Лекарь для захватчика (СИ) - Романова Елена - Страница 19

Проклятье.

– Прошлой Анны больше нет, – твердо заявляю я.

– Это не отменяет ни одного моего решения, – отвечает Реиган, – и ни одного наказания, которое последует, если ослушаешься.

И он снова отворачивается к окну, заводит руки за поясницу.

Делаю протяжный вдох. Пытаюсь придумать, как победить этого неандертальца. Не физически, конечно. Реиган из тех мужчин, которые на силу отвечают еще большей силой. И у меня, кажется, находится решение.

– Вы голодны? – спрашиваю. – Госпожа Ройс очень старалась угодить вам. Уверена, она опустошила все запасы, накрывая на стол. Позавтракаете со мной?

Реиган замирает, медленно поворачивается – его взгляд сияет из-под черных длинных ресниц, губы поджаты.

– Что ты задумала, Анна?

– Накормить вас, – отвечаю честно и выгибаю бровь. – И обсудить мою дальнейшую судьбу и цену за жизнь Эмсворта.

Его синие глаза становятся глубокими, как два омута. Душу высосут, ей-богу. И я неосознанно волнуюсь, грудная клетка ходит вверх-вниз от дыхания, а сердце бьет тягучими толчками.

Реиган подходит, и я ощущаю легкий приятный запах его тела.

– Чего ты хочешь добиться? – спрашивает он нечитаемым тоном.

– Проявляю гостеприимство.

И пытаюсь тебя задобрить, самовлюбленный ты гордец! Уговорить не трогать Эмсворта. А может, стать чуточку добрее ко мне.

Госпожа Ройс действительно постаралась. Мне не приходится краснеть. Едва мы оказываемся в господской столовой, в ноздри ударяет запах еды, и я сглатываю слюну. Здесь есть все, что душе угодно. Нужно держаться за госпожу Ройс, потому что я не умею так стряпать.

Реиган прохаживается вдоль стола и разглядывает блюда, а на его губах, вторя его неведомым мыслям, время от времени возникает усмешка. Мы садимся по оба конца стола и смотрим друг на друга.

– Я хочу, чтобы вы сохранили жизнь Эмсворту и не калечили его, – говорю я, собрав всю волю в кулак, – а также дали мне относительную свободу жить там, где захочу. Если вы не намерены разводиться, то…

Реиган поджимает губы, а его синие глаза опасно сощуриваются.

– Не намерен, – обрывает он. – Будешь жить в Рьене, если так хочешь, – и он красноречиво оглядывает влажные стены. – Но по первому приказу будешь являться ко двору и исполнять свои обязанности. После окончания траура, состоится коронация. Ты приедешь и будешь чествовать меня, как своего императора и господина. Ты останешься в Вельсвене и будешь жить со мной, как жена, до тех пор, пока лекарь не подтвердит твою беременность. Потом ты вправе вернуться сюда, доносишь в Рьене, но, если родишь девочку, мы все повторим. И так до тех пор, пока не появится сын.

Однако…

Я раздумываю, громко втягивая воздух. И злюсь. Давно меня не воспринимали инкубатором на ножках. Вернее, никогда. И это унижает во мне профессионала, доктора наук, хирурга.

– Отдайте мне Рьен, – говорю я.

Это звучит так неожиданно, что Реиган не знает, как реагировать. Он напряженно обдумывает это требование, а затем произносит:

– Замок и так принадлежит императорской семье.

– Я говорю не только о замке, но и о деревне. Кто распоряжается этими землями? Я хочу быть здесь хозяйкой официально.

Супруг задумчиво потирает губы. Он размышляет о том, зачем мне понадобился старый охотничий надел и вымирающая деревня с кучей проблем.

– Если я подарю тебе эту землю, – наконец, говорит он, – ты будешь должна ее содержать, а это тебе не под силу, Анна. Твой каприз может дорого обойтись людям, которые здесь живут. Кроме того, со всех земель, которые я дарую своим подданным, выплачивается налог.

– Я не прошу у вас каких-то особых условий, и тоже буду выплачивать в казну все полагающиеся налоги.

Реиган тихо смеется.

– Рьен не приносит доход, дорогая жена. Ты разоришься.

– Значит, вы ничего не теряете, отдавая его. А мое благосостояние – это мои проблемы.

Муж скептически вздергивает бровь.

