Великий диктатор. Книга третья (СИ) - "Alex Berest" - Страница 8

Идею своего же рассказа я позаимствовал у Артура Конан-Дойла, вместе с которым судил соревнования по хоккею на траве. Вернее, он был главным судьёй, а я следил за временем и каждые пятнадцать минут поднимал красный флажок, давая сигнал арбитрам на поле, что истекло время очередного тайма.

Да и сам хоккей на траве и футбол переместились в расписании с октября на август благодаря моему невольному вмешательству. Получилось это абсолютно случайно. Я прибежал к барону Кубертену с запиской от Ээро Эркко. И стал свидетелем, как два барона, Кубертен и Гренфелл, спорили о том, можно ли допустить команду Германии к соревнованиям по хоккею на траве в октябре, если они подали заявку только что.

— А в Англии в октябре растёт трава? — удивился вслух я, чем отвлёк мужчин, которые и уставились на меня. — Ну, просто, в расписании футбол и хоккей на траве стоят на 28 октября, а у нас в это время уже сугробы по пояс лежат.

Хоть я и был прогнан после небольшой лекции про то, что Лондон находиться на более южной параллели чем Финляндия, но какие-то выводы организаторы всё-таки сделали и перенесли эти два вида соревнований на конец августа. И вот там-то я и пересёкся с автором Шерлока Холмса и доктора Ватсона.

А увидев великого писателя, я вспомнил и отлично подходящий, по моему мнению, для потрясения Англии и англичан, рассказ «Опасность!», который Конан Дойл должен будет написать только в 1918 году, после окончания первой мировой войны. Ну, как вспомнил? Вспомнил сюжет, который повествует о противостоянии подводного флота одной маленькой вымышленной страны всей Великобритании. Помнил только это. Всё остальное — полное название, имена главных героев, названия судов, всё это моя память не сохранила. Так что я писал рассказ можно сказать с чистого листа.

Тогда, в 1918 году, после великих потрясений всеобщей войны, этот рассказ остался не замечен читателями. Но, сейчас, когда вся Европа, наоборот, готовится к предстоящей великой схватке, есть шанс, что рассказ оценят по достоинству.

В качестве той маленькой страны, которая противопоставила весь свой подводный флот Великобритании, я взял несуществующее ныне герцогство Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург (Schleswig-Holstein-Sonderburg). И если в оригинальном рассказе в блокаде английских островов участвовало только четыре подводные лодки, то я не стал мелочиться и увеличил их количество до двенадцати.

Розничные и биржевые цены на основные продукты питания регулярно печатало сразу несколько лондонских газет. И мне, с моим торгово-коммерческим образованием не составило труда спрогнозировать рост цен из-за прекращения поставок. Здесь даже ничего не пришлось выдумывать, практически все сорок миллионов жителей Великобритании зависели от внешних поставок продовольствия. Почти девяносто процентов мяса, жиров и зерна были привозные.

Так что описанное в моём рассказе уничтожение всех, невзирая на их принадлежность, транспортных судов, идущих в английские порты, в скором времени вызвало поднятие цен. А ещё через неделю и первые признаки голода и недовольства городских жителей. Через месяц после начала блокады жители городов массово начали бежать в сельскую местность, в надежде найти пропитание там. Дошло даже до штурмов армейских складов с провиантом.

На сегодняшний день не было особо никаких средств поиска и уничтожения подводных лодок, что я и описал в рассказе, сведя потери подводной эскадры до двух субмарин от артиллерийского огня.

Попутно, вспомнил и о «шноркеле» — устройстве для увеличения сроков пребывания лодки под водой. Правда, я знал только об устройстве танковых и автомобильных «шноркелей», но не думаю, что есть какое-то принципиальное отличие. Слава Укко, что я вовремя опомнился и не стал не только описывать это устройство, а даже упоминать о нём в своём рассказе.

Как результат, через три месяца после начала подводной блокады островов Великобритания подписала «белый» мир с герцогством, отказавшись от всех претензий, которые предъявляла на Кильский канал. А для обеспечения своей продовольственной безопасности решила развивать сельское хозяйство и прокопать пятидесятикилометровый тоннель под Ла-Маншем из Дувра в Кале.

