Древесный маг Орловского княжества (СИ) - Павлов Игорь Васильевич - Страница 4

Только долго он что–то, как на беговой дорожке.

Тварь в мою сторону обернулась, посмотрев жуткими жёлтыми зенками с подозрением. И на задние лапы вдруг встала, ещё больше походя на человека и став верзилой на две головы выше меня! Пасть удлинённая, чуть ли не крокодилья.

— Беги отсюда, дурачок, это вервульф! — Вскрикнула графиня, видимо, только сейчас меня увидев.

Вервульф пасть огромную разинул, где зубы сантиметров по пять!

— Даму в беде не брошу! — Объявил я и рубанул наискось колом, который тут же о лапу и разлетелся, как трухлявый. Зверь ловко сблокировал и радостно оскалился.

А затем чуть выгнулся и стал выть противно. В ушах аж зазвенело и коленки затряслись. Девушка тоже вой подхватила, скорее, потому что плохо ей стало совсем. Позади лошадь с рыцарем кувыркнулась. И дядька упал с грохотом, дальше покатившись.

Сколько раз я такое проходил, когда перед выходом на ринг коленки тряслись. Но после первого удара по морде всё налаживалось.

Здесь от твари с когтями, как у медведя, такой роскоши ждать не стоит. Сразу голову оторвёт. Поэтому наступаю на воющего зверя. Быстрый подшаг вперёд. Удар лоу–киком под колено, от которого моя хилая нога отскакивает, как от арматуры, сразу немея. Но атакующую связку не прерываю, прописываю двоечку руками! Один удар в печень, прерывающий, наконец, этот псионный вой. Ффф, как по бетону ударил, что до локтя прострелило. Тварь кашлянула коротко и выхватила второй удар в челюсть.

Клац! Чуть морда в сторону. Зуб у вервульфа вылетает, под треск моих нежных костяшек.

Урод поплыл от удара. Только собрался коленкой по яйцам добить. А тут из его груди стремительно вырастает пика! Ха! Это моя барышня шпагой его сзади проткнула. Зашипело, задымилось. Горло у твари забулькало.

— Берегись! — Кричит рыцарь, спеша нам на помощь. Быстро он очухался.

Обернулся, а на меня стандартного размера волк уже скалится, готовый вот–вот прыгнуть. Ну всё, приплыли. Ногу себе отбил, кулак левой руки распух.

Сбоку что–то мелькнуло, и в псину серую белая шавка врезается, сшибая. Обе катятся, пробив забор. Я за ними, чтоб добить, или хотя бы на хвост наступить.

Вцепились друг в друга, белая воде побеждает. Но в ногу ранена. Дух перехватывает, когда в полумраке родимое пятно на шее замечаю. У бабы Нюры такое же!

Нет, ну серьёзно⁈

— А я знал, знал! — Торжествует в башке дух. — Чуял подвох! Лупи обоих скорей, как умеешь!

Сбоку заваруха в пользу наших пошла. Визг звериный стоит, серо–чёрных добивают.

Отрываю кол от забора, на этот раз с гвоздями. И с двух колющих ударов башку серому пробиваю. Белая собака сама отваливается лапками кверху. Вся в крови супостата.

И тебя прибить? Ну нет.

— Ох, бабуль, — шепчу и поднимаю тощую на руки. Запоздало подумал, что может укусить. Но обошлось.

Хромая скрываюсь во тьму, дабы не попасться.

Мало того, что Ярик дебил на деревне, так у него, похоже, бабуля ещё и оборотень. Да нас обоих на костре сожгут и порадуются. Им только повод дай.

— Во–во, — поддакивает дух в уме.

— Где пацан! Найди пацана! — Кричит графиня своему рыцарю звонким голосом. — Что ты за идиот такой!! Узнай, кто это!! Он страхо–вой на ногах отстоял!

Да пипец. Ещё хлеще. Запытают до смерти.

Сам хромой–косой, собачонку тащу, которая не пикает. Спит будто, а как к избе окольными путями со двора дошёл, заговорила сипло:

— Убей и закопай, внучок, а всем скажи, что сбрендила да в лес старая ушла.

— Да ну, конечно, русские своих не бросают, — бурчу.

— Повзрослел ты, спокойнее на душе бабке, — шепчет Нюра и жмётся по–собачьи.

— Я такой же, ба? — Спрашиваю, затаив дыхание, до избы пару метров не дойдя.

— Нет, напасть эта не по роду, я так подхватила. Ещё тогда.

— Когда семью барона, в смысле мою… — догадавшись, выдаю.

— Да, тогда и укусил вервульф.

— Понял, покажи, где бинты взять.

— Подожди, — взбрыкнула, пришлось выпустить, на землю уложив у избы.

