Японская война 1904. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 17

Снова шрапнель, к которой на этот раз присоединились еще и пулеметы, а трубы заиграли уже не подготовку, а самую настоящую атаку. Кунаев тряхнул головой, прогоняя напряжение, и бросился ко второму окопу — там стояли приданные им для этого боя кони. Отработанным движением смахнул со своего Кабана специальные наушники и шоры, защищающие животных от лишнего волнения раньше времени. А теперь вперед — как на тренировке.

В брешь, пробитую бронепоездом в так и не сумевших до конца окопаться японских рядах, первым ворвался их штрафной отряд. Ворвался, зарылся в землю, прикрывая фланги, а там и остальные части 2-й дивизии Шереметева начали накатывать. И под прикрытием вставшего на круговые рельсы поезда японцы ничего не могли им противопоставить.

Слежу за боем, ругаюсь про себя, что порой не остается ничего другого, кроме как ждать и верить в своих людей.

Ловушка на переправе сработала. Дали японцам втянуться, потом обработали их с поезда скорострельными 76-миллиметровыми пушками и прижали к реке. Если честно, несмотря на все тесты, волновался за броню. Хорунженков обещал по возможности притащить из набега броневые листы с «Сивуча», но пропал без связи и даже в случае успеха не мог вернуться из-за японцев, перекрывших все проходы к Ляояну. В общем, пришлось использовать что было.

К счастью, благодаря приходу эшелона от Путиловского завода у меня появились новые километры полевых дорог и, главное, новые вагоны и паровозы, которые можно было поставить аж по две штуки в один бронепоезд. Теперь мощности хватало не только на перевозку пушек и усиление корпуса, еще мы смогли прикрыть паровые котлы — самое ценное, что у нас было — навесной броней. Мелехов считал, что это слишком расточительно, а вот на мой взгляд возможность гарантированно выдержать хотя бы первое попадание — это уже огромное преимущество. А вместе со скоростью и пехотой, которая поддерживала атаку бронепоезда на своих двоих, такое соединение становилось страшным оружием.

Лично я, будь на месте японцев, видел только один выход остановить подобного врага. Уничтожать не сам бронепоезд, а пути перед ним, но, к счастью, Куроки пока до этого не додумался. И сегодня мы прижали к Тайцзыхэ где-то треть его армии и до темноты вырезали японцев без всякой жалости. Впрочем, они и сами не просили пощады, а как солнце скрылось за горизонтом, и вовсе пошли на прорыв. У них на пути оказалась одна из совсем свежих частей, и они не выдержали. Разбежались, и японцы, не став преследовать беглецов, почти спокойно переправились на левый берег Тайцзыхэ.

При общем успехе операции и всего сражения целиком эта мелочь казалась такой незначительной, но в самом конце дня все равно портила настроение. Словно знак, что удача собралась отвернуться от нас… Казалось, не только у меня появились неприятные предчувствия, и все мои офицеры пахали за двоих и гоняли солдат, пытаясь понять, не задумали ли что-то японцы… А потом пришло сообщение от связистов, прикрепленных к позициям 17-го корпуса. Как оказалось, Куропаткин тоже заметил смещение интереса японцев на наш левый фланг и отправил свежий, лишь недавно сформированный 5-й Сибирский корпус на стык между нами и Бильдерлингом.

Вчера подобный же маневр сработал без проблем, сегодня же… Подкрепление, которое должно было усилить наши позиции, старалось держаться чуть в отдалении. Генерал Орлов справедливо оценивал умения лишь недавно призванных солдат и не лез на рожон, вот только новый удар Куроки пришелся прямо по нему. К дивизии Хасэгавы присоединились те роты и батальоны, что успели отступить от нас. С левого фланга Оку отсыпали артиллерии. И вся эта мощь врезала по недавним новичкам, после чего те вполне ожидаемо не выдержали…

— Они побежали! 12 батальонов и 16 орудий — это немного, но как они могли побежать, не выдержав и часа боя⁈ — Лосьев, выстраивающий схему движения на завтрашний день, схватился за голову.

Стою, скриплю зубами, думаю, что же делать с этим чертовым прорывом на месте 5-го корпуса.

