Командировка в ад - Дроздов Анатолий - Страница 4

Словно перехватив ее взгляд, адмирал обернулся.

– Отпустишь его, невестушка?

– Ни за что!

– Пожалуй, и сам не вызовусь добровольцем, – сказал Несвицкий-младший. – Не обижайся, деда. Мне приключений хватит. Ангел-хранитель подустал.

– И речи не идет, чтобы ты поехал в земли, подконтрольные Германии, – ответил адмирал. – Кайзеровская разведка прекрасно знает о твоей роли в развале всей их комбинации со Славией. И то, что тебя не трогали в Царицыно, не значит, что обиды прощены. В Сербии ты будешь, словно на ладони.

– Тогда зачем вы его уговариваете? – голос Марины дрогнул.

– Речь о другом. Нам нужен опытный советник. Как понял Николай, отправим в Сербию разведгруппу – врачей-эпидемиологов в сопровождении волхвов, способных летать и буксировать неодаренных, а также защитить их от хорватов или немцев. К сожалению, забросить самолетом невозможно: Германия закрывает воздушное пространство над Сербией, чтоб никто не вывез родственников или знакомых из карантина. Министр обороны приказал срочно готовить госпитальный корабль, он отплывет из Тавридского порта и доберется до устья Дуная часов за десять. С болгарами, румынами проблем не видим, а кайзеровскому МИДу заявим ультиматум: мы должны быть убеждены, что карантинные меры достаточны, зараза не перекинется на все Балканы и оттуда – в Славию. Чем добраться от Дуная на юг, командир группы решит на месте.

– Кто этот командир… Я его знаю? – спросил Несвицкий-младший.

– Князь Касаткин-Ростовский.

– Борис?

– Он. Учти, что времени на подготовку крайне мало. Там люди умирают. Поэтому садимся в самолет и отправляемся в Тавриду. Поможешь с отбором кандидатов и инструктажем. Через день вернешься.

– Я с вами! – безапелляционно заявила Марина. – И не смотри так, дорогой. Не забывай: я врач.

– Охотно взял бы, – пожал плечами муж. – Но дома – дети. Ты их оставишь?

Она задумалась.

– Я провожу корабль с командой Бори и вернусь, – добавил Николай.

На том и порешили. Уже в полете старый князь сказал о самом главном:

– Эпидемиологи утверждают: в прохладную погоду да в горах как-то крайне маловероятно, чтобы объявилась новая бактерия или вывелся новый штамм вируса. А это означает, что в Сербию его ввезли. Кто, для чего, откуда, нечаянно или с определенной целью – неизвестно.

– Если умышленно, то это – биологическая война, – ответил внук. – Неужто немцы решили геноцидить сербов? Тогда парням не позавидуешь – неласково их примут.

– Есть подозрения, – подтвердил Несвицкий-старший. – Немцы продолжают опыты по созданию бактериологического оружия. Наша разведка об этом неоднократно сообщала, но без конкретики: кто, где, с какими штаммами работает. Вполне возможно, эта эпидемия стала результатом испытаний нового оружия. Для немцев сербы – унтерменши.

– С-суки… – Николай скрипнул зубами, потом добавил несколько ругательств. Отдышался и продолжил, пытаясь осмыслить информацию: – Самое скверное, коль зараза в самом деле рукотворная, нет никакой гарантии, что мой раствор сработает. Радиационный ожог им до конца не вылечил…

– Но все равно ты зачаруешь им раствора до отплытия. Ребята будут осторожны – возьмут защитные костюмы, респираторы. Есть информация: зараза распространяется воздушно-капельным путем.

Николай задумался. Да, вроде бы, задача для группы Касаткина-Ростовского выглядит выполнимой. Но гладко на бумаге, а на деле…

В любом случае он будет переживать за парней и кусать локти, что не смог к ним присоединиться.

В кают-компанию военно-медицинского судна буквально ворвался радист.

– Господин адмирал! Срочная радиограмма из Главного штаба флота.

Несвицкий-старший просмотрел текст и нахмурился.

– Вот что, мичман. Настраивайся на их волну. Пробуй связаться, – он обернулся к внуку и участникам предстоящего рейда. – Радиостанция муниципальной школы в Високи Планины вышла в эфир на коротких волнах в любительском диапазоне. Каждые пять минут транслирует сигнал бедствия. В городе заражено до трети населения, десятки умерших. Бановина в блокаде, никакой помощи извне не поступает. Хорватская полиция и представитель оккупационной администрации самоизолировались и устранились от решения проблем. Зараженные районы блокированы извне, покинуть их невозможно, как и связаться с внешним миром. Телефонная и телеграфная связь сохранилась только с Беле Планине, но там то же самое. Без внешней поддержки весь округ обречен. Николай, ты говорил, что муж Ольги в этой школе преподает?

