Мой бывший пациент (СИ) - Владимирова Анна - Страница 7

— Я уже позвонил своим, меня заберут с минуты на минуту.

— Я не отпущу! — взвилась я. — Горький — свидетель! Я в тебя лучше еще раз выстрелю!

— Ива, ты не можешь в него стрелять… — начал было вкрадчиво Давид, но куда там!

— Да ты знаешь, сколько времени мы потеряли, собирая его сердце?! — обличительно тыкнула я транквилизатором в идиота.

— Горький, забери придуршную, — угрожающе процедил Стас, — а то привлеку ее по статье.

— Я тебе привлеку! — засучила я рукава и двинулась на Стаса.

— Ива! — предупреждающе крикнул Давид, как мы со Стасом вдруг синхронно осели на пол и улеглись едва ли не рядышком, вытянувшись вдоль плинтуса.

— Реанимацию! — прохрипела я медсестре. — Князеву!

Стас, в отличие от меня, сознание потерял. Я же, кое-как дыша, навела резкость на Горьком, державшем меня на коленях.

— Все нормально, — мотнула я головой. — Анемия…

Князева уже уложили на кушетку с кислородной маской.

— Пульс нормальный, — сообщила мне бригада. — Приходит в себя.

— Игорю не звонить, — глянула я на доктора. — Не тревожить без моего ведома, ясно?

Подчиненные нерешительно переглянулись, а я пересела на стул.

— Какого черта? — просипел Стас хрипло.

Хотела бы я знать. Но, скорее всего, этот идиот дал такую нагрузку на неокрепшее сердце, что даже мое не потянуло.

— Допрыгался, герой? — презрительно выдавила я. — Тебе нельзя вставать.

В палату послышался стук, и заглянул некто с мрачной небритой физиономией:

— Мы за Князевым.

— Я разберусь, — хмуро сообщил Горький и вышел в коридор.

— Какого черта ты творишь? — Я поднялась и прошла к кушетке. Стас лежал бледный, его глаза лихорадочно блестели, а лоб покрылся испариной. Даже жалко стало, если вспомнить, кто именно уложил его на кушетку. — Я поставлю тебе капельницу…

— В пятидесяти километрах от Москвы в резервации умирает подросток, за которого я взял ответственность, — вдруг просипел он. — Я не смог дозвониться кому-то, кто бы оказал помощь. Ночь он может не пережить.

Я нахмурилась, покусала губы…

— Скажи, откуда забирать. Я съезжу за ним.

Стас перевел на меня взгляд и тяжело сглотнул…

Через полчаса мы уже летели с Горьким и бригадой скорой помощи по МКАДу. Сидя рядом, мы с Давидом изучали документы, которые мне скинул Стас.

— Я только сегодня узнал, что у Стаса есть приемные, — качал головой Давид, глядя в экран мобильника.

— Да, неожиданно. — Я листала ту же самую папку документов со своего аппарата.

Оказалось, что у Князева-младшего подтвержденный статус опекуна, и за ним числятся два десятка подростков-оборотней. Да еще и таких, на которых бы другие приюты поставили крест. Все — с зависимостями в прошлом. «Трудные подростки». Парень, который нуждался в помощи, поступил к нему самым последним и все еще был на реабилитации. Мы связались с ответственным, которым оказался самый старший из группы. Семён сказал, что Карен периодически теряет сознание, а когда приходит в себя — кричит и бредит. По всем признакам у парня вырисовывался либо острый аппендицит, либо что-то с почками. Что бы там ни было, оно совершенно точно угрожало его жизни. Но трагичней всего было то, что полевые врачи обслуживать такой приют не особо рвались. Один вызов, и местный фельдшер уехал в другом направлении, не оставив себе замены. И такая ситуация возникала сплошь и рядом. Если бы Стас не был в больнице, он бы сам отвез Карена в хирургию. Но он не мог. И это роковое стечение обстоятельств теперь может стоить парню жизни.

Когда вспышки огней скорой залили пропускной пункт поселка красным, было уже темно.

— Мы поедем обратно через некоторое время, — сообщил водитель охраннику, и машина помчалась дальше по гравийной дороге, подпрыгивая на колдобинах. — Держитесь!

— Горький, вот я все понимаю, — клацала я зубами, держась за ручки. — Но не понимаю, зачем ты едешь со мной…

— Хочу сам посмотреть на все, — отозвался Давид. — Я долго думал о Стасе очень плохо и не могу поверить, что настолько ошибался.

