Японская война 1904. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 50

Впрочем, последний минус — это для местных. Я и так не собирался гнать солдат вперед толпами, пробивая вражеские укрепления массой. Нет, мы начнем действовать сложнее, точечно прорывая фронт и для начала просто создавая угрозу охвата… А вот там уже и посмотрим, где японцы подставятся, когда будут вынуждены реагировать.

— Передайте поручику Славскому, чтобы готовился выдвигаться, — отдал я первый приказ.

Слушаю рев моторов «бранобелей» и невольно вспоминаю, на сколько же компромиссов пришлось пойти, чтобы допустить их до этого боя. Для начала ресурс и проходимость… Я ведь, как только их получил, первым делом вспомнил, как подобные машины в новых войнах стали рабочими лошадками для фронта и тыла. Вот только не было у меня для такого достаточно грузовиков, а значит, и не было смысла упираться с их экономностью или облегчением. А где всего четыре «бранобеля» могли выстрелить?

Я в итоге нашел единственное решение: машины прорыва, эрзац-бронетранспортеры, чтобы быстро и, главное, с какой-то защитой от обстрела довезти нашу пехоту до вражеских укреплений в том единственном месте, где это сможет решить исход боя. Я когда пришел на вторые тесты подготовленных Славским бронегрузовиков с пулеметами, как-то сразу это понял. Да и поручик на какой-то интуиции тоже работал именно в этом направлении. Самая легкая рама для Максима, никаких излишеств, все свободные силы — на броню.

И вот мы начинаем. Наблюдатели еще с вечера перепроверили и нанесли на карты дороги для прорыва, пластуны утром проползли по ним сколько получилось, проверяя на наличие тайных засад и явных колдобин. Потом ударили пушки, уже приучившие японцев не высовывать голову. Не легкие, которые только и могут, что убить, а тяжелые, от которых сердце уходит в пятки, а тело невольно слабеет.

На Первой Мировой изначально было две тактики. Первая — переть лбом на дзоты и пулеметы, вторая — месяцами их обрабатывать из сотен стволов, прежде чем продвинуться на сотню метров по руинам… Под конец же немцы довели до совершенства еще один способ — короткий вал. Огненная подготовка длилась всего полчаса: чтобы снести явные укрепления, чтобы загнать всех под землю и… чтобы никто не успел привыкнуть. А потом быстрый и смертоносный рывок!

— Огневые точки в Чандапу подавлены! — выкрикнул Городов сообщение от Афанасьева.

Тоже, кстати, общая работа. Артиллеристы ведь не по биноклю координаты обстрела для себя собирали — на самом деле они, если бы что и заметили, то в лучшем случае половину, а все остальное нашли пластуны разведрот и засланные казачки Ванновского… Я видел, как Глеб Михайлович, державшийся при штабе, сжал кулаки: сейчас и его экзамен тоже.

— Пора! — кивнул я, почувствовав тот самый момент, как во время Ляоянского сражения.

Тут же накатила слабость, но шестеренки 2-го Сибирского уже закрутились. Застучал ключом Городов, заревели где-то внизу двигатели грузовиков, выходя на повышенные обороты. А через минуту оба выделенных для первого рывка «бранобеля» выскочили на открытое место. Разогнавшись за сопками, они сразу двигались довольно быстро, и было видно, как потряхивает внутри солдат, изо всех сил уцепившихся за специально для таких случаев привинченные поручни.

— Лошади могли бы и быстрее, — Врангель смотрел на этот рывок с легкой завистью.

— Могли бы, — согласился я. — Вот только несколько десятков лошадей были бы слишком заметной целью, а грузовики… Не удивлюсь, что на соседних участках фронта их могли до сих пор не заметить.

— Да, цвет поручик подобрал правильный. Пятнистый, странный, но взгляд словно отказывается за него цепляться, — согласился барон.

— А еще, — я увидел вспышки одиноких выстрелов над японскими позициями, — лошади не могут защитить своих всадников от пули. А «бранобелям» это под силу, так что начинайте думать, Петр Николаевич, как вы начнете эту силу использовать, когда у меня получится насытить ими армию.