— Говорят, это генерал Орлов решил, будто у них слишком большие потери, и сразу бросился отступить! — где-то рядом ругался Шереметев, заглянувший в штаб с личным докладом. — А о том, как он подставил всех остальных, запустив японцев ровно в стык между двумя корпусами, Орлов не подумал?

— Это еще ничего… — я на мгновение отвлекся от попыток найти выход из ситуации. — А представьте, что мы бы об этом прорыве узнали не сейчас, а только утром? Или вообще к обеду!

Все наши разом переглянулись, и я почувствовал всю ту бездну отчаяния, которую испытал каждый из них, мысленно оказавшись в такой ситуации. А ведь в сражении при Ляояне в нашей истории, когда вся связь была повешена на обычных вестовых, именно так все и случилось. И любые попытки Куропаткина направить подкрепления к месту прорыва лишь еще больше усиливали панику — словно он раз за разом не успевал.

Смогу ли я не повторить ту же ошибку?

— Можно отправить кавалерию наперерез Куроки, — предложил Лосьев самое логичное в этой ситуации. — Они не смогут его остановить, но замедлят, а там мы с одной стороны и Бильдерлинг с другой просто возьмем их в тиски.

— Это может сработать… — тихо ответил я. — Но только если мы сохраним контроль над войсками. А мы сохраним? Лично я сомневаюсь.

Мысли крутились одна за другой. Как победить? Неужели нам всем самой судьбой предопределено проиграть это сражение, и любые, даже самые отчаянные попытки переломить уже задуманный ход истории приведут лишь к тому, что все станет еще хуже? Пока я исправляю мелочи, меня словно не замечают, а замахиваюсь на что-то покрупнее — и на, получи газетой по хребтине!

— Скорее всего, японцы больше не рискнут лезть через наши переправы у Тайцзыхэ, — нарушил паузу Мелехов. — Даже если полезут, солдат Павла Анастасовича хватит, чтобы их сдержать. А меня шлите тоже в эту мясорубку! Если хоть кто-то будет держаться до конца, то и остальные остановятся!

Я тут же невольно вспомнил еще один эпизод этого сражения из своей истории. Тот самый прорыв армии Куроки, 5-й корпус Орлова бежит от японцев, навстречу ему движутся свежие части, которые уже два дня как гоняли этих самых японцев в хвост и гриву. И одни в панике палят в своих, другие отвечают. Еще и утренний туман, когда непонятно, что к чему и как можно остановить это безумие. Впрочем, генерал Бильдерлинг сориентировался: дернул музыкантов и на полковой марш отвел своих в сторону…

Красивый финал очень некрасивой истории. И я ведь уверен: если кинуть вперед дивизии Шереметева, то и его будет ждать что-то подобное. Нет, тут нужно действовать по-другому! Сначала гасить панику — любой ценой — и только потом снова собирать отступающие войска.

Ефрейтор Гусин переживал, что дела пошли не по плану, с тех самых пор, как посреди ночи их отделение вместе с некоторыми другими частями подняли и отправили куда-то в тыл. Их 1-я дивизия Мелехова, конница Буденного, почти целая бригада новичков и полтысячи местных, корейцев и китайцев, что прибились к корпусу за последний месяц.

— Господин ефрейтор, а как вы думаете, что тут происходит? — осторожно спросил Ивась, как только они дошли и начали обустраивать новую позицию.

— А чего тут думать, — тут же среагировал Якуб. — Отступаем мы!

— Но мы же победили! Причем наших погибло гораздо меньше, чем японцев. Как тут отступать-то?

— Мы-то хорошо сражались, — ефрейтор Гусин задумчиво кусал усы. — А вот насчет остальных не уверен. У них поездов пушечных нет, тренировок меньше, и пороха на стрельбы никто столько не выделяет, как полковник Макаров. Могли и не сдюжить.

— А почему тогда пушек нам дали только одну батарею? Если нам снова встречать японца, то как без артиллерии-то? — задумался Ивась.

Недалеко от их отделения как раз разворачивалась та самая единственная приданная им батарея. Причем командовал ей лично капитан Афанасьев, главный по всей артиллерии у Макарова. Явно неспроста все это было.