Артефактор Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 7

— Цвета Петербургской росписи. Белые полупрозрачные цветы с золотыми листьями на чёрном фоне, — пришёл на помощь Виктор Иванович. — Окончательно сформировалась в конце девятнадцатого века, но не успела получить такую широкую известность, как Гжель или Хохлома.

— И правда, есть что-то такое, — согласилась Лариса и оглядевшись, выбрала ещё несколько отрезов шёлка, галстуки из которых по её мнению должны были подойти к некоторым моим сюртукам.

— Так-с. Александр Сергеевич, давайте живенько оформляйте заказ, объясните что Вам требуется и направляемся к ювелиру, — заявила Лариса. — Насколько я помню, недалеко отсюда, на Большой Морской, галантерейный салон золотых дел мастера Ивана Барбе.

— Стесняюсь спросить, а к ювелиру мне на кой ляд нужно переться? — не уставал я удивляться внезапной активности Ларисы.

— А галстук чем к рубашке крепить будете? — посмотрела на меня тульпа так, словно я сморозил явную чушь. — Зажим для галстука такой же важный аксессуар, как и он сам.

Как говориться, взялся за гуж, не говори что не дюж. Пришлось идти на поводу у разошедшейся сегодня Ларисы и заручившись у Екатерины Пантелеймоновны в скорейшем исполнении моего заказа, выдвигаться в сторону указанного тульпой адреса.

— Откуда в этом мире зажимы для галстуков, если они ещё не существуют? — возник у меня вопрос, когда мы вошли в небольшой, но уютный салон. — И как я объясню продавцу, что мне нужно?

— Броши, заколки и зажимы для платков делали ещё в древнем Китае, — начала зыркать по сторонам Лариса и остановила взгляд на одном из прилавков с различными ювелирными изделиями. — А вот и то, что нам нужно.

Всё-таки не устаю удивляться эрудиции своих галлюцинаций. Откуда Лариса знала, что именно в этом салоне найдутся какие-то зажимы? Не поленился, спросил.

— Я просто адрес дома братьев Барбе знала. Они одни из известнейших ювелиров столицы, — объяснила Лариса. — Как только из подмастерьев вышли, начали для Двора заказы выполнять. Правда, в основном табакерки и шкатулки, но и прочих безделиц не чураются.

Быстро осмотрев на прилавке ювелирку, Лариса ткнула в одно из изделий:

— Смотри, какой элегантный золотой зажим с алмазной огранкой. Вроде и простой, а выглядит шикарно. И вот этот, золотой с чернью внутри тоже бери. Кстати, матушке тоже неплохо бы что-нибудь приобрести ко дню рождения твоего брата. Но это, вроде, не к спеху, а поэтому можно и у Кейбеля заказать. У него лавка в Гусевом переулке расположена — это ближе к твоему новому дому.

— А Гусев переулок у нас где? — невольно возник у меня вопрос, поскольку столичные адреса для меня сродни с китайской грамотой.

— За церковью Входа Господня в Иерусалим у Знаменского моста, — объяснила тульпа. — Кстати, неплохо бы ещё Вам портмоне сделать, а то носите деньги в кармане, как школьник. Не солидно. Но это дело посерьёзнее, чем галстук пошить. Нужно мастера хорошего искать. Я сейчас навскидку не готова кого-то порекомендовать.

Как бы не хотелось родным, а особенно брату с сестрой, говорить, что я съезжаю от них, но рано или поздно это сделать придётся. Поэтому забрав уже готовые галстуки в ателье и накупив в соседней лавке чая, сладостей и фруктов я отправился в родительскую квартиру, где в кругу семьи сообщил о своём переезде.

— И где ты собираешься жить? Если это, конечно, не секрет, — ехидно спросил отец, когда на стол выставили только что вскипевший самовар и принесённые мной вкусняшки.

— Не секрет. Досталась мне по случаю хибара у Невского проспекта за Фонтанкой, — плеснув себе в чашку ароматной свежей заварки, ответил я папе.

— Фи. Это же ещё даже столицей не считается, — скривился папаша, словно съел лимон. — Неужто настолько поистратился, что даже не можешь позволить себе снять квартиру в приличной части города?

— Так уж получилось, — не стал вдаваться в подробности я.

— Сашенька. Внучек. Ты уж не забывай нас, — посмотрела на меня Мария Алексеевна.