— Матти! Где ты витаешь? Ты слышишь о чем я вообще говорю? — вырвал меня из мира моего рассказа рассерженный голос Ээро Эркко.

— Да, дядя Ээро, слышу. Вы считаете этот рассказ чудовищным и ужасным.

— Вот-вот! Они не станут печатать про своё поражение и бессилие перед этими подводными пиратами.

— Да я не против. Пусть не печатают. Тем самым они признают поражение Герберта Уэллса в устроенной ими же битве рассказов.

— Может, ты что-то другое напишешь?

— Я не буду писать другой рассказ! Хотите вы этого или нет, но я могу передать чистовик с текстом на английском и сам.

— Ладно, — неожиданно легко согласился со мной мужчина. — Если у тебя готов чистовик, то я телефонирую Миллеру и договорюсь о нашей встрече. Но, если что, я тебя предупреждал.

……

В отличие от Ээро Эркко, помощник главного редактора «Дейли Телеграф» Фредерик Миллер остался от моего рассказа в полном восторге. Этот джентльмен был одноглазым и носил черную повязку, скрывающую левый глаз, чем напоминал мне Курта Айсмана из фильма моего прежнего мира — «Семнадцать мгновений весны».

— Это великолепно! Это то, что нужно! Молодой человек, вы случайно не знакомы с Джеком Лондоном?

— Нет, сэр, — растерялся от подобного вопроса я. — Только с некоторыми его произведениями.

— Нет, нет. Это не то. Просто вы своим рассказом подняли ту же проблему, с которой боролся и Джек Лондон, будучи нашим журналистом. Он опубликовал ряд статей о голоде в рабочих кварталах Лондона и других крупных городах Великобритании. После первого голодного марша 1905 года власти столицы смогли немного снизить… — англичанин внезапно прервался. — Хотя, вы всё равно не в курсе всех событий, поэтому не будем отвлекаться. Оставляйте ваш рассказ, мы начнём его публикацию уже завтра. Но, для большего эффекта, растянем на четыре-пять номеров.

— Вы уверенны, сэр Миллер? — зачем-то переспросил на своём ломанном английском мой издатель.

— Даже больше! Я уверен в успехе этого рассказа настолько, что готов заплатить не один пенни за слово как мы договаривались, а два. Да! Два пенса! Точно! Я заплачу два пенса за каждое слово из этого рассказа, включая даже название.

Пока мы шли на выход, я сумел вычислить предполагаемый доход за свои пять тысяч сто три слова. Умножил на два и разделил на двести сорок, такое количество местных пенни в одном фунте стерлингов. Получилось сорок два с половиной фунта. Очень даже прилично по нынешним временам. Почти годовой доход фермера средней руки в графстве Бакингемшир, если верить рассказам родственников Кевина Райта.

А по денежной системе у них, у англичан, всё очень запутано. Фунт стерлингов может состоять из разных разменных монет, а не как у нас — сто пенни за марку или сто копеек за рубль. Здесь есть крона и полукрона, флорин, шиллинг, гроут и полугроут, пенни которые ещё и пенсы, и полупенни, а также самая маленькая разменная монета — фартинг. Этих фартингов, в одном фунте, аж девятьсот шестьдесят штук. Дурдом. А есть ещё золотые соверены и таинственная гинея в которой уже двадцать один шиллинг, а не двадцать как в фунте или соверене. Понапридумывают же, а приезжим потом мучайся.

Причем, в первую неделю после приезда в Англию, некоторые представители нашей команды попадали в неприятные истории с разменом денег. Они-то привыкли, что в нашей марке сто пенни, а когда им отсчитывали больше, они благородно отказывались от лишнего. И так продолжалось до тех пор, пока кто-то из чиновников не услышал рассказы атлетов про это. Экстренно собрали всю команду и херра Финч прочитал лекцию про деньги Великобритании. Не забыв упомянуть даже про имеющие хождения в этой стране монеты и токены частных компаний.