Заложник (СИ) - Француз Михаил - Страница 42

Просуществовало это кое-что, правда, не долго совсем. Подошедшая Катерина посмотрела, проверила и уничтожила, перемолов в исходную кашу.

— Не зачёт! — сообщила она мне. — Живое должно быть, а не имитация! — после чего вернулась обратно на свой диванчик к отложенной ранее книге.

А я… снова рухнул в лужу фарша и остался лежать в ней испытывая боль и беспомощность.

Вторым выбранным мной путём, была анатомия. Попытка полностью воссоздать свою конечность по найденным во Всесети анатомическим атласам. Кости, мышцы, кровеносную систему, лимфатическую, нервную, кожу… Волоконце за волоконцем, сосуд за сосудом, прожилку за прожилкой… Долго, нудно, трудно и… бесполезно.

Ни один атлас не даёт полного охвата, не предоставляет нужной мне детализации, не показывает необходимых подробностей. Так ещё и специализированы каждый на своём, а мне же это всё соединить в единую работающую систему надо!

Мозги просто кипеть начинают! То, что в результате получилось… наверное, я бы хотел развидеть, на фиг! Без содрогания смотреть на ЭТО было просто невозможно. Не говоря уж о реальной работоспособности.

Подняться с помощью ЭТОГО я-таки смог. Но, пожалуй, был даже благодарен, когда брезгливо поморщившаяся Катерина коротким движением превратила ЭТО обратно в фарш.

— Логичный путь, — пояснила она. — Но совершенно тупиковый. Даже разума Одарённого недостаточно, чтобы полностью воссоздать столь сложную структуру, как часть живого существа. Изменить существующее — да. Но не воссоздать…

А дальше была целая и весьма занимательная лекция о Химерологии. И — да! Такое здесь тоже было! Некоторые Одарённые целенаправленно пошли по пути изменения и «усовершенствования» живых существ. И всяческие «кентавры», «пегасы», «ангелы», «грифоны», «единороги» и прочее, прочее, прочее в этом мире реально существовало… когда-то. Наблюдательным Советом путь был признан тупиковым и… аморальным. Последователи этого пути совместными усилиями были убиты, их творения уничтожены, разработки, труды и лаборатории… официально сожжены.

Однако, на руинах Химерологии остались и до сих пор цветут достаточно пышным цветом Селекция, гибридизация, биотехнология и выведение новых пород. Те же самые уже виденные мной раньше огромные Богатырские кони — результат кропотливой работы таких вот специалистов.

Правила и ограничения там довольно… запутанные. Что можно, а что нельзя, прописано довольно… неоднозначно. Но подробности мне Катерина разъяснять не стала. Возможно, она и сама не слишком хорошо была погружена в тему. Сказала только, что главное и наиболее жёсткое ограничение, даже «табу» — это полный запрет на изменение человека и создание разумных видов из неразумных.

Такой вот ещё мне «кусочек пазла» в общую картину этого мира. Особенно пикантен он в той связи, что Наблюдательный Совет, если мне не изменяет память, был создан только пятнадцатом веке… Ну, над всем этим можно будет подумать и позже.

В общем, мучился я долго. Почти отчаялся. Почти уже собирался согласиться с тем, что проиграл, что не вышло. Вздохнул, плюнул, сформировал недостающую конечность просто из воды, как уже раньше формировал дополнительные руки на прошлом занятии, встал с её помощью и хотел, было, пойти к себе в общагу ждать «перезагрузки», как… подумал, что, может быть, стоит дать себе ещё одну попыточку? Тысяча первую…

Тем более, конструкт водяной уже был сформирован. И был он максимально точной внешней копией ранее существовавшей моей же ноги. Я просто «втянул» в неё весь тот фарш, что ещё оставался подо мной. «Втянул», максимально уплотнив его, максимально точно вогнав в границы созданного конструкта. А потом закрыл глаза. И сосредоточился не на форме, не на том, как там в ней, что из чего должно состоять и как работать, а на памяти. На своих ощущениях ноги. На том, как я её чувствовал, когда она у меня была.

Я концентрировался на этом так, как никогда раньше ещё ни на чём не концентрировался. До тех самых пор, пока… эти ощущения не стали казаться мне реальными, как сама реальность.