Младший Несвицкий вскочил.

– Так точно. Разрешите пройти в радиорубку?

– Штатскому на военном судне? Нарушение правил! Разрешаю.

Отпустив внука, адмирал обвел глазами присутствующих.

Князь Касаткин-Ростовский распределил отобранных кандидатов в рейд по принципу «трижды три», по одному медикусу и два летающих спецназовца в группе. Как бы ни были дефицитны боевые волхвы, а часть из них ушла в запас после войны. Младенович, лично курировавший операцию от имени царя, обеспечил явку в Тавридский порт самых лучших летающих бойцов, благо было из кого выбрать, и адмирал состав команды одобрил.

Николай вернулся буквально минуты через три.

– Школа ответила. Милош Благоевич тяжело болен. Жена и сын тоже, младший умер – впрочем, про смерть Драгана мы и так знаем. Власти проводят политику «спасение утопающих – дело рук самих утопающих», свои руки боятся приложить. Заперли всех в карантине и успокоились.

– Вот если бы ты с нами, Коля… – начал было Касаткин-Ростовский, но его оборвал адмирал:

– Исключено! Земли под германским контролем – ловушка для Николая. Ему припомнят и Славию, и срыв покушения на цесаревну.

– Целью экспедиции является местность, вышедшая из-под контроля Берлина, Николай Иванович, – покачал головой внук. – Но, признаться, я не смогу полноценно зачаровывать раствор сегодня. Утром работал в Царицино, мне бы отдохнуть до завтра.

– Максимум, на что я могу согласиться, это позволить тебе плыть на корабле до высадки команды на сушу, чтобы поработать с раствором, – неохотно кивнул адмирал. – С тем же бортом вернешься в Тавриду. Надеюсь, Марина не оборвет мне усы за разрешение отсутствовать на два дня больше. Но только на два! Не вздумай сам лезть в петлю.

Николай пожал плечами: в конце концов, вся операция рассчитывалась не более чем на десять дней пребывания на территории противника.

Далеко после полуночи судно отшвартовалось и взяло курс в открытое море, навстречу Дунаю и неизвестности.

Перед тем, как разошлись спать, Касаткин-Ростовский осторожно спросил у друга:

– Николай! Стоило бы изменить приказ. Ты – гораздо опытнее в подобных делах. И возглавил бы нашу команду намного эффективнее.

– Зачем? – Несвицкий улыбнулся и пригладил усы. Он отпустил их, чтобы хоть отчасти скрывали след от ожога. – Ты – достаточно опытный офицер, с большой практикой боевых операций. Я не объективен и вынужден буду заботиться о свояках в Сербии.

Несвицкий ухватился двумя руками за леер, глядя в студеные морские волны, мерцающие в слабом ночном свете. Пусть диалог носил приватный характер, приходилось повышать голос, перекрывая ветер.

– В чем-то ты прав, – неохотно согласился Борис. – Двое детей в семье меняют взгляды на жизнь. По себе знаю, хотя у меня единственный сын. Ты достаточно воевал, теперь моя очередь. Понимаю, что плыву защищать и твоих, и своего малыша. Если эпидемия накроет планету, а раствор не поможет… Кто, если не мы, брат?

Они обнялись. Несвицкий пообещал поддерживать связь с Младеновичем и не терять группу смельчаков из виду. Затем отправился в каюту отсыпаться, чтоб завтра зачаровать как можно больше раствора, главное – высокой концентрации. Его же нести по воздуху в самую охраняемую зону Сербского протектората!

Военная неудача в Славии руководством Германии была списана на «рыцарей плаща и кинжала». Недооценили противника, не добыли данные о новой технике и способностях волхвов. Переоценили боевые возможности союзника. По крайней мере, так решила специальная комиссия Рейхстага. Ни кайзер, ни, тем более, министр обороны даже не пытались заступиться. Приговор комиссии прозвучал похоронным маршем для всего командования Гехайдминст-реферата Генерального штаба. Как следствие, генералитет разведки строем отправился на пенсию или в преждевременную отставку. Возглавивший реферат бригадный генерал Вальтер Шваркопф, получивший это звание только при назначении, готов был буквально землю грызть. Его продвижение стало результатом политической борьбы в большей степени, чем заслуг на служебном поприще, достаточно скромных. Обычный клерк, которому повезло, что в самое горячее время не имел отношения к провальному восточному направлению.