В моей жизни прошу винить… - Арьяр Ирмата - Страница 5

Откуда она знает?! Влад окончательно почувствовал себя как на приеме у врача. То ли нарколога, то ли телепата. Он пожал плечами и поднялся из-за стола.

– Я пойду, Рина. Надо отчитаться на работе за доставку… Спасибо за чай.

– Подожди, Влад. Тебе нужно обязательно прийти ко мне на прием. Это очень важно. Я запишу тебя на завтра?

То есть, он ее заинтересовал только как пациент?

– Не нужно. Я здоров.

– Нужно! Даже если ты здоров. Особенно, если ты здоров… – Рина вытащила из салфетницы кусочек белого картона и сунула ему в руки. – Позвони завтра обязательно. И еще тебе нужно переехать. Кажется, в нашем доме еще есть свободные квартиры. Я спрошу у домовой. Понимаю, что моя настойчивость тебе непонятна и ты удивлен, но поверь, тебе необходима моя помощь. Точнее, не так, мне необходима твоя помощь. Поможешь?

Девушка заглянула ему в глаза, и у Влада закружилась голова. Что она имеет в виду? Этот… Лев Клыков ее преследует? Но… черт! Что тут вообще происходит?

– Хорошо, я позвоню, – слабо улыбнулся он. Внезапно накатила жуткая слабость и его потянуло в сон.

– Давай я вызову тебе такси…

– Не стоит. Я на велике.

– Такси! – твердо сказала Рина. – Велосипед завтра заберешь, никто его не угонит, не волнуйся. У нас тут… дом строгого режима. Диктуй адрес.

Курьер продиктовал адрес своей пиццерии, пообещав, что завтра обязательно отдаст долг и за такси, и за испорченный заказ, но девушка только отмахнулась.

Забрав мятую сумку, Влад потопал по лестнице, внимательно глядя себе под ноги. Казалось, бетонные ступени мелко дрожали, тихо вздыхали и всхлипывали.

– Спать надо по ночам, вот что! Третья ночная смена подряд – вредно для психического здоровья, – пробормотал себе под нос курьер.

Снизу донесся тяжкий стон. Пролет содрогнулся. Влад едва успел схватиться за перила.

Прыжками преодолел еще один пролет, и увидел сидевшую на ступеньках между вторым и первым этажами скорченную фигуру с длинными, разметавшимися по голым татуированным плечам светлыми волосами. Сидела она так, что не обойти – вытянув одну ногу поперек пути и согнув вторую в колене. Живой шлагбаум. Влад остановился, присматриваясь. Да это же троллиха из тридцать второй, саблезубая скалолазка! Как ее… совершенно неподходящее имя… Рая?

– У тебя что-то случилось? – вздохнув, поинтересовался курьер.

Влипнуть за одну ночь в две неприятности женского рода – это слишком даже для него.

Девица вздрогнула… вместе лестницей. Это уже не пугало, – человек быстро ко всему привыкает, – но желание унести ноги целыми из этого странного дома усилилось. Влад только покрепче сжал ладонью перила.

– А, это ты… – скалолазка оглянулась через плечо на парня и вытерла ладонями заплаканные глаза, размазав густую тушь по щекам. – Не твое дело, слышь.

– Я могу чем-то помочь? – для очистки совести спросил курьер.

– Можешь. Сгинь с глаз! – грубо рыкнула скалолазка, но даже на миллиметр не подвинулась, чтобы освободить путь. И вдруг плечи ее затряслись, и она горько всхлипнула, уронив голову в ладонь. – Я ему всего лишь рецепт от Ринки принесла, слышь. А он… Он обозвал меня тупой надоедливой трольчихой. Приставучей как каменный клоп. Ненавижу, когда меня трольчихой называют! Троллица я! И я же не виновата, что родилась в семье горных троллей, понимаешь? И пентаграммы я ему порчу только потому, что внимание хочу обратить… ну и… а вдруг он к Ринке этой в спальню портал откроет? А он меня ненавидит! За что? Вот чем я хуже Ринки, а? Да я лучше, слышь! В сто раз красивее, в тысячу сильнее… У меня что ни татушка, то накопитель или заговор на силу, что ни лабретка, то амулет вживленный. А у нее что? Только крылышки стрекозиные! Да у нее силы ноль, она сама от нее отказывается, дура!

