Побег из волчьей пасти (СИ) - "Greko" - Страница 10

Спенсер обратил внимание на деревянные таблички со словами Корана, висевшие на стенах. Он подарил хозяину один из фирманов султана. Уздень был растроган. Он прижал бумагу ко лбу, поцеловал ее и отложил в сторону. Пытаться прочесть, что там написано, он не пытался. Он и по-турецки с трудом говорил. Ему было достаточно самого факта владения документом, к которому прикасалась рука духовного владыки мусульманского мира.

Впрочем, в вопросах веры он явно не был сторонником строгих канонов. Женщины его дома спокойно разгуливали по двору с открытыми лицами. После обеда они без стеснения общались с нами во дворе и приняли от Эдмонда подарки. У черкесов, в принципе, отношение к женщинам сильно отличалось от принятого у мусульман.

Пришло время прощаться с капитаном и двигаться дальше — в лагерь князя-поручителя. Я впервые услышал его имя — Хаджуко Мансур.

— Очень большой человек! Главный вождь натухайцев! И шапсуги его уважают и признают его силу! Хороший кунак. Под защитой его слова у вас не будет проблем на нашей стороне Кубани! — уверил нас хозяин.

Он даже выделил нам серьезный эскорт в знак уважения к гостям такого вождя. Люди Атажукина должны были проводить нас до следующего аула на нашем пути. Как и с кем мы поедем дальше, решат его старейшины.

К вечеру мы добрались до этого аула в горах — куда более бедного, с окнами в домах, прикрытых лишь ставнями, и окруженного рвом. Нас снова устроили в кунацкую. В гостевом доме на диванах, заваленных подушками, мы устроились на ночлег. Все разговоры отложили на утро.

Первая ночь на черкесской земле прошла беспокойно. Всю ночь тысячи лягушек из болот в нижних долинах и мириады насекомых давали свой дьявольский концерт. Его кульминацией стал вой стаи шакалов, подобравшихся к окраине аула.

Проснулся, в итоге, поздно — не отдохнувший от утомительной поездки и не выспавшийся. Потягиваясь, вышел во двор. Увиденное меня напрягло.

Бледный Спенсер стоял в окружении черкесов, которые на него кричали. Двое держали его за руки. У ног англичанина валились в грязи его бумаги и карандаши. Старик, с бородой до пояса, тот самый старейшина, который встретил нас вечером и дал команду разместить, радушия и гостеприимства теперь не проявлял. Наоборот, он был очень зол и сейчас явно угрожал моему спутнику.

После долгих криков привели раба-грека, который смог мне перевести, о чем шел разговор на повышенных тонах. Проблему создал Эдмонд. Он с утра пораньше задавал вопросы армянскому купцу, гостю аула. Стал записывать свои впечатления в дневник и даже делать зарисовки. Горцы сочли его лазутчиком русских и теперь не желали слушать никаких оправданий.

Все мои попытки донести правду до разгоряченных шапсугов разбивались об их недоверчивость. Как объяснил мне грек, они, ведя постоянную партизанскую войну с русскими, всех подозревали в предательстве и имели, к сожалению, многие тому доказательства.

Любой перебежчик из русского лагеря мог оказаться шпионом. Особенно этим грешили поляки. На Кавказе среди солдат было множество сосланных после несчастного восстания 1831 года. Многие из них пытались затеряться среди черкесов, наивно рассчитывая через них добраться до Константинополя, а оттуда — в Европу. Судьба их оказывалась печальной. Их сразу превращали в рабов. Но были и те, кто лишь притворялись дезертирами и при первом удобном случае возвращались в русскую крепость за наградой.

— Кого подозревают, с тем не церемонятся. Своих могут сразу пристрелить, что уж говорить о пришельцах? — объяснил мне грек нашу судьбу. — Быстро найдите решение, иначе будет плохо.

Спенсер безуспешно доказывал, что он генуэзский врач. Черкесы про таких и не слышали. Привели других рабов — поляка, армянина и русского. Они посмотрели бумаги Спенсера и сказали, что язык им не знаком и что такого любопытного человека видят впервые.

— Наверное, он с другого конца земли, — глубокомысленно предположил армянский купец, с которого все закрутилось.

