Лейтенант космического флота (СИ) - Борчанинов Геннадий - Страница 14

— Скрепка! — позвал я. — Дай-ка мне всё, что есть в открытом доступе на капитана Сахарова.

— Делаю запрос, — отозвалась Скрепка в больших круглых очках, делая вид, будто листает огромную папку.

Имя: Сахаров Валерий Альбертович

Возраст: 48 лет

Воинское звание: капитан третьего ранга

Место службы: малый эсминец «Гремящий» проекта БК-32

Должность: командир корабля

Награды: орден Орлиного Крыла 1-й степени, орден Гагарина, медаль «Ветеран службы», медаль «30 лет в космосе», нагрудный знак «За отличие в службе в особых условиях»

Взыскания: выговор, строгий выговор, предупреждение о неполном служебном соответствии, снижение в воинском звании со снижением в должности

Послужной список: учебный корвет «Царь Даниил»; крейсер «Паллада»; крейсер «Церера»; малый эсминец «Гремящий»

Я только хмыкнул, прочитав строку о взысканиях. Ну ты даёшь, Валерий Альбертович. Либо кому-то очень сильно насолил из вышестоящего командования, либо ты и впрямь редкостный мудак. А может, и то, и другое. Очень сильно склоняюсь ко второму варианту, иначе за тридцать лет службы медалек у него набралось бы в разы больше, да и воинское звание было бы повыше ранга этак на два-три.

Надо как-то убирать его с корабля. Иначе жизни он мне не даст, не говоря уже о нормальной службе. И до вахты на мостике не допустит.

— Скрепка… Составь докладную на имя капитана Сахарова, — потребовал я.

Моветон, конечно, пользоваться виртуальными помощниками для такого дела, но другого отношения Сахаров не заслуживает.

Скрепка вывела мне короткую докладную записку, объясняющую причины схода с орбиты и преследования двух кораблей. Я быстренько пробежал её взглядом.

— Годится, отправляй Сахарову, — сказал я.

Докладная ушла через корабельную сеть, и хотя капитан требовал доклад только завтра, я решил не тянуть с этим делом.

«Гремящий» вернулся на свою орбиту, снова погружаясь в пучину безделья и рутины. Я покрутился в кресле, прошёлся по реакторной. Система терморегуляции скафандра еле как справлялась с жаром, идущим от экспериментального реактора. Неудивительно, что капитан использовал его как наказание. А провести здесь мне придётся ещё очень долгое время.

Мысли в голову лезли мрачные и неприятные, я даже начал сомневаться в своём решении пойти на флот и в Академию. Можно было стать вольным капитаном, бороздить гиперпространство на грузовичке или почтовом боте, а не вот это вот всё. Но я хотел служить Империи, приносить пользу… Стоять на мостике собственного крейсера, уворачиваться от огня альянсовских ракет…

А вместо этого я сижу возле реактора, истекая потом. За то, что всего лишь действовал так, как меня учили. Обидно? Ещё как. Несправедливость грызла меня изнутри, заряжая гневом, а гнев придавал мне силы.

Надо убирать Сахарова, но как? Вопрос со звёздочкой. Жаловаться на него вышестоящему командованию бесполезно, этим я сделаю только хуже для себя. Циник внутри меня говорил, что там все давно в курсе и его мутных схем, и его алкоголизма, и он просто делится частью прибыли. Подросток внутри меня предлагал просто и бесхитростно пристрелить капитана, а потом выкинуть в шлюз, но эту глупую мысль я отмёл сразу. Бунт на корабле тоже отправился в топку, нарушать присягу и уходить на другую сторону закона я не собирался.

Писать рапорт о переводе я тоже не собирался. Такое поведение воняет слабостью, а я не слабак. Если я не справлюсь с одним алкашом-капитаном, то как я вообще могу мечтать о собственном корабле?

Нужны союзники, вот что мне необходимо. Среди офицеров и операторов. Сколотить свою банду, грубо говоря, и тогда справиться с Сахаровым будет проще. Думаю, не только я недоволен его командованием. А гуртом и батьку бить легче. И сковырнуть его с командирского места точно получится.

Остаток вахты прошёл без происшествий. Реактор вёл себя абсолютно спокойно и нормально, ни разу не пытаясь выползти за пределы допустимых значений. Я даже ничего экспериментального не заметил, хотя его и не нагружали особо за то время, пока я нёс службу возле него, как верный пёс.