— Есть начинать думать, — уже по-другому, без зависти и очень задумчиво, ответил Врангель.

Сейчас и я, и он, и все остальные увидели, как два «бранобеля» под конец попали под довольно плотный винтовочный огонь, но все равно доехали до точки высадки, и два отделения в полном составе высыпались в японские окопы и ближайшие фанзы. Без всякой паники или суеты, они не теряли ни единого мгновения, ни разу не остановились на одном месте — сразу же рванули во все стороны, захватывая поставленные каждой пятерке цели.

Поверх их голов пару раз ударил пулемет с «бранобеля», а потом машины развернулись и понеслись назад, а я слушал быстрые доклады:

— Капитан Хорунженков передает, что вторая группа готова к десантированию. «Бранобели» 3 и 4 также вышли на позиции.

— Полковник Мелехов доложил, что укладка новой линии железной дороги в километре от Шахэ начата.

— Японцы начали перегруппировку, подтягивают силы восточнее от места прорыва, — лично доложил Ванновский.

— Значит, в Нандялу, — я нашел на карте соседнюю от точки высадки деревню.

Это было ожидаемо. Мы начинаем прорывать фронт, враг концентрирует силы, чтобы этого не допустить. Можно было бы упереться лоб в лоб или ускориться, чтобы его опередить, но сейчас мы были просто не готовы к новой операции с отрывом от своих. Зато мы могли ударить в еще одной точке, окружая место концентрации японцев. Добавить артиллерию и… просто бить. Пока враг поймет, что мы не прорываемся, а используем момент, чтобы уничтожить как можно больше его солдат — сколько японцев уже падет?

— Поручик Славский ждет приказа, — повернулся ко мне Городов.

— Подтверждаю. Пусть обеспечит нам еще одну точку прорыва.

Я знал, что где-то среди своих скрипит зубами полковник Шереметев, ожидая, когда же придет его очередь высылать подкрепления передовым отрядам. Но рано… Нужно дождаться, чтобы японский коготок увяз как можно крепче. Сражение перед рекой Шахэ[1] началось в треугольнике Чандапу-Нандялу-Чандапуцзы, и теперь от каждого из нас зависело, чем же все это закончится.

От нас и от новостей, что я так ждал от высланного на восток, аж к самому побережью, разведывательного отряда.

Поручик Славский не должен был лезть на передовую, но после И-Чжоу он просто не смог остаться позади. Как можно просто стоять и смотреть, когда его парни, которых он лично гонял на «бранобелях», вместе со штурмовиками Хорунженкова будут рисковать своими жизнями! И теперь Славскому хотелось верить, что и его участие тоже принесло удачу их отряду.

Как они проскочили прямо до врага! Пули били по броне, несколько листов, кажется, чуть не слетели с креплений, но все выдержало. А как он прошелся пулеметом? Не попал ни в кого… И ведь на тренировках было то же самое — очень сложно выставить прицел после тряски дороги, еще и сверху вниз. Увидев, какую точность они показывали, несмотря на любые тренировки, Славский и вовсе был готов отказаться от верного Максима, но Макаров не дал. И снова оказался прав.

Да, Славский действительно ни в кого не попал, но этот огонь, эти тяжелые пули, ударившие поверх идущих вперед штурмовиков, одним своим басовитым ревом сломили сопротивление японцев! Возвращались «бранобели» так же парой. По плану, если бы рядом нашлась неподавленная огневая точка, вторая машина осталась бы прикрывать возвращение первой. Кстати, еще одна польза от пулемета. Но разведка, артиллерия — все отработали идеально, и подобные перестраховки просто не понадобились.

Славский в итоге успел не только вернуться, но и добраться до второй группы, которая собиралась напротив деревни Чандапуцзы. Здесь, после того как они зевнули первый рывок, японцы точно будут настороже, и поручик снова собирался лично проводить операцию.

— Все сообщения в штаб Хорунженкова отправил, как вы и приказывали, — доложил ефрейтор Кузяков, которого Славский оставил прикрывать свое отсутствие. А то Макаров, хоть и сам умный и храбрый офицер, но некоторые порывы поручика точно бы не одобрил.