Артефактор Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 47

В старых фильмах обычно показывают, как пилот при запуске двигателя кричит «От винта».

А если на моём самолёте винта нет, то кому и что кричать?

С этими мыслями я создал за собой воздушный поток и после короткого разбега по снегу, оторвал самолёт от взлётной полосы.

Из бесед с Виктором Ивановичем я знал, что на «Шаврушке» время набора высоты в тысячу метров составляло около восьми минут, но я и не собирался так высоко взлетать. В мои планы входило подняться максимум на полкилометра и покружить над озером да над окрестностями, чтобы все кому интересно могли понаблюдать за первым в мире летающим аппаратом тяжелее воздуха. К тому же погода просто прелесть. На небе ни облачка и, как говорят в авиации, видимость на миллион.

— Приветствую, князь! — раздался из артефактора связи голос деда. — Ты где сейчас находишься?

— Здравствуй, Пётр Абрамович. Ты не поверишь, но решил на природу выбраться да свои владения осмотреть, — не вдруг нашёлся я, что ответить старику. — Судя по тому, что ты на связь вышел, вы уже вернулись в столицу?

— Тю, что мы там забыли? Императорский двор всё равно в Москву переехал. В Красном городе мы, — доложился Пётр Абрамович. — Так что скоро дома будем.

Дед, конечно, полон загадок, но что он в указанном населённом пункте забыл? Это ведь на двадцать вёрст юго-западнее Велье. Разве что он домой через Ригу решил вернуться.

— Так заезжайте в гости. Дорога же от Красного на Велье есть, — предложил я. — На санях да по снегу через час-другой у меня будете, а завтра домой поедешь, если пожелаешь.

— А она у тебя накатана эта дорога-то? А от Велье до Кучане путь в каком состоянии? — поинтересовался дед. — А то мы с племяшами в Петровское думали через Опочку ехать.

— Пётр Абрамович, не чуди. К чему крюк через Опочку делать? До Воронича хорошая дорога, — поспешил успокоить я деда. — Недавно лично в Трегорское к Осиповым ездил. А от меня до Красного дорогу сейчас проверю и доложу.

— Что значит, сейчас проверишь? — пробухтел старик. — Пока ты до города доедешь, два часа пройдёт. И то, если дорогу не замело.

Ну, до чего же порой дед бывает занудным. Неужели я к старости такой же буду? С другой стороны, дожить бы ещё до этой старости.

— Князь, вы уже из города выехали? — решил я уточнить диспозицию родственников.

— Нет еще. Мы на постоялом дворе, что у церкви Чудотворца Николая заночевали. Позавтракали, а сейчас запрягаемся, — доложил мне дед о своё местоположении.

Сам я в городе Красный ещё не бывал, но насколько знаю, в нём всего две церкви, а указанная дедом ещё и деревянная. Так что через десять минут полёта, да ещё с таким ориентиром как церковные купола, я окажусь над головами родственников. Не знаю, удивятся они или нет, но почему бы не проверить их реакцию.

— Князь, вы запрягайтесь, а я мигом дорогу проверю и тебе о ней расскажу, — пообещал я деду. — У вас большой обоз?

— Трое саней всего, — услышал я ответ. — Мы основной обоз в столицу отправили, а сами через Лифляндию приехали.

— Стало быть, будьте на улице, а как попрошу, так в небо посмотрите, — попросил я родственника.

Всё-таки дед, как я и предполагал, прибыл в Псковскую губернию через Ригу. Рисковый мужик, надо сказать. Рижский залив не каждый год в декабре замерзает до такой степени, чтобы по нему, как по суше можно было путешествовать. Видать в этом году морозы у берегов Лифляндии его хорошо заморозили.

Как и обещал, через десять минут уже я летал над городом, выискивая около церкви постоялый двор, где остановились мои родственники. До чего же с самолёта неудобно на землю смотреть. Из-за отсутствия под ногами иллюминатора постоянно приходится виражи закладывать, но вроде я увидел тройку саней и нескольких человек около них.

— Пётр Абрамович, а это не ты сейчас на извозчика руками машешь? — вызвал я деда, заметив на земле знакомый силуэт.

— А ты почём знаешь, что я баломошку* матерю? — ответил старик, отойдя от извозчика. — Никак перл придумал следящий?

* Баламошка — дурачок, бестолковый.

