Калинов мост (СИ) - Криптонов Василий - Страница 2

— Избушка-избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом.

Честное слово — я был уверен, что ничего не произойдёт! А избушка вдруг зашевелилась.

Нижние венцы оторвались от валунов-фундамента, на припорошенную снегом землю посыпался сухой мох — утеплитель. Из-под избушки показались желтые куриные лапы, украшенные длинными изогнутыми когтями. Задумчиво переступили, потом одна лапа зябко поджалась.

А на крыльцо выскочила разгневанная Карелия Георгиевна, она же Баба Яга.

— Ты что творишь, ирод⁈

Избушка переступила на другую ногу и накренилась. Карелия Георгиевна полетела с крыльца вниз. Я бросился к ней. Успел подхватить на лету, о землю старушка не ударилась. Пожелала мне:

— Чтоб тебя черти сожрали!

— Я тоже очень рад вас видеть. За землетрясение извините, не хотел.

Я осторожно поставил бабку на ноги.

— Смирно! — гаркнула избушке Карелия Георгиевна. — Сидеть!

Та с заметным облегчением принялась опускаться обратно на фундамент. Вскоре нижние венцы коснулись валунов. Чудо природы застыло и снова выглядело как самая обыкновенная изба, не прикопаешься.

— Теперь с полов дуть будет, — ворчала Карелия Георгиевна, поднимаясь на крыльцо. — Я только-только щели заткнула, в тепле зимовать собралась! А он — тут как тут, повернись, избушка! Затыкай сызнова, бабка. Чай, заняться-то тебе больше нечем…

— А вы разве мёрзнете? — удивился я. — Твари же — не того. Ну, в смысле, не этого… Я имею в виду, не должны мёрзнуть?

Карелия Георгиевна обиделась окончательно.

— Это кто тебе тут тварь⁈ Я — не тварь, я фольклорный персонаж!

— Да всё-всё, понял, это другое. Не кричите.

— Вот именно, что другое!

Карелия Георгиевна нагнулась, принялась собирать с пола рассыпанную посуду. Вздохнула над разбитым горшком. Я присел рядом с ней, помог собрать уцелевшее.

— Блин, ну честно — не хотел. Не думал, что избушка правда на куриных ногах. И что она меня послушается.

— А чего бы ей тебя не слушаться? Ты ж — кто такой есть?

— А кто я есть?

— Добрый молодец, богатырь! Силы немалой. Так чего бы, спрашивается, этой дурище неразумной тебя не слушать?

— Угу. Хотите сказать, что избушка бы повернулась, и я мог бы в потусторонний мир пройти?

Карелия Георгиевна усмехнулась.

— А то без избушки не можешь. Уж мне-то не рассказывай… Говори, зачем пришёл?

— Вы Кощея Бессмертного знаете?

— Не знаю и знать не хочу! Из всех продажных тварей Кощей — самый проклятущий.

— Угу. То есть, всё-таки знаете. Он похитил мою невесту.

— Невесту? — изумилась Карелия Георгиевна. — Твою? Да у тебя в каждом селе по невесте! Уже, поди, со счёта сбился, скольких…

— Ой, всё! Давайте оставим в покое подробности моей личной жизни. Речь о Катерине Матвеевне Головиной. Её похитил Кощей и утащил в потусторонний мир. Недвусмысленно дал понять, что освободить Катерину Матвеевну я смогу, только если прибуду за ней лично. Хотя этого мог бы не говорить. Я в таком бешенстве, что на краю света этого вашего Бессмертного отыщу и вечным двигателем работать заставлю. Коль уж сдохнуть не может, так пусть хоть пользу приносит. Вопрос лишь в том, сколько времени займут поиски. Почему, собственно, я здесь. Вы можете подсказать, где искать Катерину Матвеевну?

Карелия Георгиевна развела руками.

— Кощей мне — не сват, не брат. Что делает, не говорит, а и говорил бы — кто б эту тварюгу слушал. Что за Катерина Матвеевна, я знать не знаю, то ваши людские дела. Но ежели она тебе невеста, могу поискать.

— Гхм. Что значит «ежели она тебе невеста»?

Карелия Георгиевна ухмыльнулась.

— Ой уж! Тебе ли не знать. Пол-округи оприходовал… Когда у тебя с этой Катериной Матвеевной любовь была в последний раз?

— Вы сейчас про физическую любовь?

— А то про какую же?

— Н-ну, всякое бывает. Платонические отношения, например. Духовная общность, опять же…

Карелия Георгиевна посмотрела на меня с подозрением.

— Это ещё что за зверь?