– Получишь эти земли после моей коронации, когда выполнишь свои обязанности жены, – отрезает он. – Эмсворта не трону, но отправлю в монастырь, где он проведет всю жизнь.

– Хорошо, – сцепив зубы, соглашаюсь я. – Но вам нужно позаботиться о графе, иначе дорога его убьет. У него обширная, воспаленная рана брюшной полости. Ее нужно обрабатывать. Но, если вы рассчитываете на его чудо-здоровье, могу вас заверить, он очень быстро погибнет от инфекции. Выделите человека, который будет следить за его состоянием, давать ему воду и обрабатывать рану вином. Полотно нужно менять. До столицы почти день пути, трясти раненного не желательно, оставлять под палящим солнцем тоже. У него может быть жар, за этим нужно следить…

Реиган сперва никак не проявляет удивления, но затем я замечаю, как его взгляд углубляется, становится заинтересованным, и почти сразу снова меркнет. Муж кивает и берет столовые приборы.

– Я пришлю сюда лекаря, чтобы он подтвердил, что ты не носишь ребенка Герберта Уолша, – говорит он задумчиво. – И что за этот месяц не будешь иметь связей с другими мужчинами.

– Не буду.

– Не проси верить тебе на слово, – фыркает Реиган.

А потом он принимается за еду и приказывает позвать герцога Бреаза.

А перед тем, как все-таки отбыть в свой сияющий роскошью дворец, Реиган еще с четверть часа внушительно инспектирует своих солдат, которые стоят перед ним, выпятив грудь колесом. До меня доносится лишь хоровое: «Да здравствует его величество!» После он наедине беседует с капитаном Эртом. Наконец, оно (величество, в смысле) водружается в седло высокого, грациозного жеребца, а после мчит вместе со своей военной свитой прочь, оставляя после себя лишь запах лошадиного навоза.

Итак, после всего, я стою на крыльце растерянная и оторопело смотрю на клубы пыли, взвивающиеся над дорогой.

Вот и сказочке конец…

…но не для меня. Мои история только начинается.

– Совсем забыла свое место, чернь? Только спишь и ешь, дармоедка!

Из моей комнаты раздается чудовищный женский крик, и я толкаю дверь, с изумлением замирая на пороге. А перед глазами следующее – Элизабет лупит мою служанку, оставляя алые следы от пощечин на ее лице.

– Что здесь происходит? – гремит мой голос.

Едва только выпроводила императора, а здесь новая проблема нарисовалась – безумная фрейлина.

Элизабет тотчас успокаивается, сдувает прядь волос со лба. Она отходит от Софи, с которой сорвала чепец, складывает на груди руки и манерно закатывает глаза:

– Эта бестолочь прохлаждалась, пока я работала на кухне, как прислуга! Я аристократка! –Я не потерплю такого поведения!

В моей душе вскипает негодование.

А когда Софи молча поправляет кудрявые, короткие и как-то неровно остриженные волосы, а затем покорно приносит извинения, я взрываюсь:

– Аристократка? – повышаю голос. – Да ты нахлебница, Элизабет! И здесь, – я подхожу к ней, – ты будешь работать с нами на равных. И Софи теперь под моей защитой. Только тронь ее еще!

Фрейлина переводит на меня ошарашенный взгляд.

– Но… Ты сама говорила, что нельзя давать им спуска! А эту, – и она тычет пальцем в Софи: – эту уродину ты сама велела остричь и вечно над ней потешалась!

Я каменею, а Софи лишь снова натягивает чепец. И мне становится безумно стыдно.

– Так, – хмурюсь я, подхожу к двери, открываю и указываю Элизабет на выход: – Пошла вон!

– Что?

– Пошла вон, – повторяю, прожигая ее взглядом: – Убирайся отсюда!

Фрейлина сверкает глазами, а потом бросается к двери и вылетает вон. А я разворачиваюсь к служанке и чешу затылок, чувствуя неловкость.

– Прости, – говорю ей, и она замирает и смотрит так, будто впервые видит, – и за Элизабет и за… прошлое. Этого больше не повторится. Я была неправа.

Она вскидывает изумленный взгляд, но тотчас прячет за белесыми ресницами. А мне хочется отмыться – от грехов Анны и Реигана, от их жизни, наполненной грязью.

– Спасибо, ваше высочество, – хрипло говорит Софи и я вижу, как она стискивает челюсти, часто моргает и щуриться, а ее глаза увлажняются. – У вас будут для меня поручения?