— Так вы и сами в гости заезжайте, — я назвал адрес, услышав который, отец ещё больше скорчил лицо. — Меня не будет дома, так прислуга всегда в дом пустит.

— Он ещё и прислугу нанял, — продолжил папаша свой спектакль, — Небось немощных бездомных приютил в своей хижине.

— Нормальная семейная пара с пацаном Лёвиных лет, — флегматично парировал я отцовский выпад. — Мужик брат местного городового. Так что за домик и свои скромные пожитки я могу быть спокоен.

— Саша, зачем тебе какой-то дом за Фонтанкой? У тебя ведь мы есть, — уткнувшись в моё плечо и глотая слёзы, спросил брат.

— Мужчины рано или поздно всегда покидают отчий дом, чтобы обрести свой, — успокаивал я Лёву, поглаживая по голове. — Я вырос и мне тесно здесь. К тому же мама вот-вот должна родить нам брата или сестрёнку и у нас станет ещё теснее.

— Но ты ведь будешь навещать нас, когда окажешься в городе?

— Конечно, буду. Ты и сам приезжай в любое время, даже если меня не будет, — похлопал я его по плечу и чтобы сменить грустную тему разговора, поинтересовался у брата,– Ты писал, что научился фонариком моргать. Покажешь?

— Конечно, — вытер брат слёзы и начал беспорядочно моргать огоньком. — А ещё, я вот как могу. — И белый холодный свет начал лучиться не из артефакта, а от противоположной стены комнаты.

На этом Лёвин перфоманс не закончился. Он начал менять цвет, излучаемый фонариком. Моргая то красным огоньком, то зелёным, Лёва явно отошёл от грустных мыслей, связанных с моим переездом, а я задумался.

— Лёва, кроме всех цветов радуги ты пробовал зажигать фонарик другим светом? — стало интересно мне.

Если мой предшественник умудрился в своём первом перле воспроизвести видимый человеческим глазом спектр света, то где гарантия, что он не захватил вообще всю линейку от инфракрасного до ультрафиолета?

— Пробовал, — кивнул брат. — Только когда я пытался засветить следующим светом после красного, ничего не было, кроме тепла, а после фиолетового шёл такой цвет, что я не могу объяснить.

— Более синий, чем пурпурный и красней, чем лиловый? — подсказал я брату.

— Точно, — согласился Лёва. — А ещё запах был, как после грозы.

— Ты долго этот цвет рассматривал? Глаза вечером не болели?

— Болели. Словно песка мелкого в глаза целую пригоршню кинули, — кивнул Лёвка и задумался. — А я и не догадался, что глаза болели из-за цвета. К тому же, испугался запаха и больше такой цвет не пытался получить.

— Дай-ка, братишка, мне перл, — и получив в руки артефакт я зажёг в углу комнаты не яркий ультрафиолетовый огонёк. — Такой был цвет?

— Да, — кивнул брат. — Но только грозой пахло, а у тебя нет.

— Попробуй повторить именно этот цвет, — вернул я Лёве перл. — Ничего страшного, если сразу не получится.

Раз десять брат делал попытки, но меня не устраивал результат. Дело в том, что ультрафиолетом считается большой интервал излучения, а наиболее бактерицидным свойством обладает крошечный участок определённой длины волны. Сам я его отлично могу воспроизвести, потому что приноровился работе с частотами и длинами волн, а вот брат у меня, можно сказать, неофит, а потому приходится ловить момент, когда он повторит мой пример.

— Остановись на этом цвете и хорошо запомни сколько эссенции через себя пропускал, — попросил я Лёву. — Затем погаси перл и снова зажги такой же цвет.

Пусть не сразу, но и с этой задачей Лёвка справился.

— Теперь слушай меня внимательно, брат, — уселся я на кровать и похлопав по ней рукой пригласил Лёвку сесть рядом. — Вокруг нас живёт множество организмов, невидимых глазом. Какие-то из них по стенам ползают, словно клопы, какие-то в воде плавают, что-то в воздухе летает, как пыль. Не скажу, что все вредные, но полезных среди них мало.

— Так вот почему бывает понос, если кушать немытые продукты, — сделал вывод брат. — Человек вместе с грязью кушает вредные организмы.

— Правильно, — согласился я заключением Лёвы. — И с водой такая же история может произойти. И дело порой дело не только поносом заканчивается. Свет, который ты только что зажигал, убивает вредные организмы и шансов заболеть у человека становится значительно меньше.