Застонала вдруг, закорчилась. Да в бабулю обратно превратилась, в калачик свернувшись. Рубаху снял, накрыл.

В избу зашли уже, как люди с чёрного хода.

Надо отдать должное, нашёлся и спирт, и бинты. Пока бинтую несколько ошалевшую бабулю, снаружи ещё больший переполох. Засияло за окном, завибрировало от половиц. Конницы набежало на целый отряд. Кричат друг на друга, рыщут, в дома стучатся. Собаки разошлись в лае.

Так пол ночи и просидел, опасаясь, что и к нам ворвутся, отыскав следы.

Нюру полуобморочную уложил на печку, сам на койку рухнул без сил. Утром с криком петуха открыл глаза, левая рука, как клешня краба, правая нога, как у слона. Чувствую себя развалиной.

— Выпей, выпей три яйца, я помогу, — шепчет мне дух слабенько. — Плох ты, очень плох. Тело дрянное, слабенькое, резерва, как у мышки.

Бабки на печи уже и нет, дверь приоткрыта. На задний двор выполз никакущий. Пошёл в сарай курей терроризировать. По обстановке вроде ушли всадники, графини с рыцарем тоже не слышно.

— Вторую девушку встречаю и тоже с магией, — бурчу под нос. — Совпадение? Не думаю.

— А чего удивляешься?У человеческих женщин врождённый талант к магии и резерв от природы больше, — объясняет дух. — Мужчины руками орудуют, их конёк — это физическая сила, женщины же осваивают магическую силу сапфира, рубина, изумруда и бриллианта.

— Что, мужики вообще ничего не умеют колдовать?

— Умеют, но слабо. Хотя появляются изредка на веку такие маги, какие любую женщину одолеют.

— И откуда ты всё это знаешь, «спора»? Тебя ж выстрелили разок мне в грудь. И это вся твоя жизнь, — посмеиваюсь, залезая в небольшой, но очень засранный курятник.

— Зря ты так, Ярослав. Я часть сущности леса, память у меня издревле идёт.

— Дурень, опять сам с собой разговаривает! — Слышу девичий голос из–за забора примыкающего участка.

Выглядываю. Девке лет пятнадцать, пухленькая, розовощёкая и русая. Кровь с молоком, ну и маслом. Хрустит огурцом, чавкая. Смотрит вызывающе.

Раз такая борзая, явно ничего не просекла ночью. Они ж все от воя и повалились.

Возвращаюсь к своему делу, проигнорировав задиру. Яйца быстро нахожу в гнёздах. Четыре штуки, и это всё, что куры нарожали.

— Пей скорее, — нудит дух.

Разбиваю, пью, проливая часть. Фу, какая гадость. Второе, третье. Беее.

— Ещё! — настаивает дух.

— Не могу, — вою. — Хоть убей.

— Всё, расслабься, ляг.

Выполняю.

Лежу на затоптанной траве, как дурак, гляжу на светлеющее от рассвета небо.

Слышу, как толстенькая корову погнала из своего сарая.

— Да куда лепёшки, да подожди, ух дура рогатая, — ругается на свою бурёнку девка. А там всё шлёпает и шлёпает.

Минут через десять действительно полегчало. Силы появились, боль отступила.

Нашёл воду в ведре, переставил, стал умываться у пошарпанного зеркальца на столбике. Заодно посмотрел на бессовестную рожу, что мне досталась. Глаза большие за счёт худого лица, бирюзовые с каёмкой синей, желтизной отдают. Взгляд действительно вызывающий. Диковатый, перепуганный. Без эмоций на такого не взглянешь. Бровями поводил, лицо состроил так–сяк. Нет, определённо нужно что–то менять в выражении. А ещё эти белые лохмы до плеч, кое–как причесался рукой. И понял, что без стрижки уже не обойтись. В целом, есть потенциал сердцееда, но брутальности явно не хватает.

Что ж, поработаем над собой.

Умылся, пошёл бабушку искать. А она вскоре домой вернулась. Оказывается корову выгоняла, пасут их каждый день в общем стаде по очереди. Наша была недавно. И охламон Ярослав её пропустил.

Бабуля хромает, с палочкой идёт, под платьем не видно ран. Но я–то знаю.

— Негодная я стала, — закряхтела Нюра, тяжело усаживаясь на стул в кухне. — Сейчас передохну и за кабачком схожу, чтоб пожарить с яичком.

— Да я сам, ба, ты только скажи где…

До обеда сам хлопотал по хозяйству. Спустился к колодцу за водой. С огородом нашим скудным познакомился, прополол, как смог. Чуть расходился, спасибо, дух своими силами подлатал. Дров даже сумел наколоть топором тупым. Косу нашёл ржавую.