— Это когда без секса.

— Какая такая «бесекса»? — совершенно потерялась старушка. Она положила подобранную утварь на стол и плюхнулась на лавку.

— Господи, как же меня порой утомляет эта распущенность восемнадцатого века… Ничего-то за иностранным словом не спрячешь, всё-то надо прямо в лоб говорить. Соитие, сношение, совокупление, слияние мужской и женской сущностей.

— Ну? — сдвинула брови Яга. — И когда у вас это соитие было? Чем больше времени прошло, тем труднее искать будет.

— А вот сейчас, Карелия Георгиевна, о самом неудобном, — вздохнул я, усевшись на табурет. — Тут, видите ли, такая ситуация…

Карелия Георгиевна сильно поменялась в лице.

— Да ты что?..

— Ну, вот так.

— Ну-у-у, братец… Великая любовь, значит.

— Серьёзно? — посмотрел я на старушку озадаченно.

— А то ж нет. Когда к девице не как ко всем, а на особинку относишься — это значит, не просто так, баловство. Кощей, собака, знал, кого похищать-то, не абы куда метнулся, паскуда.

— Все всё знают, один я, как всегда, не в теме. Помочь-то можете чем? Или, раз ничего не было, то на «нет» и суда нет?

Карелия Георгиевна печально вздохнула.

— Трудную задачу загадал, с наскока не решить. Телами-то вы, получается, не связаны… Ладно. Ты — вот что. Принеси мне какую-нибудь личную вещицу этой Катерины Матвеевны.

— Насколько личную?

— Чем личнее — тем лучше, а там уж сам смотри, по своей испорченности. И сразу скажу: долго ждать придётся. Колдовство непростое, но — помогу, чем смогу.

— Понял, принял. — Я встал, потянулся. — Разрешите идти? Или ещё чего скажете напоследок?

— Скажу, — снизу вверх исподлобья посмотрела на меня Яга. — Скажу тебе, в чём сила кощеева.

— В яйце?

— Да ты как такое знаешь⁈ — вскочила старушка, сжав сухонькие кулачки.

— Сказки, там…

— А-а-а, сказки… Сказка — ложь, да в ней намёк. Яйцо есть, только большое и железное. Оно там же, в загробном мире лежит. Кощей туда ходил и опосля изменился. Сильным стал. Страшным…

— А был хилым андрогинным красавчиком?

— Был туда-сюда человеком, хоть и скотом последним. А после того, как звезда с неба грохнулась и яйцо на том месте осталось, он в это яйцо один и зашёл. А вышел другим. И менялся ещё потом. Потихоньку. Истощал весь. Всех чертей подчинил и заставил яйцо то сторожить. Потом замок себе вокруг него построил. Ну а там я уж плюнула и ушла совсем. Стала границу сторожить. Ещё видались, конечно, не без того. Кощей царём себя провозгласил, приказывать пытался. Ну да не на ту напал! Мне что приказ, что обсерватория, один пёс. Так, сошлись на кой-чём. Я сюда чертей не выпускаю, а ежели кто отсюда в потусторонний мир захочет — пожалуйста. Коли дурак смерти ищет, мне не жалко.

— И много желающих?

— Да когда как. В былые времена чуть не каждый год смельчак какой-нибудь вырисовывался. Оно ж как было? У молодца невеста от лихорадки какой преставится — он и ко мне. Так, мол, и так, пропускай, пойду Кощею морду бить, да любимую доставать. Ну и…

— Ни один не вернулся?

— Да ты видел ту морду, у Кощея-то?

— Бог миловал.

— Вот, то-то же. Потом народ поумнел малость, в сказки верить перестал. Совсем забыли меня, старуху.

Карелия Георгиевна пригорюнилась, но печаль её всё-таки казалась напускной.

— Скажи мне вот ещё чего, бабушка Яга. Что за равновесие такое? Почему чертей в наш мир Кощей отпускать не любит?

Я был уверен, что сейчас мне скажут, что это очень сложно, и чтобы постигнуть баланс, нужно тысячу лет медитировать в тибетской пещере. Но — нет. Старушка фыркнула и пояснила:

— Так от чертей сила идёт. Небось, сам видал — они любую тварь подчинить могут.

Я припомнил, как самый первый чёрт в первую нашу встречу явился с упырями — и кивнул.

— Вот! Когда черти там, — Карелия Георгиевна ткнула пальцем под ноги, — они своей силой Кощея подпитывают. А когда уходят, сила сюда хлещет. Ежели сразу много чертей придут, поднимется здесь тварный царь, не хуже Кощея. Поэтому строго так.