Дожить до весны - Ольховская Влада - Страница 10

Долго разбираться не пришлось: трагедия оказалась бытовым терактом. Виновника вычислили без особого труда: бомбу взорвал пятидесятишестилетний Алексей Прокопов, литератор, в прошлом редактор, ныне – ридер, работающий с несколькими издательствами. И, если говорить откровенно и не цепляться за научные термины, завистливый неудачник.

Атака Прокопова не была совсем уж неожиданной для него. Он давно вел свой канал на известной видеоплатформе, где регулярно выкладывал ролики с критикой современной литературы. Прокопову не нравилось решительно все: писатели, которые создавали полную ерунду, издатели, публиковавшие литературные отбросы, продавшиеся организаторы премий… Словом, доброе и светлое миру нес исключительно Алексей Прокопов и его немногочисленные подписчики.

Только вот само создание таких роликов не могло считаться тревожным звоночком. Прокопов никогда никому не угрожал, он даже не намекал, что планирует совершить нечто подобное. Он просто взял и сделал. В тот день он пришел в торговый центр со взрывным устройством, уместившимся в потрепанном рюкзаке. Бомбу он собрал дома, мощность получилась скромной – но, опять же, в тех обстоятельствах этого хватило.

Сам Прокопов погиб во время взрыва, и дело закрыли, новых нападений ожидать не приходилось, все оказалось на виду.

Вернувшись из больницы, Николай изучил основные материалы о трагедии, появившиеся в общем доступе, просмотрел канал Прокопова, уточнил у коллег, было ли в истории нечто подозрительное, не поддающееся объяснению. Ему сказали, что не было, да и Николай не нашел поводов для настороженности. Он сразу заметил, что ролики Прокопова с каждым месяцем становились все более агрессивными, чувствовалось, что будущий террорист тонул в собственной желчи. Чаще всего при таком раскладе спиваются. Прокопов решил уйти, хлопнув дверью. Отменить это уже не получилось бы, расследовать оказалось нечего, и мир двинулся дальше.

Форсов не планировал возвращаться к тому кровавому случаю – пока в его кабинете не оказалась дочь предполагаемого террориста.

– Это совершил не мой отец, – настаивала Ирина.

– Я понимаю ваше нежелание верить, оно вполне объяснимо. Но есть доказательства, и они убедительны.

– Я встречалась с ним в тот день! В том торговом центре…

– Я знаю, – кивнул Форсов. – Точнее, я не знал, что он встречался именно с вами. Но в общедоступном отчете сказано, что Прокопов встречался с кем-то. Его путь четко отследили – он прямо с этой встречи отправился в холл.

Он ожидал, что Ирина снова начнет упрямиться, скорее всего, опять заплачет… Однако она сумела его удивить. Она кивнула:

– Я знаю, что взрыв устроил тот, кто сидел со мной в кафе. Только вот это был не мой отец. Я понимаю, что это звучит как бред скорбящей дочери, но, пожалуйста, выслушайте меня. Я пришла к вам не сразу же, нельзя сказать, что я все еще переживаю горе… Я очень много думала о том, что случилось, я знаю, о чем говорю!

Николай и правда готов был выслушать – даже при том, что Ирина уже допустила несколько ошибок. Горе она по-прежнему проживала, и она точно не знала, что там случилось. Но она, похоже, действительно проанализировала ситуацию, ее появление здесь не было истерикой с аргументами уровня «он не делал этого, потому что не мог». К тому же, при том, что у полиции не было оснований искать другую версию случившегося, Форсов допускал, что она действительно есть. Потому что в видеороликах, записанных Прокоповым перед смертью, была зависть, была желчная ненависть, но не было безумия, необходимого для самоубийства.

Ирина никогда не была особенно близка с отцом – потому что он этого не хотел, как не хотел когда-то появления на свет дочери. Поначалу карьера Алексея Прокопова складывалась вполне неплохо: он еще школьником получил первые публикации своих стихов в литературных журналах и даже первые гонорары, причем внушительные с точки зрения его семьи. Юный Алексей быстро и охотно поверил, что его ждет блестящее будущее, его портрет однажды окажется в школьных кабинетах русского языка и литературы – где-то между Толстым и Пушкиным. Ну, может, чуть левее.

