Развод. Бабушка в интересном положении (СИ) - Вуд Марина - Страница 5

— Ладно, говори, раз уж ты настроена по-серьёзному, — он делает жест рукой, приглашая меня продолжить, словно это просто игра, в которую он снисходительно готов поиграть ради меня.

— Я подаю на развод, — произношу я, ощущая, как каждая буква дается мне с трудом. — И на раздел имущества. Я не намерена оставаться в подвешенном состоянии, пока ты живёшь своей новой жизнью. Давай решим всё цивилизованно.

Он замолкает. В его глазах появляется что-то странное, как будто он не ожидал, что я скажу это вслух. Но уже через секунду он расплывается в насмешливой улыбке и тихо смеётся, глядя на меня с видом человека, которому только что рассказали анекдот.

— На развод? На раздел имущества? Вера, ты себя слышишь? — он цокает языком, покачивая головой. — У тебя ничего нет. Ты хоть понимаешь это? Дом этот, в котором мы живём, оформлен на меня, по дарственной от моих родителей. Ты не имеешь к нему никакого отношения.

Эти слова звучат как удар. Он говорит так, словно я для него — никто, незначительная часть его прошлого. Но я не подаю виду, что его слова задели меня, не позволяю себе слабости, хоть внутри всё сжимается от унижения.

— Я знаю, что дом оформлен на тебя, — стараюсь держать голос ровным. — Но есть и другие вещи. Например, деньги, совместные сбережения.

Он снова усмехается, бросает на меня пренебрежительный взгляд, словно я наивный ребёнок, требующий игрушку.

— Вера, ты и правда думаешь, что у нас есть какие-то совместные сбережения? Всё, что есть, — это деньги на счёте фирмы. Остальное давным-давно лежит на оффшорных счетах, к которым ты не имеешь никакого отношения.

Он смотрит на меня с таким самодовольным видом, а мне хочется зарыдать в голос. Его слова как плевок в лицо, и я понимаю, что человек, стоящий передо мной, давно перестал быть тем, кого я когда-то любила и кому доверяла. Он только и делает, что издевается, старается унизить меня, пытаясь растоптать мою последнюю гордость.

— Знаешь, Воронов, я думала, что после двадцати шести лет совместной жизни, я тебя хоть немного знаю. Мы были вместе столько лет, строили этот дом, создавали всё, что у нас есть, сына воспитывали.

— Да, Вера, именно так, — отвечает он с ледяным спокойствием. — И все эти двадцать шесть лет ты жила как сыр в масле. А на работу ты ходила только ради того, чтобы шмотки новые выгуливать, которые покупала на мои деньги.

Его слова обжигают, словно удар хлыста. Он говорит о наших двадцати шести годах вместе, как будто это были какие-то приятные каникулы для меня, словно всё, что у нас было, — это только его заслуга, а я лишь сторонний наблюдатель.

— Ты действительно так считаешь? — мне нечем дышать, и я словно выброшенная на сушу рыба, начинаю ртом хватать воздух. — Думаешь, что я просто пользовалась тобой? Что я все эти годы не вкладывала в нашу семью, в тебя, в сына?

Он усмехается, холодно, презрительно, и делает шаг ближе. Смотрит в глаза.

— А что ты сделала, Верунь? Ты, конечно, неплохо смотрелась рядом, но это я строил этот дом, я зарабатывал, я принимал решения. Ты всегда была просто… женой. Согласись, всё было прекрасно, пока ты играла свою роль.

Слышу его слова и осознаю, что сейчас он пытается окончательно лишить меня права на мою жизнь, нашу жизнь. Он говорит так, словно всегда смотрел на меня сверху вниз, но только теперь решился это озвучить.

— Так вот как ты это видишь. А как же все те ночи, когда я сидела с нашим сыном, когда ты был занят своими «важными делами»? А как же забота о доме, обо всём, что создавало твоё «масло», в котором я, по-твоему, жила? Ты хочешь стереть всё, что я сделала для нас, потому что это удобно?

— Удобно? — он хмыкает, снова закатывая глаза, как будто я сказала что-то наивное. — Да, это было удобно. Потому что ты всегда молчала, всегда соглашалась. Вера, ты ни разу не сделала ничего значимого. Всё, что у тебя было, — это мои деньги и твои собственные фантазии о том, что ты тут чем-то управляешь.

