Великий диктатор. Книга третья (СИ) - "Alex Berest" - Страница 16

Вот что вспомнил — то записал и стал применять к своим пионерам. И, в первую очередь, это были названия разделов: искусство разведчика, добыча пищи, природа и животные, обустройство полевого лагеря, первая помощь, походная жизнь и как стать сильным. Естественно, что это всё я разбавил пионерскими правилами из своего детства. А содержимое разделов наполнил правилами и инструкциями более подходящими к финским реалиям.

Но, если особо не присматриваться, то наши тексты во многом совпадали. Вот генерал-лейтенант и решил, что я каким-то образом смог выкрасть его идеи. Каким образом тоненькая книжка с «Правилами Пионеров» попала в Англию и где он умудрился найти переводчика с финского языка — я просто ума не приложу. Но факт остаётся фактом.

— Нам всё же проще договориться о соавторстве, — произнёс по-немецки Ээро Эркко. — Мы очень устали от вашей страны и задержка ради суда, чтобы доказать свою правоту, нас не обрадует. Но, если вам так хочется лишиться своей книги и средств для развития детского движения в Англии, то, значит, так тому и быть.

Баден-Пауэллом кивнул, что услышал и понял речь Ээро Эркко. После чего неспешно раскурил трубку и, окутавшись табачным дымом, произнёс:

— А как давно ваш подопечный написал это? — и он похлопал по моей книжке.

— По-моему, в восемь. Матти, тебе же было восемь? Когда ты стал играть в своих пионеров.

— Да, дядя Ээро, — согласно кивнул я.

— Хм. Тогда у меня точно нет никаких шансов в суде. Ведь вам сейчас шестнадцать, мистер Хухта? А я в 1900 году ещё воевал с бурами и даже не думал о написании подобной книги. Хорошо! Я согласен на соавторство. Но, главное условие — моя фамилия должна стоять первой на каждом издании.

— Я не против, — согласился Ээро Эркко и посмотрел на меня. — А ты, Матти?

— И я согласен. Но через договор. Чтобы потом, со временем, не возникло никаких недопониманий.

……

На закрытии IV Олимпийских игр 31 октября 1908 года я уже не нёс флаг Российской империи, а вышагивал среди куцей колонны чиновников нашей сборной. А флаг на этот раз нёс единственный золотой медалист русской команды, Николай Панин-Коломенкин. Получивший своё золото в соревнованиях по фигурному катанию. На закрытие русская сборная, состоящая из пяти человек, всё-таки явилась. И нам пришлось идти сразу за ними.

Видимо для разнообразия, английская природа сжалилась над иностранцами и вместо уже привычного осеннего дождя светило солнышко с голубого и безоблачного неба. И лишь многочисленные дымы большого города время от времени прятали низкое осеннее светило от нашего взора. Но не только природа внесла свои изменения в процедуру закрытия игр, но и я тоже, если верить английской газете «Правда» (Truth), напечатавшей довольно мерзкий пасквиль во вчерашнем выпуске. В котором утверждалось, что именно один малолетний финн, опубликовавший свой рассказ «Опасность», и виноват в том, что король Эдуард простыл при поездке в Шотландию и слёг с сильным бронхитом.

Причем, эта статья в «Правде» была столь неожиданна ещё и потому, что за пару дней до этого газета напечатала восторженный рецензию на мою повесть «Неверленд» (Neverland), в которой даже сравнила её с «Алисой в стране чудес» Льюиса Кэрролла. Назвав моё произведение лучшей историей для мальчиков. А уже через пару дней, оплевало с ног до головы, обвинив в болезни монарха.

Впрочем, вручавший мне золотую медаль за развитие олимпийского движения принц Уэльский Георг был весел и беспечен. И даже высказал желание посетить новый вид олимпийских игр в 1910 году. Там же, на закрытии, барон де Кубертен объявил о проведении первых зимних Олимпийских игр через два года в Российской империи и о предварительной записи желающих в ней участвовать. К моему изумлению, первой страной, записавшейся на предстоящие игры, оказалась Аргентина, а второй — Австралазия.

