Я верну тебя (СИ) - Ош Элен - Страница 7

Тот оборачивается.

Я тоже шею вытягиваю. Рассмотреть хочу, кто за меня вступился.

В полумраке да шуме оба не заметили, как Калина тихо в хлев пробрался. Вовремя! А может, за Петриком следил, не доверяя соучастнику.

— Калина, а ты ниче не попутал? — закрывая нижнюю часть лица рукой, Петрик угрожающе поворачивается в сторону нежданного моего спасения.

— Медленно вышел из загона и вернулся в дом, — чеканя каждое слово, произносит Калина, не опуская ствол.

Петрик шумно носом воздух втягивает, отхаркивает и сплевывает в сторону.

— Я смотрю, Калина, ты быстро тут освоился. Берега не видишь!

— Пасть захлопни! Вон пошел! — рявкает тот, а я вздрагиваю, цепью звеня.

Петрик чуть назад голову поворачивает. Лица уже не вижу, но догадываюсь: скалится своими кривыми, гнилыми зубами.

Меня аж передергивает от мысли, что он бы… Фу-у-у!

— Никто ее не тронет! Усек?

— Сам натянуть желаешь? — Петрик ржет, но из загона выходит, к двери направляется.

А мне уже все равно, кто там и когда, главное, что сейчас передышку получаю. Потом уже разберусь, как действовать дальше.

Стою. С Калины глаз не свожу.

Он руку с пистолетом опускает, но ждет, когда подельник выйдет. Ствол за спину прячет и быстро в стойло заходит.

Я отшатываюсь. Дыхание замирает.

Но Калина руку одну в карман штанов засовывает, а второй ладонью вперед:

— Тихо, не кричи!

— Что ты…

— Освобожу тебя, — из кармана ключик маленький вытаскивает, мне показывает и тут же замок на браслете открывает. — А теперь слушай внимательно!

А я глаза от удивления округляю: Ну ничего себе! Внешность обманчива, не зря говорят.

В первую минуту Калина своим пронзительным взглядом дрожь в душе вызвал, а на деле вон, оказывается, какой он.

Хотя, еще не известно, для кого старается. Но какая разница, если я не на цепи теперь.

— Немного подожди, посиди тут. Если кто зайдет, сделай вид, что до сих пор привязана. Руки за спину с цепью спрячь! А я на стреме буду.

— Почему ты помогаешь?

— Тебя это не касается! — отвечает резко, но соглашаюсь мысленно с ним. А Калина продолжает: — Как тихо станет, в другой конец хлева пройдешь. Там дверца низенькая. Петли я смазал. Открыта. Как выберешься, беги отсюда!

Судорожно сглатываю. Киваю в ответ. А саму потряхивает от нервного напряжения.

— А куда бежать? — шепотом спрашиваю. — А если погоня? Степь кругом. Не спрятаться!

— Темнеет уже. Воспользуйся случаем. Но по дороге не беги. Вдоль, но на расстоянии. До трассы. Там легче будет. Но на попутку не садись. По кустам иди! Да, долго, но жива останешься. Поняла?

Как болванчик, головой трясу. Слушаю наставления. А сама лихорадочно соображаю: куда именно бежать: домой или в полицию?

Но опять же, доказательства где? Тот, с тату, красиво описал их невиновность. А пока полиция выяснять будет, меня и порешат.

Затаиться надо, но где? Опять к Ольге Петровне попробовать? Она женщина умная. Что-нибудь придумает.

В любом случае, я на свободе окажусь. А дальше уже легче…

Калина выходит и плотно за собой дверь закрывает. Слышу лязг металлический. На замок амбарный, наверное.

Ну и здорово! Впервые за эти дни ликую от радости, что заперта. Пока похитители с замком возиться будут, да обнаружат, что заложница сбежала, я уже далеко буду. Надеюсь, по крайней мере.

Выжидаю, как Калина сказал. Слух напрягаю так, что голова пухнуть начинает.

Даже мышь серая уже не нервирует. Крошечная такая. Сидит и ест спокойно из перевернутой тарелки, на полу. Видимо, этот паскуда Петрик перевернул, когда я врезала ему.

— Кушай! Хоть кому-то сегодня повезло, — с мышью разговариваю, а сама потихоньку из стойла выбираюсь.

Крадусь на цыпочках вдоль всего хлева, но в другую сторону от главных ворот. Чем ближе подхожу, тем быстрее передвигаюсь.

