предал ту, кто была дороже всего… хоть ты вряд ли догадывалась о моих чувствах… У не видел перспектив для себя, не строил планы. Я просто дрался, спуская разъедающую меня ярость. А мать, она вначале пыталась наладить со мной общение. Но я жестко ее прерывал. Говорил, что не мать она мне после сотворенного. Она все же купила себе квартиру, перестала пытаться со мной связаться, потом встретила мужчину, вышла за него. А он оказался аферистом. Обобрал ее до нитки. Она тронулась умом. Больше тренировать не могла. Оказалась на улице. Это все я узнал не сразу. Общение же было прервано. И я принципиально не интересовался ее жизнью. Она жила на улице с бродягами, пила и утопала в своем безумии. Когда одна из ее учениц, все же нашла меня и рассказала мне. Я приехал в город. Но уже в полиции мне показали ее труп. Некачественный алкоголь… сердце не выдержало… Я не узнал ее… настолько она не походила на человека… полностью утратила лицо…

Обнимаю себя руками. Дикий озноб по телу. Будто кровь в жилах леденеет. Максим говорит, а картинки словно оживают.

— Это жутко… все… — тру горло рукой. То состояние, когда нет слов, чтобы прокомментировать весь ужас.

— Прости, Оль. Я знаю, что поздно. Что я должен был раньше все рассказать. И нет, мне прощения. И все же… прости… Хотя я сам себя никогда не прощу.

По нему вижу, реально до сих пор корит себя. Эти все события придавливают его к земле, и годами не дают вздохнуть.

— Макс, не ты испортил коньки. Не ты продался… ты не мог знать, что в голове у матери… — слова даются сложно, картины от его рассказа не отпускают.

— Я каждый день прокручиваю в голове, разные варианты рассматриваю. А если бы поступил так, а если так… Когда кулаками махал, оно было немного легче. А из большо спорта ушел, оно еще сильнее душит. Вот этот ресторан приобрел, думал делом займусь, еще парочка проектов. Предлагали преподавать… но после матери… нет не могу стать тренером. А вот детям помогаю, вместе с Леней запустили благотворительный проект для малоимущих семей, для сирот, и как-то в этих заботах немного отвлекаюсь.

— Леонид Савин? — тут же вспоминаю темно-синие глаза.

— Да. Ты его знаешь?

— Пересеклись сегодня, как раз пока ты меня ждал. Но я понятия не имею, что это за человек, — цепляюсь за другую тему. Хочется перевести разговор и хоть немного разогнать черный морок правды.