"Фантастика 2025-14". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Кащеев Глеб Леонидович - Страница 71

– Оно как-то само получилось. Я просто была счастлива. Я любила Дениса и в тот момент поняла, что он меня тоже любит и ценит больше всего на свете. И от этого со мной что-то случилось… я не знаю, что именно. Какой-то невероятный момент счастья, после которого я потеряла все способности.

– То есть вы хотите сказать, что транслировать масштабно можете только чувство любви? Что насчет других эмоций? Гнев, например.

– Я не знаю. Я раньше могла направить его на кого-то конкретного…

– У нас есть другие сведения. То, что вы делали с пассажирами автобуса…

– Я не помню! Я тогда была не в себе. Оно всегда выходило как-то само. Мы убегали, я очень боялась и злилась, а потом в автобусе все начали сходить с ума…

– Хорошо. Проведите подобный сеанс сейчас. Транслируйте любую эмоцию. Учтите, тут есть те, кто невосприимчив к вашим фокусам. Такие же, как вы. Если вы что-то сделаете со мной или с другими людьми, вас убьют.

– Я не могу! Я же говорила! Меня всю выжгло! Ну почему вы не слышите?! – произнесла Катя с отчаянием в голосе.

Возникла напряженная пауза.

– Она может врать под препаратом? – спросил у кого-то ее собеседник.

Ему ответил далекий мужской голос:

– Теоретически при специальной подготовке можно поставить ментальный блок на определенную информацию. Если заготовить четкую ложную легенду, заучить ее наизусть и самому в нее поверить, то да. Под препаратом можно выдавать такую легенду вместо правды. Но для этого нужен очень опытный специалист и долгая подготовка, так что я сомневаюсь.

– Откуда ты знаешь, что у эмеров нет таких спецов? – вспылил тот, кто допрашивал Катю. – Звоните боссу. Мы должны получить от него разрешение на применение физического воздействия.

Потом воспоминания помутились. Катю оставили в покое, и, кажется, она даже отключалась, то проваливаясь в бред, то выныривая из него.

Думать удавалось с трудом. Мысли разбегались, и внутри ее раздирали эмоции. Обида, отчаяние, боль. Почему она оказалась здесь? За что? Ее все бросили. Бросил Денис, ушел с головой в работу. Бросил и предал Макеев, отдав в руки этим палачам. Катя неожиданно поняла, что в этом мире ей совсем не на кого положиться. Она осталась совсем одна.

Привязанная к операционному столу.

С которого она уже больше никогда не сойдет, потому что от нее требуют того, на что она физически не способна.

Катя очнулась, когда вокруг поднялась суета и чей-то властный голос спросил:

– Она может трезво думать?

– Действие препарата уже должно заканчиваться… – неуверенно ответил тот, кто недавно беседовал с Катей.

– Да или нет?

– Роман Андреевич, для уверенности я бы подождал еще часик.

– Придурок, ты представляешь, сколько стоит мое время? Часик! Приведите ее в чувство сейчас же. У вас есть какой-нибудь антидот?

– Не антидот… но если ввести некоторый набор стимуляторов для мозга и нервной системы, то можно привести ее в чувство.

– Колите!

– Роман Андреевич… есть риск, что это может ее усилить. Вы же знаете, на что она способна.

– Нам это и нужно, идиот.

– Но я не уверен насчет безопасности.

– У тебя тут двое этих… от Олега Сергеевича. Еще ее на мушке держат трое бывших спецназовцев – и это я не говорю о тех, кто за стенкой у пульта сидит. Кстати, что там по Макееву?

Катя вздрогнула.

Ответил новый голос, которого до этого она не слышала:

– Я общался с ним, когда девицу увезли. Он в бешенстве, но это уже от бессилия. Он понимает, что проиграл. Думаю, его можно не опасаться.

«Значит, он не предавал. Просто он слишком слабый. Его просто обыграли», – подумала Катя.

– Ну тогда хватит ссать. Вводи давай, – приказал босс.

В вену снова вошла игла, и Катя дернулась. Сил сопротивляться у нее не было.

Неожиданно она почувствовала, что сердце застучало так часто, будто она отхлебнула пол-литра кофе. Мысли перестали путаться, а затем в голове прояснилось, как никогда раньше.

Свет приглушили, и девушка увидела, что в кресло рядом со столом опустился низенький лысеющий мужчина в возрасте в пиджаке поверх водолазки.