А посмотреть было на что. Я готовилась увидеть все, что угодно. Но взгляду предстала небольшая парковочная площадка перед высоким каменным забором. За ним — обширный ухоженный участок. Повсюду остатки леса — деревья, кустарники — и каменные дорожки. Вдоль дорожки горят фонари. Во дворе витает запах еды, а перед двухэтажным кирпичным домом мальчишки гоняют мяч по площадке.

На крыльце нас уже ждали.

— Скорее, — кивнул высокий парень на двери и махнул мобильным. — Я разговаривал с вами. Семен. Карену совсем плохо…

Мы с Горьким проследовали за ним в сопровождении двоих медиков с носилками и чемоданами. Одного взгляда на Карена оказалось достаточно, чтобы понять — дело совсем плохо и много времени упущено. Мы его даже разогнуть не смогли — так сжался кренделем, пытаясь ослабить боль.

— Карен, — пыталась дозваться я парня, делая инъекции. Но он только мотал головой, не открывая глаз, и что-то невнятно мычал. — Мы здесь, чтобы помочь тебе.

Осмотреть его толком не удалось, пришлось отнести в машину как есть. Весь путь до больницы мы с докторами были заняты тем, чтобы парень дотянул и хоть немного пришел в себя. Я слышала, как Горький отвечает по мобильному, но никак не могла понять, с каким именно из Князевых он говорил. Как выяснилось потом — с обоими.

Игорь приехал на осмотр брата и потерял меня. А Стас переживал за своего подопечного и пытался выяснить обстановку у Давида.

У Карена оказался перитонит, и мы его едва не потеряли, но операцию он пережил, и теперь нас всех ждали его первые критические сутки. Мне казалось, что ночь он должен пережить. Такие, как этот Карен, вцепляются в жизнь зубами намертво. И почему-то это стало для меня особенно важно.

Оказалось, что я отдала сердце не безнадежному подлецу.

Из операционной я выползла на ватных ногах и едва ли не по стеночке. И сразу же попалась Князеву-старшему под горячую лапу.

— А ну в смотровую! — рявкнул он, подхватывая меня под руку.

— Узнаю, кто тебе донес, уволю, — устало повисла я на его крепкой руке.

— Стас, — удивил меня Игорь. — Ива, ну чего ты ждешь? Почему не сделала капельницу? А выходной свой после бессонной ночи и обморока проскакала на ногах, да еще и в операционной оторвалась!

— Ой, чья бы собака рычала, — закатила я глаза, растекаясь по кушетке. — Что ты от меня хочешь?

— Я не хочу узнавать в тебе себя, — вдруг обреченно выдал он. — Руку давай.

— Тебе, значит, можно, — зачем-то препиралась я, устало глядя на него из-под ресниц.

— Мне можно, — сосредоточенно возразил он, вводя иглу мне в вену. — Не шевели рукой.

— Я помню.

— Меня не оставляет чувство… — Игорь поймал мой взгляд. — …что моя история тебя подкосила.

— Нет, — отвела я взгляд.

— … стала последней каплей. И трагедия со Стасом добила окончательно.

— Ты по привычке берешь на себя не просто много, Князев, а все и сразу. И за всех. — Я прикрыла глаза, наслаждаясь отдыхом. — Перестань. Как Яна?

— Нормально. На работе, — отстраненно ответил он.

— Что по ее сердцу думаешь?.. — Игорь нехотя отвечал, но я видела — все его мысли заняты братом. И немного мной. — Думаю, Яна сможет и сама родить…

— Не хочу рисковать, — нахмурился он. — Кесарево будет безопаснее.

— Ты прав. А оперируешь сейчас где?

— Пока у Розмуха в основном. Не хочу выпускать Яну от себя.

— И тут ты прав. — Я улыбнулась. — Яне повезло с тобой.

Игорь не спешил отвечать на мою улыбку, вглядевшись в меня слишком пристально.

— Я в порядке, — проворчала я, игнорируя его внимание.

— Я хотел попросить тебя не тратить силы на Стаса. Он это не оценит. Побереги себя, пожалуйста.

— Я — тоже его хирург, Игорь. Штатный, в отличие от тебя. — Возможность выстроить между нами стенку внезапно понравилась, и я схватилась за нее с энтузиазмом. — И давай я сама буду решать, на кого мне тратить время.