Влад во время этого монолога сел на ступеньку выше девицы, – ноги уже не держали, – и ошеломленно внимал. Семья горных троллей, пентаграммы, амулеты…

– Меня каменной молью обзывает, а сам… у него самого сердце ледяное! Мертвое, хуже камня. Даром, что он по Ринке сохнет. Не любит он ее, вид только делает, что подкатывает, понимаешь? А я его, чернокнижника проклятого, люблю. Больше жизни, слышь. А он даже стены в своей квартире все деревом обшил и рунами умертвил, чтобы значит я сквозь камень не прошла незваной. А я и не стала бы позориться, больно надо. Так, присматриваю, чтобы баб к себе не водил, а сама – ни-ни. Гордость блюду, понимаешь? А у самой сердце скоро в пыль раскрошится от такой дурацкой безответной любви, провались она в бездну! Вот вместе с этим домом и провались! Не могу я так больше. Не могу! Если не мой, то ничей!

Рая резко поднялась, и Влад не упал от изумления только потому, что уже сидел.

Скалолазка вдруг стала такой огромной, что ее голова касалась «потолка» – побеленного дна верхнего лестничного пролета. Ее руки выглядели величиной с ногу Влада, а ноги напоминали столбы. Кожа, покрытая татуировками, тоже изменилась: стала серой, шершавой, и рисунки теперь выглядели как наскальное творчество древних живописцев.

Огромные, как чугунные сковородки, ладони троллихи уперлись в стену, и по той сразу пошли трещины.

Все это походило на страшный сон. А во сне чего бояться? В любой момент можно проснуться! Подпрыгнув, Влад повис на руке гигантши:

– Рая, что ты творишь! Прекрати немедленно!

Стоило коснуться голыми руками кожи великанши, похожей на каменную корку, как его накрыла такая жажда и такой чудовищный голод, каких он не испытывал, наверное, никогда в жизни.

Даже после того, как он узнал смерти своей любимой бабушки. Той, кто давал ему всю любовь, какую не могли дать сбежавшие мать и отец. Тогда дед запер его на три дня в чулане, не позволив пойти даже на похороны.

Мальчику оставили три пятилитровых бутыли с водой, какую-то еду – много еды! – даже конфеты, целый пакет. И о ведре для отправления нужды не забыли. Он ел как не в себя и одновременно умирал от голода и ужаса, что его предали самые близкие люди и бросили тут навсегда. Ему казалось, что после смерти бабушки мир стал пустым, сухим и мертвым. Маленький Влад пил и не мог утолить жажду, ел и не мог насытиться. Плакал, звал и не получал ответа.

Три дня, пока он не потерял сознание от страха и истощения.

Тогда его вытащили.

В те дни он впервые поссорился с дедом, просто возненавидел и его, и дядю. И эта ненависть помогла выкарабкаться.

И вот сейчас, внезапно вспомнив то свое состояние, Влад испугался. Своего Голода.

И ненависти, которая его сопровождала с того времени, как он страдал в чулане. Ненависти, которая всегда приходила вместе с голодом.

Он немедленно выпустил огромную руку великанши и отпрыгнул.

Поздно.

Огромная фигура пошатнулась, подернулась дымкой и… сдулась, как шарик, из которого выпустили воздух. Упала на ступени и покатилась, Влад едва успел схватить ее за руку, чтобы скалолазка не расшибла голову.

– Не трогай ее! – раздался сверху крик.

Сероглазая Рина, легко перепрыгивая через ступени, подлетела – Владу даже показалось какое-то смазанное хрустальное сверкание за ее спиной, как будто действительно трепетали тончайшие крылышки!

Он выпустил безвольную руку Раи и протер глаза. Примерещится же чертовщина!

– Иди, Влад, иди уже! – замахала на него Рина. – Я помогу соседке, не переживай. А ты едь домой. Тебя такси ждет! Между прочим, ожидание платное. Не забудь завтра позвонить и записаться на прием!

Поверженная скалолазка пошевелилась и застонала, когда тонкие пальчики Рины легли на ее виски.

Влад попятился, развернулся и бегом покинул подъезд, прихватив на бегу многострадальную сумку разносчика.

И только в такси, размещая измятую ношу в багажнике, вспомнил, что оплата за десять пицц была наличными, а заказчица так и не заплатила.

– А мы уже в полицию собрались звонить и заявление подавать о пропаже курьера! – набросился на него старший смены Ильдар.