Изумруды Кортеса - Гальван Франсиско - Страница 26
- Предыдущая
- 26/62
- Следующая
Кортес, который уже получил от Киньонеса последние новости о Тристане, за исключением того, что каталонцу удалось ускользнуть от Сандоваля, продолжил свою речь:
— То, что он кабальеро — это его собственные слова, и до сих пор мы все ему верили, тем более что, будучи здесь, он и впрямь вел себя как особа благородных кровей. Впрочем, теперь, похоже, есть основания в этом усомниться.
— Какие основания? — пролепетал совсем сбитый с толку Хуан.
— Повторяю то, что уже сказал вам: вполне может статься, что именно он убил вашу сестру и замешан и в других тяжких преступлениях против меня и даже против власти императора. Примите мои извинения за то, что я не могу сообщить вам подробности, впрочем, чем меньше вы будете знать об этом, тем лучше будет для вас, если вы, конечно, не заодно с этим мошенником.
— Я с ним не заодно, и вообще я не верю, что он может быть замешан в каких-то темных делах, на которые вы намекаете, всячески пытаясь опутать меня своими лживыми выдумками!
— Ах так, лживые выдумки! — Кортес начал терять терпение. — Доказательства того, что это не ложь, очень скоро будут представлены! И молитесь, чтобы не оказалось, что вы — сообщник Тристана, если только его и в самом деле так зовут, в чем я сильно сомневаюсь!
Хуан Суарес промолчал в ответ на этот гневный выпад Кортеса из опасений еще более разжечь ярость своего родственника, а вовсе не потому, что ему нечего было возразить на эти обвинения — ведь изворотливости и самомнения Хуану было не занимать.
— Где вы познакомились?
— На Кубе. Он человек знатный и всячески это демонстрирует.
— Что за отношения вас связывают?
— Чего вы хотите добиться, устраивая этот допрос? — вскипел Суарес.
— Узнать, кто убил донью Каталину, — вмешался в разговор Киньонес.
— Именно, — подтвердил Кортес. — Извольте отвечать прямо.
— Я встречался с ним не чаще, чем с вами, хотя, уж конечно, он человек гораздо приятнее вас, отпрыск знатного рода, пусть и побочный, и при этом никому не сделал ничего дурного.
Кортес, поняв, что так ему не много удастся выведать у своего шурина, решил показать ему изумруд в форме розы, найденный на постели покойной. Как ни вглядывался губернатор в лицо дона Хуана, но не смог обнаружить никаких признаков того, что камень был ему знаком.
— Прекрасная работа, — отметил Суарес, слегка пожав плечами.
— Узнаете вы этот камень? — спросил Кортес.
— В первый раз его вижу.
— Его обнаружили на ложе доньи Каталины наутро после той ночи, когда она была убита. Этого камня не было среди ее драгоценностей, и есть основания предполагать, что его потерял там убийца. Вы уверены, что никогда не видели его у Тристана, пока находились здесь, в Новой Испании?
— Никогда. Я все уже вам рассказал и прошу вас, прекратите терзать меня своими расспросами и мучить, рассказывая всякие нелепицы! Знайте, что вам не удалось ни на йоту изменить мое мнение ни о вас, ни о доне Тристане!
— Посмотрим, что скажет Тристан, когда его доставит сюда капитан Сандоваль. Кто знает, может быть, он не станет защищать вас с таким же пылом, с каким вы стремитесь обелить его. Пока можете быть свободны, но вы не вернетесь на Кубу без моего разрешения. Вы и ваша матушка у меня в гостях, так что располагайтесь в доме, который предоставлен в ваше распоряжение.
Суарес уже направился к дверям, втайне негодуя на то, что губернатор вознамерился сделать его своим пленником, когда Кортес снова окликнул его:
— Кстати, похоронная церемония, о которой говорил вам Киньонес, действительно состоится в новой церкви, которая устроена в бывшем главном святилище Мехико. Что же касается венчания вашей сестры доньи Франсиски с Гонсало де Сандовалем, то это не более чем хитрая выдумка Киньонеса, хотя я был бы искренне рад, если бы эта свадьба действительно состоялась. Ступайте.