— Хаджуко Мансур, Сефер-бей, Джамбулат Болотоко! — стал выкрикивать я все известные мне имена вождей.

— Мы знаем, что твой спутник — гость отважного Мансура. Откуда знаешь Сефер-бея? — спросил Эдмонда недоверчивый старейшина, подав знак, чтобы я отошел.

Спенсер стал отвечать по-гречески, раб переводил. Потом опросили меня. Видимо, наши показания совпали, и уровень подозрительности снизился.

Старейшины уселись на веранде одного из домов, чтобы обсудить нашу судьбу. Мы ждали их приговора. Я лишь попросил Спенсера не вертеть пока головой и помалкивать.

— Поскольку мы не уверены в вас, в лагерь Мансура проводим тайными путями. Чтобы вы не разведали удобную дорогу к нашему аулу! — таковым было их решение.

Выехали тотчас же.

Ну, как выехали? Большую часть пути пришлось пробираться по горам, ведя лошадей в поводу. Тяжелые переправы через стремительные ручьи, борьба с топкими берегами болота и, наконец, марш-бросок через лесную чащу — все это вымотало настолько, что уснули мертвым сном, завернувшись в свои красные накидки, как только устроили в темноте лагерь и наскоро перекусили.

Наутро выяснилось, что мы ночевали на опушке леса на виду Абинской крепости.

— Это была проверка, Коста! — уверенно сказал Спенсер. — Будь мы лазутчиками, непременно попробовали бы сбежать к русским.

И, правда, сопровождавшие нас черкесы смотрели на нас уже с любопытством и даже хвалились дорогим оружием, отделанным драгоценными камнями, и богатыми попонами своих лошадей. Живя в ауле, где в саклях гулял ветер, они видели главную ценность в луках со стрелами в роскошных сафьяновых колчанах, начищенных доспехах и дрессированных конях. По-моему, их забавляло количество нашего небоевого снаряжения на вьючных лошадях.

Крепость лежала перед нами как на ладони. С горы, где мы притаились, можно было в подробностях все рассмотреть. Лес был сведен на полтора километра вокруг укреплений. Вытянутый шестиугольник с полукруглыми турбастионами[1] щетинился пушечными стволами. По верху земляной насыпи шла терновая изгородь, по низу — широкий ров. Стенки бруствера были укреплены плетнем от разрушения, бастионы — турами из тростника и земли. Одна стена крепости примыкала вплотную к реке: в воде гарнизон не должен был испытывать недостатка.

Отсюда, из леса, перед расчищенным пространством вокруг крепости, она не смотрелась убогим «глиняным горшком». Черкесам в кольчугах и с луками в руках требовалось преодолеть открытое пространство под градом картечных пуль, чтобы добраться до стен. Какое-то сопряжение двух времен — эпохи крестоносцев, где черкесы чувствовали бы себя, как рыба в воде, и мира пароходов и мощных орудий, способных дострелить до опушки леса.

Я оглянулся на соседа-черкеса. Он словно прочел мои мысли.

— Бум! — сказал он, широко улыбнувшись, и провел пальцем по шее.

Эта Абинская крепость занимала крайне важную стратегическую точку в удобном горном проходе, соединявшем земли закубанских и причерноморских черкесов. Не то, что бы она сильно мешала передвижению горцев — мы, например, без проблем, ее обогнули — но крупные массы войск с обозами она точно задержала бы. Фактически получалась прямая линия: Геленджик — Абинская крепость — Екатеринодар. На это обратил мое внимание Спенсер.

— Также замечу, мой друг, что крепость эта отрезана от других. Никто не придёт к ней на помощь в случае большого нападения. И подвоз подкреплений и припасов является, вероятно, задачей большой военной экспедиции…

— Я не знаток военного дела. Другое меня волнует. Не сработала ваша со Стюартом легенда, Эдмонд, — перевел я разговор на другую тему.

— Да, тут возразить нечего, — грустно признался англичанин. — Как быстро время стирает следы прошлого. Подумать только: для горцев Генуя — такая же терра инкогнита, как для нас, европейцев, в свое время была Америка. Но я не отчаиваюсь. Вот увидишь, мои навыки хаккима нам еще пригодятся.