Сменил меня мичман Гараев, малознакомый необщительный парень, с которым я за всё время перекинулся едва ли парой слов.

Скафандр я снял с тем же несравненным удовольствием, с которым пехотинцы стаскивают с себя берцы, а офисные работники — развязывают опостылевший галстук. Следующие сутки полностью в моём распоряжении, если, конечно, капитан Сахаров не задумает ещё как-то меня озадачить.

Я поплёлся в общую душевую. Вода на космическом корабле — ресурс исчерпаемый, и я морально готовился снова поливать себя водой, прошедшей сотни и тысячи кругов использования и очистки. Всякий раз я испытывал лёгкую брезгливость, и всякий раз вынужден был снова лезть в душ, стараясь не думать, что питьевая вода здесь — та же самая.

В дверях душевой я столкнулся с мичманом Антоновой, которая в одной маечке и коротких шортах выходила оттуда, наматывая на голову полотенце. Мы преградили друг другу путь. Вид Антоновой оставлял совсем немного пространства для воображения, но эта картина мне нравилась гораздо больше, нежели её облик в скафандре или даже в парадной форме.

Она, впрочем, была не единственной женщиной на эсминце. Среди операторов соотношение было примерно один к десяти, среди офицеров… Тоже что-то около того. Немногие женщины соглашались проводить долгие месяцы в компании грубых мужланов в форме.

— Здравия желаю, господин лейтенант, — холодно произнесла Антонова. — Не позволите ли вы мне пройти?

— Здравия желаю, мичман, — отозвался я. — Кажется, это вы загораживаете проход.

— По этикету мужчина обязан уступить дорогу, — сказала она, хитро прищурив глаза.

— И младший по званию обязан уступить старшему, — сказал я.

Она криво улыбнулась, и мы одновременно подались в стороны, пропуская друг друга и меняясь местами.

— Благодарю, мичман, — кивнул я.

— Вы настоящий джентльмен, господин лейтенант, — не скрывая сарказма, произнесла Антонова. — Кстати. Я считаю, что вы сегодня всё сделали правильно.

— Жаль, что не все так считают, — сказал я. — Однако, продолжаем службу. Может, в другой раз повезёт.

— Увидимся в кают-компании, господин лейтенант, — улыбнулась она, на этот раз вполне искренне.

Я усмехнулся и прошёл в душевую, где быстренько ополоснулся, смывая с себя трудовой пот. Вахта выдалась напряжённая и неприятная, но вода уносила с собой вместе с грязью и все дурные мысли. Я обещал, что я наведу здесь порядок… Значит, я это сделаю, чего бы мне это ни стоило. Сначала на «Гремящем», а потом и в системе U-681.

От вахт на мостике меня отстранили. Бессрочно. Я, однако, не переживал. Годы в Академии научили меня, что на флоте проступки забываются так же быстро, как вспыхивает оставленный без присмотра реактор. А если ещё и учитывать, что наш капитан бутылку любит больше, чем родную мать, то и вовсе.

Поэтому следующие несколько дней я нёс службу то на реакторе, то на узле связи, то в жилых отсеках. В корабельный распорядок я уже влился, с командой сработался, с другими офицерами более-менее перезнакомился. С кем-то, можно сказать, наладил приятельские отношения, с кем-то, наоборот, успел поконфликтовать. Всё шло своим чередом.

«Гремящий» висел неподвижно на орбите, изредка запрашивая ту или иную информацию на станции или у мимо проходящих кораблей. Зыбкое и вонючее болото рутины. Служба на боевом космическом корабле оказалась куда менее романтичной, чем это рисуют в буклетах вербовщиков или в детских мультфильмах.

И это ладно я не попал на флот простым оператором. Мне не приходилось вылезать в открытый космос, чтобы, например, отдолбить примёрзшее к кораблю содержимое туалетов, когда система сброса отходов в очередной раз сработала нештатно, или чинить радиаторы охлаждения с помощью изоленты и стяжек. Я не перемывал вручную полы за каждым прошедшим, чтобы в жилом отсеке всё блестело, и не перетаскивал тяжёлые снаряды для главного калибра при усиленной гравитации.