Его слова ранят меня до глубины души, но сейчас, несмотря на весь этот ледяной гнев и презрение, я чувствую, что должна держаться. Он хочет меня сломать, показать, что я ничего не стою без него, что всё в моей жизни — его заслуга.

Нет, Вера! Не плачь. Не перед ним и не сейчас.

— Я всё равно заберу то, что мне полагается! — говорю я, чуть приподняв подбородок,

Он снова смеётся, как будто это просто смешная шутка.

— Вера, ты себя слышишь? У тебя нет ни малейшего понятия о том, как живёт этот мир. Ты, правда, думаешь, что хоть что-то получишь? Да мой адвокат распилит тебя в пух и прах.

— Возможно. Но я не отступлюсь.

Он бросает на меня пристальный взгляд, и я вижу, как в его глазах мелькает раздражение.

— Так, — тяжко вздыхает он. — Заканчивай этот цирк. Слушать тебя дальше нет ни времени, на желания. Хочешь развод — разводись. Забирай свои вещи и катись на все четыре стороны! А если хочешь остаться в этом доме, то закрой свой рот и делай вид, что у нас все хорошо. У тебя, к слову, это очень хорошо получается.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь справиться с нарастающим отчаянием. Слушать его оскорбительные слова почти невыносимо, но я крепко сжимаю руки в кулаки и стою перед ним, не отводя взгляд.

Его лицо, когда-то близкое и родное, теперь кажется чужим, почти враждебным. Как долго он копил эту ненависть, эту злобу? Как мог человек, с которым я провела лучшие годы, так меня презирать?

— Ты никогда не выиграешь суд, Вера. У тебя просто нет шансов, — заявляет он, словно уже вынес окончательный приговор. — А если решишь судиться, потратишь последние копейки и останешься ни с чем. Зачем тебе это? Будет лучше, если ты просто согласишься на мои условия.

Слушая его, я осознаю, что больше ничего нас не связывает. Этот человек стал для меня чужим, но я твёрдо решаю не позволить ему превратить мои чувства и мою жизнь в ничто. Я поднимаю подбородок и смотрю ему прямо в глаза, сдерживая слёзы и гнев:

— Что ж, спасибо за бесценный жизненный за урок сроком в двадцать шесть лет. Я найду себе квартиру и съеду отсюда в ближайшее время. А копию судебного иска ты получишь по почте.

На его лице мелькает лёгкое удивление, но оно тут же сменяется презрением. Он поворачивается и уходит, словно наш разговор не стоит даже его внимания, а я остаюсь одна в пустом коридоре, слушая, как хлопает дверь.

Артем

Утро начинается как обычно — загруженное и полное мелких дел, требующих внимания. Секретарь приносит свежие отчёты, которые я попросил подготовить ещё вчера, и аккуратно кладёт их на стол. Должен сказать, что после моего прихода здесь порядочно навели чистоту в документации и рабочих процессах, но кое-где ещё остаются моменты, которые нужно улучшить. В этой фирме, несмотря на общий порядок, многое строилось по старым схемам, и я уверен, что новые правила работы многим покажутся непростыми. Но, как я и обещал, никакой резкости — всё поэтапно, с терпением и тактом.

— Хорошо, Лариса, спасибо, — говорю секретарше, кивая в знак благодарности. — Передайте, чтобы по готовности провели сверку со сводом прошлых лет. И, пожалуйста, пригласите ко мне Воронову из бухгалтерии.

Секретарь кивает, выходит из кабинета, а я просматриваю документы, мысленно составляя список вопросов. Вера Петровна, насколько я успел заметить, — одна из самых скрупулёзных и внимательных сотрудниц. В ней нет этого напряжения, которое присуще многим: она держится спокойно и сдержанно, что в нынешней ситуации работает ей только на пользу. И, надо сказать, её работа сразу привлекла моё внимание — сводные отчёты в полном порядке, да и вообще вся документация аккуратно подшита, всё легко находится. Видно, что она знает своё дело и относится к нему всерьёз.

Когда Вера входит в кабинет, я поднимаю глаза отрываясь от бумаг и приветственно киваю. На ней бежевые брюки, которые обтягивают стройные худые ноги, и белая блузка, которая придаёт ей ещё больше уверенности и профессионального вида. Темные волосы по плечи, которые слегка завиты. Я отмечаю это мельком, не позволяя себе отвлекаться, но не могу не признать: есть в её облике что-то, что делает её притягательной. Она не пытается привлечь к себе внимание, но как-то умудряется привлекать его своей сдержанностью.