Эликсир сущности (СИ) - Рудин Алекс - Страница 16

А в-третьих, почтальоны были государственными служащими. А государственного служащего нельзя просто так уволить и лишить полагающегося ему жалованья. Подобная политика непременно подорвет устои, на которых держится вся Империя.

Так считал император, и министры были с ним в этом совершенно согласны.

— Я положил конверт на стол в вашем рабочем кабинете, — добавил Игнат.

— А у меня есть рабочий кабинет? — приятно удивился я.

До сих пор я отлично обходился небольшой гостиной на втором этаже. Там был выход на балкон, два мягких кресла, книжный шкаф и небольшой столик, на котором умещалась шахматная доска.

А больше я ни в чем и не нуждался.

— Есть кабинет, Александр Васильевич, — подтвердил Игнат. — На первом этаже, напротив моей комнаты.

Пожалуй, надо будет взглянуть на кабинет, когда вернусь домой. И поблагодарить дом за то, что он изо всех сил старается создать мне уют.

Что ж, приглашение на обед, и в самом деле, доставили. Значит, господин бывший императорский повар не удивится моему приходу.

Я попросил извозчика остановить мобиль рядом с трактиром, напротив ворот госпиталя. Расплатился и послал зов целителю Макарову.

Если уж я добрался на Правый берег, то почему бы не сделать два дела сразу?

— Добрый день, Антон Григорьевич! Это Александр Воронцов. Вы сегодня на службе? Я беспокою вас по поводу актера, которого доставили к вам вчера. Как его состояние?

— Состояние пациента тяжелое, Александр Васильевич, — поздоровавшись, ответил Макаров. — И продолжает ухудшаться.

По его голосу я догадался, что настроение у целителя мрачное. Хотя, обычно Макаров пребывал в хорошем расположении духа.

Правильное настроение жизненно важно для работы любого целителя. И для его подопечных тоже.

— Ковшин так и не пришел в сознание? — уточнил я.

— Нет, — ответил Макаров. — Скажу больше, я нарочно погрузил Ковшина в лекарственный сон, чтобы он не очнулся. Так ему меньше придется страдать. Кроме того, я беспокоюсь за безопасность других больных.

— Да что с ним такое? — удивился я. — Отравление зельями? Или что-то еще?

— Я точно не знаю, — помолчав, признался целитель. — Такое в моей практике еще не встречалось. В организме Ковшина происходят какие-то странные изменения. Они идут медленно, но при этом отчетливо заметны. Он словно перестает быть человеком.

Услышав это, я в изумлении остановился в двух шагах от «Долгожданной радости».

— Антон Григорьевич, вы можете объяснить подробнее? — попросил я целителя.

— Постараюсь, — вздохнул Макаров. — Вы же знаете, что некоторые жители Империи происходят от предков-оборотней? Это природные маги-анималисты.

— Знаю, — подтвердил я. — Но чистокровные оборотни давно стали большой редкостью А их потомкам тоже приходится развивать свой магический дар, чтобы научиться хоть ненадолго переходить в свою вторую сущность.

— Так и есть, — согласился Макаров. — Больше того, для полноценной трансформации нужна магия запрещенных рангов. Так что анималисты-оборотни могут развивать свой дар только на службе Империи, и нигде больше.

— Так Ковшин — оборотень? — понял я.

— Я не знаю, — признался Макаров. — Несомненно, он превращается в какое-то другое существо. Но он без сознания, и никак не может контролировать свое превращение. Его магический дар слаб. Я не знаю, как такое вообще возможно.

— Может быть, на Ковшина так подействовало какое-то магическое зелье? — предположил я. — Когда мы его нашли, вокруг были разбросаны пустые флаконы.

— Никогда не слышал о таком зелье, — признался Макаров. — А где эти флаконы? Нужно отдать их алхимикам, пусть проверят.

— Учту, Антон Григорьевич, — коротко ответил я.

Не говорить же Макарову, что стеклянные пузырьки давно уже в лаборатории Тайной службы. Эксперт которой, очень кстати ждет моего прихода буквально в двух шагах от меня, за дверью трактира.

— Сообщайте мне о состоянии Ковшина, — попросил я целителя. — А я постараюсь как можно больше узнать о том, чем он занимался в последнее время.

