Любовницей не буду (СИ) - Тан Агния - Страница 8

Он посмотрел удивленно, потом усмехнулся и сказал твердо:

— А я не хочу другую. Я эту хочу.

Его "Хочу" было таким твердым, таким мужским, что я почувстовала, как начинает гореть низ живота. А из его глаз полыхнул такой жар, что тут же с меня все напряжение спало, а тяжелый камень, который давил в груди, сгорел и провалился куда-то. Господи, как же легко стало на сердце! Как он может одной фразой, одним взглядом вернуть мое настроение, дать почувствовать себя желанной! С танцем тоже мгновенно наладилось, и остаток занятия мы наслаждались музыкой, касаниями рук и взглядами.

"Я эту хочу! Хочу! Хочу!" — все внутри меня ликовало, я повторяла про себя эти слова и чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.

После занятия, мы, довольные друг другом, вышли из танцевального клуба и направились к машине. Она стояла довольно далеко, так как рядом с клубом в этот день не оказалось места — многие приехали погулять с детьми в парке неподалеку.

Пока мы шли к машине через маленький сквер, я любовалась снегом, который искрился под лучами яркого зимнего солнца. Волшебная зима. И пусть пока наши отношения ни к чему не привели, в этот самый миг я счастлива как никогда! Солнце своими лучами золотит снежные гирлянды на ветвях елей, под ногами слегка похрустывает, а сердце поет — ведь рядом, он. Мужчина, которого так хочется назвать своим. И хоть пока это не так, в этот миг он — мой!

— А давай снеговика слепим? — вдруг брякнула я ни с того, ни с сего. В сквере было полно детей с родителями. Все дружно что-то лепили, строили крепости, играли в снежки под музыку из старых добрых советских фильмов.

— Давай.

Он не переставал меня поражать. Солидный мужчина в черном пальто, и так легко и быстро согласился на довольно-таки глупое предложение. Но он не побоялся показаться глупым. Мы присели у большой березы и стали лепить туловище снеговика. Олег катал снежные комы, а я из них формировала фигуру. Получался не снеговик, а снегурочка — явно женское тело, как будто в платье, расходящемся книзу. Когда я пригладила последний раз холодные бока нашей скульптуры и отошла на несколько шагов, чтобы полюбоваться издалека, то увидела ясно — это девочка в сарафане.

А может…это намек от вселенной? Как хочется помечтать о маленькой дочке, с которой мы будем гулять. и которую он будет носить на плечах.

Олег казался искренне счастливым, мы как будто вспомнили беззаботное детство и я снова ощутило то щемящее нежное чувство, которое бывает только в моменты высшей радости. Как мне было хорошо! И я уверена, ему тоже! Я прочитала это в его глазах.

Я сфотографировала нашу Снегурочку, и мы пошли к машине. Уже привычно я опиралась на его руку, а он поддерживал меня в скользких местах. "Может, ты на свете лучше всех, только сразу это не поймешь…" — доносилось из динамика. А я шла и думала: Поймешь, поймешь. Я вот поняла.

За всремя наших занятий машину запорошило.

— Садись, Настя! — Олег открыл мне дверь. — Я пока снег обтрясу.

— Я с тобой! Помогу!

— Ну ладно. — Мне кажется, ему было приятно. Он дал мне шетку и мы быстро почистили машину. И получилось так слаженно, как будто всю жизнь это делали.

Наконец, сели в машину. и поехали. Всю дорогу я сидела как на иголках. Спросить — не спросить? Атмосфера вроде бы подходящая. Настроение у него хорошее. А мне так важно знать правду!

И вот мы у моего дома.

И я задаю тот самый, ужасный, пугающий вопрос, который родился два месяца назад и мучил меня каждый день.

— Ты женат?

Мне казалось, что пауза, за которую я вспомнила все детали наших двухмесячных отношений, длится вечность. И я думала, что он уже не ответит. Но он ответил.

— Зачем ты спросила… — тихо произнес он, и в этот самый миг я почувствовала себя Иваном-царевичем, который сжег лягушачью кожу, и сразу же понял, что случилось непоправимое. Волшебство исчезло.

И я тоже поняла, что все. Это конец.

— У меня есть гостевая жена. — Наконец, произнес он, потому что я сидела и молчала. В его глазах была тоска.

