Побег из волчьей пасти (СИ) - "Greko" - Страница 5

— Благодаря моим усилиям и помощи нашего общего друга, Дауд-бея Уркварта, ныне сложилась конфедерация князей и вождей. Свободный народ Черкесии не готов мириться с тиранией Белого Царя. Старая вражда забыта. Воинственный убых готов прийти на помощь шапсугу, чтобы смести крепости русских. Но единства, как не было, так и нет. Анапские и черноморские племена готовы идти в бой. Но закубанцы — те, кто живут у великой реки Пшизэ — колеблются. Их главный лидер — это Джамбулат Болотоко, великий воин, повесивший свои сверкающие доспехи на стену своего дворца. Он призывает черкесов не нападать, но обороняться. И сегодня — это главная проблема.

— Можно как-то повлиять на его решение? — заинтересовался Эдмонд.

— Повлиять на Джамбулата? Хо-хо, вы не видели этого человека, выкованного из дамаска. Его называют последним рыцарем Кавказа. Я дам вам с собой письма к вождям. И Дауд-бей написал очередное воззвание. Все это вам следует донести до военного совета конфедерации, если до него доберётесь.

Не сказал бы, что последнее замечание обнадеживало. Казалось, что Сефер-бей смотрел на нашу поездку, как на авантюру. Но и не отговаривал. Наоборот, дал последнее наставление — весьма важное, несмотря на его прозаичность.

— У каждого вождя есть жены и дети. Запаситесь подарками. Различные безделушки, скорее яркие, чем дорогие, будут весьма кстати. Разноцветные и белые муслиновые шали, булавки, иголки, немецкие серебряные табакерки… Эти уорки падки на подношения!

Сказал так, будто отправлял нас к команчам или ирокезам в леса Северной Америки. Как истинный вождь и потомственный князь, он глядел на своих будущих подданных с царственным презрением. Но я хорошо знал кавказцев. Их внутренняя гордость не позволит никому смотреть на них сверху вниз. Голову снимут, не задумываясь. Тем более, когда на поясе висит шашка!

[1] Чувяки — кожаная обувь, часто из красной сафьяновой кожи, ноговицы — род высоких чулок или гетр из фетра или шерсти.

[2] Уорки — особое сословие у кабардинцев и у других адыгейских племен, вроде служивых людей в Московском Царстве, зародыш служивого дворянства. Но в условиях «военной демократии», победившей у адыгов в конце XVIII века, уорки стали системообразующей социальной группой. Нередко выходцы из нее возглавляли военные походы. Их нельзя путать с узденями, которые владели землей, зависимыми крестьянами и рабами и которые были вассалами князей-глав родов. Но социальная структура Западной Черкесии была намного сложнее. Ее пронзали сложные горизонтальные связи через институт аталычества и вольных обществ — соприсяжных братств.

[3] Какого цвета была черкеска Спенсера, неизвестно. Мы выбрали белую. В 1998 году мастер и модельер Юрий Сташ создал арт-посвящение всем путешественникам: «Белая черкеска — Посвящение Эдмонду Спенсеру». Именно в таком наряде Спенсер изобразил черкеса в своей книге.

[4] Полностью уничтожены во время Кавказской войны.

Из Трабзона отплыли незадолго до полудня.

Плыть нам предстояло на двухмачтовой бригантине с названием «Блида». Как не вертел в голове это, столь пограничное по фривольности для русского уха, название, ничего в голову знакомого не пришло.

«Скорее всего, или город, или женское имя, — решил про себя. — Лучше бы город. Женщине с таким именем в России пришлось бы туго. Прям, как Даздраперме[1]. Впрочем, это еще надо постараться Блиде попасть в Россию. А на арабском может означать что-то необычайно красивое».

Потом эта ерунда с названиями и их различным звучанием еще вертелась некоторое время в голове. Сказал себе стоп в тот момент, когда вспомнил, почему наши «Жигули» на иностранных рынках переименовали в «Ладу». Ровно из-за этого: Жигули коверкали в Жиголо. А такого наше гордое руководство допустить не могло. Я уже молчу, почему «Паджеро» продается в испаноязычных странах под другим названием…

— Согласись, Коста, наше судно не такое экзотичное, по сравнению с теми, которые мы обычно видим под турецкими флагами…

Я кивнул, отвлекшись окончательно от нелепых названий и имен, и вернулся к разговору с Эдмондом. Точнее, к выслушиванию его восторженного монолога. Он все никак не мог успокоиться, оценивая «Блиду».