……

Говоря о том, что он привёз мне матушку чтобы мы повидались, дед Кауко несколько слукавил. Мама приехала не столько ради меня, сколько ради того, чтобы купить современное оборудование для мыловаренного заводика, который она выкупила на паях с отцом в Улеаборге. Раньше мыло, которым мы все с удовольствием пользовались, она варила дома. Особенно хорошо у неё получалось хвойное мыло. А тут вдруг, ни с того ни с сего, решила стать бизнес-вумен и осчастливить всё человечество своим мылом.

— Это все супруга твоего старшего брата виновата, — просветил меня на эту тему дедуля. — Это она её своими письмами подвигла на это. После твоего отъезда, прям засыпала Эмму посланиями на тему, что и женщины могут заниматься коммерцией.

— Как будто мама и раньше ею не занималась? Карьер же на ней висел, — не понял я деда.

— То карьер, а это завод! Понимать надо! Она прославиться захотела. Начнёт выпускать мыло — и сразу о ней все узнают, и даже в газетах про это напечатают.

— Серьёзно?

— Ты даже и не представляешь насколько всё серьёзно. Она так твоего отца достала, что тот даже решил в банке кредит взять на это дело. Хорошо, я вовремя узнал и вмешался. Тот мыловаренный заводик при кожевенной фабрике и ломанного пенни не стоит. Да ты и сам знаешь. Мы же с тобой ездили по весне, приценивались.

— Ну да. Помню. Он же не работал на тот момент уже два года. И они, что? Всё равно его купили?

— Купили. Но я помог цену сбить практически до стоимости земли. А цеха там кирпичные, нормальные, ещё лет полста точно простоят. Но вот оборудование — рухлядь полная. Вот я и решил совместить приятное с полезным, как ты иногда говоришь, — усмехнулся старик.

— У нас, в княжестве, в каждом городе есть мыловарня. Ой и намучается матушка со своей прихотью. Лучше бы консервный завод купила или линию по выпуску сгущённого молока.

— Хм. Слушай, Матти, а я и не подумал про это. А ведь ты прав. Если через пять-шесть лет будет большая война, то консервный завод даст ого-го какие прибыли. Да и со сгущёнкой это ты хорошо придумал.

Дед Кауко был ещё тем сладкоежкой, и когда я лет пять назад упросил его купить пятифунтовую банку английской сгущёнки, он влюбился в этот продукт сразу и по уши.

Видимо, наш разговор запал ему в душу, и он всё-таки приобрёл в Брайтоне небольшой разорившийся консервный заводик. Оборудование там было немного устаревшим, зато полного цикла. От штамповки заготовок из белой жести до вытяжки, лакировки, заполнения и закатывания двойным швом с нанесением припоя.

Кроме этого он купил ограниченную лицензию и линию по приготовлению сгущённого молока у бывшей англо-швейцарской компании Milkmaid. Швейцарское отделение которой в 1905 году объединилась с швейцарской «Нестле». Шесть английских заводов достались швейцарцам, но два из них не признали сделку законной и началась тяжба. Тянулась она по сей день, а заводы простаивали. Вот дед Кауко и подсуетился.

Пока дедуля занимался бизнесом, а херра Бондер принимал патронную линию, я развлекал отца с матерью и руову Бондер, водя их по разным лондонским достопримечательностям. И, первым делом, мы посетили «Музей восковых фигур мадам Тюссо» на Мэрилебон-роуд. Особо всех впечатлил кабинет ужасов. Затем был Тауэр с его королевской сокровищницей, Британский музей, где мы провели почти полный день, и национальная художественная галерея.

Пятнадцатого ноября нам пришлось съехать из занимаемой квартиры в «Финском доме», так как срок аренды закончился, а вся команда убыла на родину. Ещё через пару дней в Финляндию уехали и мои родители с четой Бондер. И мы остались с дедом Кауко в Лондоне одни. Впрочем, мы тоже долго в Англии не задержались и уже через три дня поднялись на борт парохода «Борнмут», который, очень шустро, вместе с отливом скатился в устье Темзы и взял курс на французский Гавр.