Присутствовавший при их беседе Киньонес смог наконец составить себе представление о том, что же это была за тайна, которую от него так тщательно скрывали и которая не так давно вызывала у него столь бурное негодование. То немногое, что ему еще не было известно, он узнал, когда они с доном Эрнаном остались наедине — генерал больше не видел смысла скрывать что-либо от своего верного помощника.
Меж тем Гонсало де Сандоваль, пристроившись возле стада свиней, плыл на каравелле по направлению к Веракрусу. Все шло благополучно, несмотря на непривычное общество, в котором он оказался. Хотя он старался держаться подальше от своих щетинистых попутчиков, однако вокруг все провоняло свиным духом и не было уголка, не изгаденного грязью. Сандоваль позаботился об изрядном запасе провизии, так что во все время путешествия мог не выходить из своего укрытия, но, в конце концов, по прошествии трех дней, поняв, что опасность позади, он все же решился выбраться на палубу и глотнуть свежего воздуха, к величайшему неудовольствию капитана.
Высадившись в Веракрусе, Сандоваль вновь обрел верного Мотилью, которого оставил под присмотром своего друга Родриго Ранхеля, и галопом помчался в Койоакан, так что рисковал загнать коня до смерти.
Нетрудно вообразить себе разочарование и гнев дона Эрнана, получившего весть о бегстве Тристана. Во-первых, рушились надежды пролить свет на таинственную смерть его супруги и вывести на чистую воду заговорщиков, о которых генералу поведал Сикотепек. Кроме того, он окончательно убедился в виновности каталонца, особенно когда выслушал рассказ о том, как дружки Тристана, прибывшие за ним на шлюпке, обошлись с Сандовалем, встретив его градом пуль.
Сикотепек же, будучи человеком чести и слова, едва выйдя из темницы, поспешил исполнить обещание, данное Кортесу, хотя, впрочем, ему стоило бы поумнее взяться за дело. В первую очередь он навестил некоторых известных ему жрецов, которые все еще отвергали веру в истинного Бога, упорствуя в своих нечестивых суевериях и дьявольских ритуалах.
Местные индейцы до сих пор нередко обращались к ним, чтобы узнать о судьбе какой-либо пропавшей вещи, и эти жрецы прибегали к ворожбе и могли посредством колдовства указать, где можно отыскать пропажу. При этом они бросали в миску с водой несколько зерен маиса и не отрывали от них взгляда, лишь изредка закатывая глаза и что-то беззвучно бормоча, — без сомнения, только для того, чтобы придать себе важности в глазах тех невежественных бедняков, что обращались к ним за помощью. В конце концов жрецы объявляли, что им открылась судьба потерянной вещи, впрочем, это далеко не всегда означало, что ее можно найти.
Сикотепек попытался таким способом узнать, где находятся изумруды, украденные испанцами у его отца, чтобы через них выйти на след убийц. Но, по-видимому, из-за того, что утраченных камней было целых пять, жрец запутался и не смог дать никаких объяснений. И хотя сам Сикотепек позже уверял меня, что прорицатели будто бы указали, в какой стороне искать один из камней, я-то считаю, что все это были сплошные выдумки и ухищрения этих приспешников сатаны совершенно бесполезны, как лишний раз показал случай с изумрудами. Ведь не случайно же Сикотепек не смог сообщить нам ничего нового после посещения жрецов.
Еще говорят, что языческие колдуны могут при помощи своей черной магии отыскать пропавшего человека и точно сказать, жив он или мертв, так что наш индейский касик прибег к их помощи и для поиска убийц. Но насколько я знаю обычаи туземцев, это колдовство пускают в ход, только когда речь идет о знакомых вопрошающей особы, и оно не может помочь, если дело касается людей, никому не известных, как было в случае с этими убийцами — ведь тогда никто из нас не знал, кто они такие. Поэтому я думаю, что индеец, рассказывая о полученных им предсказаниях, просто-напросто все сочинил.
Но возвратимся к нашей истории, так как поистине магия и колдовские чары, которыми эти дьяволопоклонники уловляют в свои сети души наивных туземцев, не заслуживают того, чтобы им отводилось столько места в нашем правдивом повествовании.
- Предыдущая
- 26/62
- Следующая