— … но зато по чистоте и аккуратности оно выглядит, как только что покинувшее лондонские доки!

«Ну, конечно! Только из твоего Лондона могут уходить в плавание такие чистые корабли!»– ворчал я про себя.

— Ты только посмотри: все гайки, все веревки на своих местах. Нет, определенно, тот американец в Константинополе, кораблестроитель, был человеком незаурядного дарования, если смог построить такую красавицу!

Я кивнул.

— А наш капитан! Какая мощь! Просто — Геркулес!

Тут со Спенсером нельзя было не согласиться. Капитан, представившийся в коротком знакомстве Абделем, действительно заслуживал звания античного полубога. Живи он в мое время, с легкостью потеснил бы Арнольда с пьедестала Мистера Олимпия. Высокий, идеальные пропорции, гора мышц. Но не это первое бросалось в глаза при знакомстве с ним, а шрам. Ужасный шрам через все лицо. И, может Абдель был весельчаком и балагуром, но шрам не оставлял ему шансов, навсегда запечатлев на его лице выражение свирепости. Впрочем, весельчаком и балагуром он и не был, что стало сразу ясно с первых наблюдений за ним.

— Я узнал, — Спенсер наклонился к уху, зашептал, — что у него отец марокканец, а мать испанка. Он почти, как вы.

— В смысле⁈

— В смысле знания языков. — успокоил меня Эдмонд. — Знает арабский, испанский, итальянский, ну и турецкий. Так что проблем в общении не будет.

«Опять мне переводить без продыху! Прямо сейчас и начну», — вздохнул я, наблюдая приближающегося к нам капитана.

— Капитан! — радостно приветствовал его Спенсер. — Я как раз только что выражал Косте свое восхищение вашим кораблем и выучкой вашей команды!

Я перевел. Абдель просто кивнул, принимая как должное восторг Спенсера.

«Может, и с продыхом», — оценил я явную немногословность капитана.

И с похвалой Спенсера команде бригантины тоже нельзя было не согласиться. Несмотря на их пестрый вид — и по составу, и по одежде — когда совсем не ждешь от такой гоп-компании слаженных и толковых действий, они сейчас работали как часы. Быстро, но без суеты. Практически, молча.

«Впрочем, — думал я, наблюдая за шайкой полуголых людей в красных шалевых поясах, набитых пистолетами и пороховыми зарядами, — у такого капитана — не забалуешь!»

Не успел я подумать об этом, как один матрос неловко споткнулся набегу, с грохотом растянулся на палубе.

«Накаркал!»– усмехнулся я, наблюдая, как упавший совсем не обратил внимания на падение, а сразу бросил испуганный взгляд на своего капитана.

«Люлей ждет и боится!»

Абдель повернул голову, посмотрел на несчастного.

— Осторожнее, Марсель, — только и сказал, после чего отвернулся.

Марсель, француз, очевидно, радостно кивнул, вскочил на ноги, побежал дальше. В его глазах, к удивлению, я увидел не облегчение от того, что он избежал наказания. В них явно читалась любовь к капитану и гордость за него.

«Выходит, люлей не боится. Вся команда работает как часы! Они любят Абделя! Он строг, но справедлив. Без нужды не наказывает. Только за явные оплошности и провинности»– оценил я увиденное.

— Как я вижу, — Спенсер, также отвлекшись на этот небольшой инцидент, вернулся к разговору, — мы не одни на корабле?

Хоть произнес вежливо, но была в его интонации смесь недоумения и недовольства.

«Щелкнули тебя по носу. Не оказали „королевских“ почестей!»– усмехнулся про себя, переводя капитану.

— Вы про этих трех турок? — Абдель не обратил внимания на тон Спенсера.

Спенсер кивнул.

— Арматор-турок, снарядивший корабль в Константинополе, — мой компаньон. Эти трое — торговцы от него.

Объяснив, Абдель совсем не оправдывался. И было ясно, что и не считает это нужным. Его корабль — его правила! Спенсер проглотил ответ капитана. Ничего не ответил.