— Хорошо, Александр Васильевич, — пообещал Макаров.

Наш разговор оставил меня в задумчивости. Невероятные вещи происходили вокруг, а я пока не мог уловить, связаны ли они между собой.

Но у меня уже был опыт, и он подсказывал, что иногда нужно положиться на события и магический дар. А понимание придет само собой.

Кроме того, на сытый желудок всегда думается лучше.

Поэтому я выбросил из головы мысли об артистах, превращениях и прочих магических чудесах, и толкнул дверь «Долгожданной радости».

Разумеется, в трактире было полно посетителей. Но Леонид Францевич Щедрин не подвел — он занял для меня место и мужественно его отстаивал. Спорить с экспертом никто не решился, многие горожане знали Леонида Францевича и побаивались его — вместе со всей Тайной службой.

Увидев меня, Леонид Францевич приветственно замахал пухлыми руками:

— Александр Васильевич, идите сюда!

Я протиснулся между столиками к эксперту. Многие посетители уже узнавали меня и приветствовали сдержанным радостным гулом. Они запомнили, что господин Иевлев не начинает подавать угощение, пока я не появлюсь. Не знаю, насколько это было правдой, но определенная связь прослеживалась.

Вот и сейчас, стоило мне только опуститься за столик, и дверь кухни открылась. В зале появился господин Иевлев. Он окинул посетителей своим фирменным хмурым взглядом, еле заметными кивками приветствуя тех, с кем был особенно хорошо знаком. Я тоже удостоился кивка и ответил на него вежливым поклоном.

— Удивительно быстро вы с ним подружились, — шепнул мне Леонид Францевич. — Мы с ним начали обмениваться приветствиями только на третий год знакомства. Тогда я впервые получил приглашение на обед. До этого приходилось полагаться на удачу.

— Императорский повар — значительная фигура, — засмеялся я. — Хороший кулинар будет поважнее какого-нибудь графа.

— Ваша правда, — кивнул Леонид Францевич.

Тем временем господин Иевлин остановил взгляд на неприметном столике в самом дальнем уголке обеденного зала и недовольно нахмурился. Его роскошные седые усы воинственно топорщились.

Затем трактирщик вперевалку прошел к столику и остановился перед ним.

По залу трактира прошелестел удивленный ропот. Бывший императорский повар нарушил заведенный распорядок своих обедов. Обычно, оглядев гостей, он давал сигнал к началу пиршества.Но сейчас господин Иевлин стоял перед столиком, широко расставив кривые ноги, и сердито смотрел на посетителя.

— Что вы здесь забыли, господин Черницын? — сварливо спросил бывший императорский повар. — Насколько я помню, я запретил вам появляться в моем трактире.

Один из сидевших за столиком посетителей вскинул голову, и я сразу его узнал. Тот самый журналист, похожий на белку, которого мы с Игорем Владимировичем видели возле конюшен графа Толубеева. Он тогда еще был сильно огорчен спущенными колесами своего мобиля.

Журналист был в том же сером костюмчике, и красный галстук на его узкой груди выделялся ярким пятном. Не самая удачная маскировка. Но, возможно, у работника прессы просто не было другого костюма, или он не успел переодеться.

А еще господин Черницын умудрился насолить не только графским конюхам. Бывшему императорскому повару он тоже не нравился.

— У нас свободная Империя! — с пафосом заявил журналист. — Я случайно оказался поблизости и просто зашел пообедать.

— Это мой трактир, — внушительно произнес господин Иевлин. — И я не желаю вас здесь видеть. Извольте выйти.

— А если нет? — спросил Черницын, откидываясь на спинку стула. — Выдворите меня силой? Это общественное заведение, вы не имеете права.

Я наклонился к эксперту, который с интересом наблюдал за ссорой.

— Господин Иевлин так не любит прессу?

— Не в этом дело, — с улыбкой ответил Леонид Францевич. — Два года назад господин Черницын вот так же зашел в «Долгожданную радость». Пообедал вместе со всеми, а потом напечатал в «Столичных новостях» разгромную статью о заведении господина Иевлина. Черницын раскритиковал буквально все — повара, интерьер, подачу блюд. И для самой еды тоже не пожалел язвительных эпитетов.