– Ну что, девочка, знаешь кто я?

Катя помотала головой.

– Телевизор, значит, не смотришь. Ну ладно. Может, оно и к лучшему. Молодая еще. А было время, меня каждая собака знала. Я их всех, кто сейчас с постными лицами на заседаниях правительства сидит, за яйца держал. Вот так. – Мужчина потряс у нее перед глазами крепко сжатым кулаком. – А теперь, значит, отделяют они бизнес от государства. Но мы ведь им еще покажем, да, девочка? Ты же у меня умница. Вон что можешь. Мы с тобой вместе горы свернем. Любого, кто будет против, за Можай загоним. Кому надо – поможем. И переизбраться, и настроение о себе нужное создать перед правильными людьми. Правда ведь?

Катя смотрела на него, словно загипнотизированный кролик на питона – ни возразить, ни даже головой помотать не могла.

– Ты же можешь, родная, я знаю. А уж я в долгу не останусь. Ты не то что в роскоши купаться будешь, на что или на кого пальцем ткнешь – все твое будет. Кого захочешь – получишь. Те, кому твои сверстники готовы жопу лизать, тебе сами в глазки заглядывать будут и гадать, чего госпожа изволит. Понимаешь? А теперь давай поработаем. Вот тебе кучка идиотов. Давай заставим их плакать. Или смеяться. Мне все равно – чего ты больше захочешь.

– Не могу, – хрипло выдавила из себя Катя.

– Что не можешь?

– Ничего не могу. Выжгли меня. Я перегорела, как лампочка, понимаете? Светила, а потом дали слишком большое напряжение, и я перегорела. Все, силу уже не вернуть.

Роман Андреевич повернулся к стоящему рядом с ним мужчине.

– Что скажешь?

– Она и под препаратами то же самое говорила. То есть сама в это верит. Но есть мнение, что она всегда использует свою силу неосознанно.

– Поясни!

– С ее слов все всегда происходило «как-то само». В моменты наибольшего эмоционального напряжения, опасности, страсти… она применяет способности массового внушения неосознанно.

– То есть этим нельзя управлять? – Роман Андреевич брезгливо поморщился.

– Можно, если правильно подобрать воздействие. То, что будет вызывать у нее эмоциональный взрыв.

– Как с собакой Павлова, что ли? У нее одни рефлексы и никакой осознанности? – На лице Романа Андреевича проявилось выражение омерзения.

– Хорошая аналогия.

Роман Андреевич повернулся к Кате:

– Я в последний раз спрошу: будешь мне помогать?

– Я не знаю как, – испуганно прошептала она.

– Эх… я ведь по-хорошему предлагал. Ну раз говорят, что с тобой как с собачкой надо, то не обессудь. Собачку проще воспитывать кнутом. И запомни: никто к тебе на помощь не придет. Тебя предали все. Эти, как их… эмеры стоят у стеночки и следят, чтобы мы из-за твоих наводок все не передрались. Глава какого-то там вашего совета у меня на побегушках, а твоя двоюродная сестрица на него работает. Да и отец твой ради безопасности своей жопы тебя продал.

– Неправда! – взвизгнула Катя.

– Правда, правда. Торговался со своей совестью, никак решиться не мог. Иначе бы тебя не позвал. Мы его только подтолкнули, когда тебя забрали. Зачем он еще тебя в свой центр притащил тестировать? Только чтобы понять, сколько ты можешь стоить. Простят его, скостят срок или рассерчают, что пустышку подсунул. Так что ты теперь одна. И либо я найду, как тебя использовать, либо не обессудь… Позволить, чтобы другие нашли такой способ, я не могу.

Он поднялся со стула.

– Что там у вас заготовлено?

– Самый сильный стимулятор – это боль, – спокойно ответил тот, кто допрашивал Катю первым.

– Ну валяй. Давай попробуем.

– Вы бы отошли за стекло, Роман Андреевич. Мало ли, если сработает, вдруг и вас зацепит.

– Эта девица шарахнула так, что в Австралии все подпрыгнули. Думаешь, твое стеклышко меня защитит? Давай. Будем учиться управлять этой зверушкой.

– Не надо! – жалобно подала голос Катя.

Ей было очень страшно. О ней впервые говорили как о неодушевленном предмете. Как об автомате, по которому надо хорошенько шарахнуть, чтобы он выдал нужный результат. Сердце колотилось от ужаса так, что готово было разорваться.