Так что всю последующую жизнь Алексей строил с позиции великого поэта, просто пока не признанного. Он поступил в институт и уже там познакомился с матерью Ирины. Она не была для него ни музой, ни большой любовью: привлекательный от природы молодой человек легко заводил романы и так же легко их заканчивал. Ему казалось, что поэту вообще доступны лишь два варианта: либо та-самая-единственная на всю жизнь, либо гарем прекрасных вдохновительниц, которым самим положено понимать, что для литератора нет ничего дороже творчества.

Может, мать Ирины это и понимала. Но она как раз влюбилась по-настоящему, она намеренно забеременела, чтобы удержать Алексея возле себя. Метод, который, как показывал опыт Форсова, работал… примерно никогда. После долгих уговоров Алексей все-таки согласился взглянуть на малышку, презрительно фыркнул и не интересовался ею последующие двадцать лет. Зачем ему какой-то орущий младенец, если у него по плану величие?

После института Прокопов стал сотрудником, а потом и редактором литературного журнала. Как и следовало ожидать, приоритет он отдавал собственным сочинениям, все остальные шли на заполнение оставшихся страниц. Правда, ни в одном другом журнале творениями Алексея не интересовались, однако он даже не сомневался, что это чистая зависть. Он ведь уже пару премий получил – и без сомнений закрыл глаза на то, что организаторы этих премий были так или иначе связаны с его журналом.

В это время его дочь воспитывалась в полноценной семье. Мать Иры, быстро разочаровавшаяся в возлюбленном, вышла замуж за человека, далекого от творческих высот, зато надежного и верного. Благодаря этому девочка росла в достатке, получила великолепное образование и долгое время была защищена от проблем внешнего мира.

А вот у ее биологического отца дела покатились непонятно куда. Литературный журнал предсказуемо не пережил смену эпох, сотрудники оказались на улице. Кто-то предпочел другую сферу деятельности, кто-то и вовсе спился. Но Алексей отказывался верить, что величие ему лишь привиделось, он цеплялся за литературу.

Он начал работать редактором в одном из крупных частных издательств. Взяли его туда охотно: с таким опытом работы, с такими рекомендациями… Но дело не заладилось почти сразу. Алексею полагалось просто редактировать книги, он же пытался донести до непутевого автора свое видение сюжета, давил, если его не слушали – насмехался и оскорблял. Кроме того, работа редактора подразумевала не только творчество, но и целый ряд куда более скучных, однако необходимых для появления книги обязанностей. Алексей стабильно проваливал их все. Он срывал сроки, сдавал абы как сделанные макеты, плевать хотел на поручения, которые ему не нравились… Словом, увольнение стало просто вопросом времени.

Лишившись и этой работы, он начал пить. Это позволяло ему не думать о том, как давно не публиковались его стихи, как мало денег осталось у него на счету… Для пенсии он был слишком молод, для того чтобы начать все с начала в совершенно другой сфере – недостаточно молод. Да и не хотел он ничего менять, он просто хотел, чтобы весь мир увидел то, в чем он был убежден с самого начала: какая великая личность пропадает рядом с унылыми современниками!

В тот момент Алексей рисковал рухнуть в пропасть, но все-таки удержался. Пить не бросил, просто научился делать паузы, достаточные для того, чтобы заработать денег на жизнь. Он начал подрабатывать на издательства внештатным редактором и ридером – человеком, производящим первичный отбор рукописей.

Помогло ему и то, что началась эпоха интернета. Появились ресурсы для самостоятельной публикации, которыми Алексей тут же воспользовался. Он был уверен: стоит ему только показать свое творчество людям, и все изменится, уж люди-то поймут!

Однако люди его по большей части не заметили. Ну а те немногие, кому все-таки попались его сочинения, писали в основном нелестные отзывы, которые Алексей старательно удалял и искренне считал признаком зависти. В итоге он завел свой канал в социальных сетях. Критика у него была пусть и желчной, но не лишенной юмора – это Форсов должен был признать. На его речи о том, как все куплено, продано и занято бездарностями, сбредались его единомышленники, и Прокопов впервые за долгие годы получил аудиторию, пусть и не самую многочисленную.