Знаете, если бы я открыл глаза и увидел не живую целую ногу, а тот же самый «фаршерованный водный конструкт», то, пусть и удивился бы, но даже не расстроился. Меня бы устроил и такой вариант, так как, если что-то «Выглядит, как утка, плавает, как утка, крякает, как утка — то, почему бы этому и не быть уткой?»

Ведь, что было в результате? Я мог стоять на этом конструкте. Мог свободно двигать и управлять им. Этот конструкт обладал достаточной силой для прыжков, приседаний, ударов и даже танцев. Его ощущения ничем не отличались от ощущений живой ноги. Тактильная чувствительность была чуть ли не выше, чем раньше.

Так, чем же он был бы хуже ноги настоящей? Только лишь тем, что при утрате нужного уровня концентрации, был риск того, что он снова станет водой и стечёт вниз, на землю? Хм, так ведь вернуть его — дело нескольких секунд!

Но, открыв глаза, я увидел не конструкт, а ногу. Живую плоть.

Я, к этому моменту, был уже настолько вымотан, и физически, и ментально, и морально, что даже не удивился. Хмыкнул удовлетворённо, выслушал скупое одобрение Катерины и потопал к себе в общежитие, ложиться спать и готовиться к новой «итерации».

* * *

Глава 23

* * *

Адлер за прошедший год практически не изменился. Точнее, Сириус: всё ж, этот район — это не сам Адлер, а всего лишь Адлерский район. Но, не важно. Не стоит быть буквоедом.

Огромный почти пустой вокзал, построенный специально к прошлой Олимпиаде, огромные открытые пространства, Олимпийский парк, пальмовые аллеи, фонтан чуть ли не прямо под ногами… Он здесь устроен прямо в середине лестницы, спускающейся от выхода из вокзала к парку. Вода течёт прямо по ступенькам, специально сделанным из нержавейки, на которую насыпана мелкая галька. Красиво и, когда сверху смотришь, и когда снизу: такие переливы солнечного света — загляденье.

А воздух… Дышать здесь — особое удовольствие. Но, правда, только здесь, а не на пятьдесят метров правее или назад. Там две крупных трассы сразу: одна федеральная, другая местного значения. Они идут параллельно, рядом друг с другом. И есть даже моменты, когда между ними расстояние не больше метра остаётся. И этот метр — пешеходная дорожка с двумя металлическими ограждениями высотой по пояс взрослому человеку. Длинная-длинная. Идёшь по ней, а справа и слева проносятся машины. По одну сторону — разрешённая скорость девяносто километров в час, по другую — шестьдесят. Вот только, камер нет, и хрен, кто её соблюдает. Весёленькое такое местечко — поинтереснее иного аттракциона будет. Здесь ведь реально жизнью рискуешь, а не номинально. А уж запах… концентрированный коктейль настоянных выхлопных газов, приправленных жёлтой пылью. Класс!

А местные именно так и живут. Сириус — вообще, местечко интересное. Здесь есть чёткое разделение на туристическую зону и ту часть, где живут местные, эту зону обслуживающие. И зоны эти практически не пересекаются. Границей разделения как раз и служит эта федеральная трасса.

В туристической зоне: простор, чистота улиц, зелёные насаждения, подстриженные газоны, аккуратные домики и целые жилищные комплексы на несколько кварталов, огороженные трёхметровым сетчатым забором, море, парки, аттракционы, крутые красивые машины, самокаты, велосипеды, резиновые беговые дорожки, красивые магазинчики и кафешки, яхты и прогулочные катера… А в части местных: горы, теснота, дома, налепленные один на другом и под другим, высоченные глухие заборы и бетонные стены, видимость не дальше тридцати метров, пробки и теснота транспорта с, временами, полностью исчезающими пешеходными дорожками (так как тротуарами это назвать язык не повернётся), густая неухоженная зелень и не самые приветливые лица.

И это ещё самая близкая, самая цивилизованная часть, самые низкие горы. Дальше — и горы выше, и ущелья глуше, и кто, как там живёт, по каким правилам — то уже только Писателю ведомо.