А сама испариной покрываюсь, от волнения. Что если обманул меня Калина? Вот сейчас выйду, а они схватят, поджидая. В кошки-мышки играя.

Ухом к дверце прижимаюсь. Ловлю носом запах старой, прогнившей древесины.

Дверь такую можно и ногой выбить, но Калина прав: тихо надо выйти. Без шума. Потому и петли смазал. Когда успел только?

Мягко от себя толкаю дверцу. Она не сразу, но поддается. Рассохлась. Низом по земле царапает.

Я за край ее хватаюсь, чуть приподнимая. В сторону отвожу. С упоением воздух свежий вечерний вдыхаю.

А на улице, правда, темнеет уже. Сумерки сгущаются. Я в заточение счет времени потеряла. Казалось, что не так много прошло, а на деле уже и ночь близится.

Прислушиваюсь. Отдаленно лай собаки доносится. Но это не во дворе. Когда приехали, я не заметила псов. К счастью!

Видимо, где-то деревня близко или ферма. Есть такие предприимчивые люди, заводят собственное хозяйство, чтобы оптом торговать: кто мясом, кто виноград выращивает.

Но мне в город надо. К чужим людям не пойду, даже если они ближе. Не доверяю!

На свободу выбираюсь и также плотно дверцу закрываю, чтобы не догадались сразу, как ушла. Еще и ногой землю приминаю по нижнему краю, чтобы с внутренней стороны не сразу открылась, если ломанутся.

Сама себя за сообразительность хвалю. К земле пригибаюсь и в степь бегу, подальше от дома.

Хорошо, что забором двор не обнесен. Преграды отсутствуют, кроме страха, который ноги подкашивает…

Бегу и оглядываюсь.

Раз десять упала, запинаясь то о спутанную сухую траву, то о собственные ноги.

И как всегда, моменты из фильмов вспоминаю, когда героиня — вот так же, на земле распластается, а ты кричишь ей, сидя на диване: "Ну, чего разлеглась? Беги!"

А на деле понимаю, что нифига не получается тут же подняться. Страх к земле приковывает.

Так бы и лежала дальше, как страус: голову в песок. Или бы ползла, лишь бы не заметили. Но колючки в ладони вонзаются. Не получится так, по-пластунски.

Чертыхаюсь. На колени поднимаюсь. Руки отряхиваю. Коротко выдыхаю. Дальше бегу.

Понятия не имею, где там дорога. Темно уже. А фонарей в этой местности отродясь не водилось.

Только и ориентируюсь по отдаленным огням. Они цепочкой по краю горизонта расползлись.

Город светится, переливается, как елка новогодняя. Особенно, колесо обозрения на набережной. Высоченное и яркое. Не хуже маяка мне путь указывает. Туда мне надо!

Второе дыхание открывается. Скорость набираю, но тут же замираю. К земле пригибаюсь.

С той стороны, куда бегу, огни оживают. Хаотично во тьме двигаются. И в размере увеличиваются. Ко мне приближаются.

А в голове мысль, быстрее молнии, бьет: "Машина мчится! Да не одна!"

На землю падаю. С темнотой и сухой степной травой в единое целое сливаюсь. Даже знать не хочу, кто на заброшенную ферму пожаловал: хозяева или покупатели молодых девичьих тел.

Аккуратно из укрытия выглядываю. Назад смотрю, откуда сбежала.

Ферма тоже притаилась. Лишь одинокий маленький огонек подсказывает, что среди степи жилье захудалое имеется. Вот только кто по своей воле туда направится? Разве что такие же бандиты.

Лежу и дышать боюсь. Вдруг, услышат?

Но в воздухе только урчание двигателей раздается. Шум нарастает по мере приближения машин.

Я голову в плечи втягиваю. Наблюдаю.

А они мимо, буквально, на расстоянии нескольких метров от меня, на скорости проносятся. Черные. Зловещие.

Одна. Вторая. Третья…

Но я теперь хотя бы знаю, где дорога. Быстро вскакиваю и вдоль нее бегу, но все же ближе к обочине подбираюсь, чтобы опять не потерять. Иначе долго по степи плутать придется, молясь на огни городские.

А мне на трассу надо выбраться, как Калина сказал.

Странный он такой! Почему помог? Своих не испугался. Ведь Петрик заподозрит.

Хотя, сразу не вмешался, когда на вокзале меня в машину усаживали. Выжидал чего-то. Но и на том спасибо! Осталось в нем что-то человеческое.