— Понятно, — нарочито небрежно ответила я. Как будто это меня совсем не касается и как будто я просто веду светскую беседу ни о чем. — Ты с ней Новый год встречал?

Он кивнул, внимательно глядя на меня.

Я почувствовала, как в горле встал ком и судорожно сглотнула его.

— Понятно, — сказала я еще раз. Открыла дверцу машины, не дожидаясь, пока он выйдет и подаст мне руку. Перчатки, которые я держала в руках, выпали и остались лежать на грязном асфальте, в подтаявшем снегу. Он подошел. Поспешно наклонился, поднял их. Когда-то они были бежевыми. Я смотрела на перчатки, и все плыло перед глазами.

— Настя… Не в то время мы встретились, — он приблизился и прижал меня к своей груди. — Но я чувствую родство наших душ. Ты мне очень-очень близкий человек. Просто я …не могу. Пока не могу. Мне нужно время.

Я попыталась вырваться, но он не давал и все крепче прижимал меня к себе.

— У нас все не просто, мы уже не вместе, но я пока не могу… — он покачивал меня как ребенка. Но я ничего не хотела слышать. Слезы уже подкрались, и крик застрял в горле. Еще немного — и заору. Я оттолкнула его, прошептала глухо:

— Пока, — и побежала к своему подъезду, не оглядываясь. Только бы не зареветь при нем. Держать спину, держать лицо.

Дверь подъезда хлопнула за спиной, и я дала волю слезам.

Вот и все.

Счастье мое было недолгим.

Дома я бросилась на кровать не раздеваясь. Каталась по ней и выла. За что, за что? Почему такая несправедливость? И почему он раньше не сказал? А сейчас я уже влюбилась, я уже не смогу его забыть. И почему у меня опять несчастная любовь, за что? Что я делаю не так? Почему опять вляпалась?!

Перед сном посмотрела в телефон, больше по привычке, чем в надежде увидеть сообщение. 7 пропущенных вызовов. 6 от него, 1 от Маринки. Я отключила телефон, кое-как разделась, бросив одежду на стул у кровати, и спряталась под одеялом. Скорей бы пришел спасительный сон! Забыться, провалиться туда, в эту теплую черноту… Поскорей! Потому что… Жить невыносимо.

На утро, вспомнив все вчерашнее, я опять сжалась в комок и так и не вылезала из-под одеяла до полудня. Дурацкие каникулы! Все нормальные люди отдыхают, ездят кататься на лыжах или коньках, сидят в ресторанчиках, красиво, по-новогоднему украшенных, а я… Ничего не хочу, кроме как уснуть, чтобы забыть во сне эту душераздирающую боль, от которой внутри все режет, будто острым стеклом. Еще вчера все было так прекрасно! Так тепло, так сладко… А сегодня я уже не живая.

Я никто.

Когда я впервые увидел ее, мне показалось, что я сошел с ума. Она была так похожа на мою жену, на мою Алечку. Сейчас я с ужасом думаю о том, что я мог ее никогда не встретить. И с еще бОльшим ужасом — о том, что могу ее потерять.

***

В тот вторник с самого утра в кабинет зашел Вадим, мой заместитель. Что уже по себе было странно, так как у него кабинет в другом офисе, и сюда, в головной офис, он приезжает лично, только если случилось что-то экстраординарное, короче, какой-нибудь п…ц.

Секретарша Злата, которую нанимал как раз Вадим и которая полностью соответствовала его вкусу (длинноногая и рыженькая), улыбаясь, внесла поднос с двумя чашками кофе.

— Олег…,- начал было Вадим, но осекся, глядя на секретаршу и добавил, — Сергеевич, есть важный разговор.

Мы работали вместе уже пять лет, и можно сказать, дружили, (хотя настоящих друзей у меня нет, близко я не подпускаю), но при подчиненных соблюдали субординацию. Только на "Вы" и по отчеству. Никакого панибратства.

Когда Злата вышла и закрыла за собой дверь, Вадим уселся на старинный резной стул перед моим дубовым столом и протянул какие-то документы.

— Олег, тут странные какие-то показатели. Я случайно увидел, когда в бухгалтерию заходил, сделал копию. Хрень какая-то. Доход с танцевальных клубов падает, не понимаю, что происходит. Либо это напрочь убыточное дело, либо…, - тут он нахмурился и вопросительно взглянул на меня.