— Князь, взгляни на небо и обрати внимание на лодку, летающую над церковью, — чуть не рассмеялся я в ответ. — Догадайся с трёх раз, кто ей управляет?

— Ох, ты ж, едит-кудрит, — услышал я в артефакт. — Пашка! Петька! Вы только гляньте, что ваш племяш учудил.

— Князь, осмелюсь доложить, что дорога до Велье в хорошем состоянии. Так что я возвращаюсь в имение, чтобы распорядится насчёт обеда и баньки, — огласил я деду свои намеренья. — Через пару часов жду вас в гости.

С этими словами я заставил самолёт покачать крыльями и взял курс на Велье.

Что ни говори, а летать удобно. Лишь бы погода позволяла. Но в плохую погоду и пешком не особенно погуляешь, не говоря о лошадях. Ну и что с того, что скорость небольшая. Смею заверить, что со скоростью более тридцати километров в час здесь никто не передвигается, а у моего Катрана только крейсерская скорость сто двадцать. Мне от Пскова до Питера три часа лёта, а на лошадях даже по зимнику двое суток скакать.

Другими словами — я хотел мобильности и я её получил. Аллилуйя!

Не успели Исааковичи вылезти из саней, как насели на меня с просьбой показать вблизи самолёт. Как я их только не уговаривал сначала попариться в баньке да нормально покушать, ничего не хотели слушать. Заладили, как маленькие: «Покажи, да покажи».

— Князь, да уважь ты уже этих двух глазопялок*. Не отстанут ведь, — усмехался дед. — Они всю дорогу от Красного только о твоей летающей лодке и судачили.

* Глазопялка — любопытный (устар.)

— Так баня же остынет, — пытался я образумить братьев. — Девки на стол накрыли. Водка киснет.

— Да не убежит никуда твоя баня, — заявил Павел Исаакович. — А остынет, так заново натопят. Если дрова нужны, только скажи, мы с братом лично их наколем. Петька, скажи.

— Не упрямься, Саша, — важно кивнул Пётр Исаакович. — Показывай свой аппарат.

Сколько я не отнекивался, но всё равно братья уломали вернуться к сараю, в который мои ветераны уже успели затолкать Катран.

Дядья у меня словно дети малые. Всё-то им интересно и всё нужно обязательно потрогать. Облазали весь самолёт, как обезьяны. Разве что на зуб его не попробовали. Ладно, Петру всего тридцать два, ему простительно, но Павлу Исааковичу-то уже пятый десяток идёт, а любопытный, как ребёнок. Кстати, он же первый и попросил показать землю с высоты птичьего полёта.

— Ну, началось в колхозе утро, — тяжело вздохнул я. — Так и думал, что этим дело кончится.

— Нет, если летать сложно или ты устал, то так и скажи, — поднял руки дядя Паша в характерном жесте. — Мы же не настаиваем. Правда, Петька?

— Конечно, не настаиваем, — согласился дядя Пётя. — Сейчас в баньке попаримся, поедим, да снова попросим. Кстати, а что такое колхоз?

— Коллективное хозяйство сокращённо. Я порой в шутку свои владения так называю, — пояснил я. — Что встали? Толкайте самолёт к воротам. Всё равно ведь не отстанете.

Стоит заметить, что для перемещения самолёта внутри сарая специально сделана роликовая дорожка из чураков, которые остаются после лущения шпона, и его спокойно толкают два взрослых человека. Летом Катран поставим на воду и со всеми манёврами я сам справлюсь. Ну а пока самолёт на лыжах по сараю до ворот приходится передвигать его таким образом.

— Саша, а что число «тридцать» означает? — ткнул в проекцию панели приборов, примостившийся по правую руку от меня Павел Исаакович.

— Тридцать узлов. Это скорость самолёта, — объяснил я значение числа и потянул на себя штурвал. — Я ещё не пробовал, но думаю до шестидесяти пяти узлов разогнаться можно.

— А другие цифры, которые сейчас тоже прибавляются, я так понимаю, высота в футах? — сообразил дядя. — И как высоко можно взлететь?

— Можно и на десять тысяч футов забраться, а зачем? Там, как в горах, воздух разрежён, и дышать будет тяжело, — накренил я на правый борт самолёт, чтобы родственникам было удобнее смотреть на проплывающую внизу землю. — Слетаем посмотреть, как дедово Петровское с высоты выглядит?